Страница 6 из 9
– Что он бормочет? – обратился «допустим Семён Семёныч» к Костолому.
– Не разобрал, босс, – виновато развёл руки амбал.
Бывший кузнец, Михаил Кремниев понял: отныне он может управлять своим слухом, то есть, если он что-то не захочет услышать – он этого не услышит.
– Помолчите, – сказал он бандитам. Весь он, его чутьё было устремлено к колёсику, дабы уловить специфические щелчки.
Наконец Михаил услышал нужные щелчки – сейф открылся. В железной нише стопой лежали пачки денег, в основном валюта.
– Ну, что, Михаил Евгеньевич, как настроение? Нравятся книжечки? – босс торжествовал. – Костолом, укладывай улов. Кремниев отошёл от сейфа. Урча, амбал начал смахивать пачки денег в обычный продуктовый пакет. «Шляпа» вплотную приблизился к новоиспечённому медвежатнику, его лицо подобрело, он даже не дымил сигарой.
– Миша, я не ошибся в тебе. Эх, теперь мы с тобой таких дел наворочаем. Ты будешь богат, Миша!
Кремниев никак не реагировал, но внутри его всё клокотало:
«Врезать этому с правой. А потом. Что потом?» Перед глазами проносились предполагаемые картинки драки, а затем лица: Вари, Саши, Елены Сергеевны.
– Закончил, Костолом?
– Ага, – амбал встряхнул полнёхонький пакет.
– Лады. В машину. Костолом, пришли пакет, чего вцепился?
– Я не вцепился. Отличный улов, босс.
– Всё. Уходим.
Они стянули балаклавы. Костолом завёл мотор джипа. «Допустим Семён Семёныч» настроил на своей (кстати, плешивой) голове шляпу, после протянул Кремниеву несколько зелёных пачек.
– Твоя доля, слухач. Слухач. Хорошая кличка, Костолом?
– Нормалёк кличка, босс.
Джип рванул по улицам города. Бандит бросил пачки на колени бывшего кузнеца.
– Заработал, слухач. Честно заработал, – он вставил в рот новую сигару, сверкнул зажигалкой.
– Я знаю, что такое настоящая работа, – ответил Михаил. – А воровство я работой не считаю. Это криминал. И тюрьма.
– Да что ты говоришь, товарищ бывший кузнец. Ха, кузнец. Ку-у-узне-е-ец. – проблеял «Шляпа» и выпустил дым в лицо Михаилу.
И тут Кремниев сделал то, что давно хотел – он врезал «допустим Семён Семёнычу» – боссу, «Шляпе» в челюсть. С правой, как и хотел. У бандита расплющилась сигара на окровавленной морде.
– Не понял, – дал по тормозам Костолом. В его руке блеснул вороненый «ствол». Слава богу, он не догадался заблокировать двери машины.
Михаил вывалился из джипа на мокрый, грязный асфальт. Там, где они остановились, было светло – светили фонари. Дождь продолжал лить. Михаил откатился от машины, амбал выскочил из джипа.
– Ах ты, падла! Да я тебя…
Кремниев ринулся на амбала, он подсёк и повалил бандита. Завязалась борьба, Михаил чувствовал, что он побеждает. Но вдруг раздался выстрел, за ним ещё… Последнее, что Михаил услышал – вой сирены полицейской машины.
Из темноты выплыл старик с платиновыми волосами и со странным на лбу рубином, который постоянно менял цвет. Сердитое лицо старика притягивало. Неизвестно откуда, но Михаил знал: сердитый старик на самом деле – добрый.
– Не устал лежать? – спросил старик.
– Устал, – ответил Михаил.
– Небось какого-нибудь голубого туннеля ждёшь, или света, направленного сверху, – как от прожектора. Слыхал про такие штучки? – усмехнулся старик.
– Слыхал. Но не жду, а впрочем…
– К матери с отцом хочешь?
– Хочу…
И тут сердитое лицо старика стало страшно-гневным, а его глаза – чёрными. Старик направил на Кремниева… кукиш. Пальцы были настолько сильно сжаты, что стали синими.
– Во-о! – заорал, плюясь, старик. – Во-о!!!
От этого яростного крика у бывшего кузнеца заложило уши, но он вспомнил, что может управлять слухом, он напрягся, и вот это самое «Во-о!!!» превратилось в немые губы, прячущиеся в платиновой бороде. Бывший кузнец улыбнулся своей шутке. А ещё ему было неловко перед стариком: да, он хотел бы повидаться с отцом и матерью, но только повидаться. А вообще, ему много дел предстояло совершить на Земле и поэтому умирать он вовсе не собирался. Старик не дослушал его, поэтому недопонял. Старик испарился неожиданно – так же как и появился. Михаил успокоился и услышал: «Он приходит в себя».
– Больной, вы меня слышите? – позвали Кремниева.
– Конечно, – ответил больной и открыл глаза.
Над ним склонился врач: молодой, лощёный, уверенный на двести процентов в себе.
– Больной, оживаем?
Михаил попытался сесть, тело его не слушалось.
– Лежать, – спокойно и профессионально остановил его попытки молодой врач. – Валя!
– Здесь я, – откликнулась медсестра, тоже молодая, и тоже ухоженная, и тоже уверенная в себе.
– Переводим в общую палату.
– Подождите, доктор. Я долго… спал?
– Вы были в коме две недели. Валя, в общую. Да, разрешаю приём посетителей.
Молодой лощёный врач исчез, а молодая ухоженная медсестра без слов, деловито принялась освобождать Михаила от трубок и проводов. А потом явились весёлые санитары с каталкой. А потом был лифт. И вот уже Кремниев в общей палате, где двое больных мужчин и он – третий. Койка, стул, тумбочка, стакан, ложка – всё как положено.
– Спасибо, ребята, – поблагодарил он санитаров после того, как те помогли ему перебраться на койку.
– Это наша работа, – ответил задорно один.
– Мужик, ты молоток, – сказал, подмигнув, другой.
И они ушли, а в палату буквально ворвалась Варя.
– Миша! Мишенька!
И только теперь он осознал – живой.
– Ну, ты это, что ты…
Она без конца целовала его: в небритые щёки, в сухие губы, в мокрые глаза, она целовала его руки.
– Ты это, что ты, – мямлил он, растерянный.
Она плакала.
– Их арестовали, Мишенька. А мама моя абсолютно выздоровела. И вся её палата выздоровела. И весь этаж онкологии. Грибы твои поели.
– Грибы?
– Ага, опята твои. Произошло чудо! Миша! Ой, – она вдруг вспомнила про инвалидность Кремниева. – Я слишком громко говорю?
– Варенька. Теперь ты можешь со мной разговаривать и тихо, и громко. Громкие звуки с недавних пор не причиняют мне боль.
– Ой! Ещё одна радость!
Она снова начала целовать его. Ему было неловко.
– Успокойся, Варя. И вообще… из благодарности не надо.
– Что? – Варвара резко откинулась на спинку стула. – Из благодарности? Глупый. Дурак! Я люблю тебя, дурачок мой.
В палате возникла немая стоп-сцена: Варя с прямой спиной сидела на стуле, она вся горела; Кремниев, вымазанный помадой, смотрел на неё и не верил своим глазам и ушам; двое невольных свидетелей – больные мужчины, разинув рты, также замерев, наблюдали за всем этим.
– И я тебя, Варя, люблю.
Последние очухались первыми и зааплодировали. Кстати, у одного из них была загипсована рука.
– Кхе! Кхе! – громкий кашель заставил всех обратить на себя внимание. Мужчина крепкого телосложения, в накинутом на широкие плечи халате, спросил с порога:
– Кремниев Михаил Евгеньевич тут кто?
– Это я, – отозвался Михаил. – Вы…
– Нет, я не из полиции. Но будут и из полиции. Барышня, я на пять минут. Позволите?
– Конечно. Я подожду в коридоре, – шепнула Варя бывшему кузнецу и упорхнула.
Её место занял здоровяк. На вид ему было лет пятьдесят с небольшим.
– Я не из полиции, Михаил Евгеньевич. Я из ФСБ. Полыхаев – моя фамилия. Мужчины! – (Это он больным соседям Михаила). – Покурите пять минуток. Хорошо?
– Без проблем, – откликнулись те и покинули палату.
– Михаил Евгеньевич, я сразу к делу: у меня к вам предложение.
По залу прошла прекрасная молодая женщина. С платиновыми волосами, собранными в косу, с таким же, как у старика, странным рубином на лбу, в белом сари до пола. Она загородила собой чудовище.
– Эликсир выздоровления я ему дала. И сбежать на Землю я ему помогла. И все эти века там, на Земле, втайне от тебя, отец, я помогала ему.