Неси меня, Белая

   На лодочной пристани долго не могли справиться с замком отцовой лодки. Да что за напасть-то! Но наконец цепь звякнула и отпустила семейное сокровище. Стас закинул вещи и сел на вёсла. В несколько гребков лодка оказалась на середине спокойной в этом месте реки.

   - Олька, а ведь мы будто из дома удрали. Вообще-то я всю жизнь мечтал - ночью плыть куда-нибудь...

   - Считай, что удрали. Но скоро вернёмся. Посмотрим, как там Кристинка.

   - Да ты чё? Мы же за ней поплыли...

   - Стас, тебе голова на что? Не сможем мы ребёнка забрать. Просто убедимся, что с ней всё в порядке, и назад, к Машке.

   - Ну и дурость же придумала! - Стас перестал махать вёслами, и река сама несла нас на своей маслянисто-чёрной спине.

   - Ничего не дурость. Машка с ума сойдёт от тревоги. Пока утро наступит, пока автобус доедет. Она же больная - не видел, что ли, как дышит? Проснётся утром - а тут мы с вестями.

   Стас только головой покрутил и нахохлился под широкой курткой.

   Неспешно плыли в обратную сторону мглистые берега. Жёлтый месяц грустно кивал в чернильной воде, морщился, изумлённо вытягивался. Над рекой поднимался сонный туман. Я подняла глаза к роскошной россыпи звёзд.

   Неси меня, Белая...

   Неси к светлеющему краю неба.

   Неси к надежде на то, что с несчастной Кристинкой всё хорошо.

   От страшного толчка в днище лязгнули зубы. Лодка стояла почти у самого берега, заросшего высоченной травой. Куда-то делись привычные ивы.

   - Застряли... брёвна под водой.

   - Ну так поплыли. Быстрей, или спать в лодке будешь?

   Мы уселись на берегу отдышаться. Ой, до чего холодно! Впервые поняла, что это такое: "зуб на зуб не попадает". Невдалеке в цепочке жиденьких огоньков была видна железнодорожная станция. За ней в сизой дымке раскинулся город. Где-то там заходится в плаче большеголовая Кристина, которая в первый раз оказалась без заботливых худеньких рук старшей сестры. Спотыкаясь на невидных в предутренней мгле кочках, мы зашагали к станции. Кроссовки сначала выплюнули фонтанчики воды, потом противно зачавкали. А после стало уже всё равно.

   У просыпающейся больницы вытащила из-за пазухи хитро замотанный в полиэтилен мобильник. Свёрточек то и дело норовил выскользнуть из рук.

   - Бабуля? Доброе утро! Бабулечка, я тебя сильно-сильно люблю, но ты не пугайся. Мы со Стасом в городе, проведаем Кристю в больнице. В беседке спит Машка. Ты её успокой, она очень переживает. С нами всё в порядке, с первым же автобусом будем в деревне. Всё!

   Подождит и перестанет

   В первый понедельник октября мы отпросились с последних уроков. Поедем в областную больницу к Машке. Её прооперировали. С заплатами на сердце она должна прожить долго-долго. В автобусе тесно, еле пристроили гигантскую сумку, которую Алёнка оберегала пуще, чем мать младенца. Подруга вчера вернулась из деревни, и мы решили побаловать Машку свежими продуктами. Алёнка хмурилась и кусала губы. "Волнуется", - подумала я. Сама тоже волновалась. Шутка ли: пять часов на искусственном кровообращении. Папа каждый день звонил врачу и узнавал новости: вышла из наркоза, сняли швы, разрешили встать. Полтора месяца девочка одна в больнице в чужом городе. А сегодня она к нам выйдет.

   В красивом холле Алёнка не выдержала:

   - Передадите сумку санитарке. Тяжёлая. Скажете, чтобы варенец в холодильник поставила. Творогу и сметаны там на всю палату. Я на улице подожду.

   Не успели ничего сказать, как подруга выбежала.

   - Психованная, - заключил Стас.

   Но по братишкиному носу и ушам угадывалось волнение. Они всегда краснеют. Тоже переживает Стасик, хоть и бодрится.

   Распахнулись створки двери, и медленно вышли две низенькие старушки. Одна была в синей пижаме с какой-то сеточкой на голове, другая - в длиннющем выцветшем халате. Коротко стриженные волосы торчали во все стороны.

   - Машуня ... - прошептал Стас. Всегда розовощёкий брат сравнялся лицом с бледно-салатовым покрытием стен.

   Где Машка-то? Я осмотрелась.

   Батюшки ... Воробей мой. Стойкий оловянный солдатик. Подружка ...

   Что-то сильно закололо слева, а в носу запузырилось.

   Мы со Стасом бросились к девочке и столкнулись сначала плечами, а потом и лбами.

   Санитарка заслонила Машку рукой и проворчала: "Поосторожнее. Пятнадцать минут на все разговоры. Не больше".

   Стас разулыбался, как негр в рекламе зубной пасты:

   - Какие строгие правила в больнице! А как вас зовут?

   - Ну, Валентина Ивановна. Пятнадцать минут. Распоряжение врача.

   - Конечно, только пятнадцать минут. Вот, позвольте, это вам за заботу о больных. "Рафаэлло". Хотя, наверное, никакая благодарность не возместит нервного напряжения.

   Я вытаращилась на брата. Он, как фокусник, извлёк из-под плаща коробку конфет, умудрился всучить злющей санитарке и за минуту достиг её полного расположения. Надзирательница благосклонно улыбнулась и уплыла за дверь.

   Мы рассматривали подружку. Щёки, конечно, сероватые и под глазами круги. Но губы уже розовые. И без того худосочная девочка истаяла, как льдинка на солнце. Зато дыхание ровное, нешумное.