Страница 10 из 18
- Вот, Аня, деньги за месяц вперёд. Спасибо тебе.
- Нет, тётя Вера, не надо... столько много не надо. Твои ж ребятишки нам помогают. Вчера картошку окучили.
- Бери, Анна, кому говорю - бери. Такую ораву в школу собрать никаких тысяч не хватит. Да ещё родины намечаются.
- Спасибо, тёть Вера. Я попросить хотела... мож, поговорите с Машкой. Кристину всё же придётся в инвалидный дом отдать. Жа-а-алко мне доченьку мою горемычную... народилася и для людей и для Бога лишней. Всю семью повязала... Мне работать надо. Машка тот год в школу почти не ходила. А на што? Все врачи говорят, дочка ничё не понимат и не будет. Идиотка, говорят.
- Присядь, Аня. Плачешь? Значит, слёзы ещё не все выплакала. А вот Машка не плачет - не осталось, наверное, слёз-то. Потому что всё в сестрёнку вложила - и силы, и здоровье, и жизнь свою недолгую.
- Ты, тёть Вер, пошто так говоришь? Про жизнь недолгую?..
- Погляди на свою Машуню - как головёшка чёрная, одышка, будто у старухи. Мальчишки в санаторном лагере отдохнут-полечатся, а Маша? Она тоже ребёнок...
- Так не захотела! Ей и зимой путёвку выделяли - ни в какую. В город к врачу, по сердцу который, теперь не увезёшь - драться лезет. До пены на губах кричит. Боится за Кристину. Что отдадим её...
- Одно тебе скажу: не по Машенькиным плечам этот крест. Ты мать, тебе и решать. Поговорю с девочкой. Хотя никакие слова не помогут. Тут одно осталось - ждать, пока...
- Пока что... тёть Вер, пока что?..
В кухне повисло молчание. Через минуту Анна засуетилась и ушла.
***
После завтрака мы со Стасом работали в теплице, обихаживали парники, пололи грядки.
- Ольга, а ты за Кристинку или против? - спросил брат, наполняя железную бочку колодезной водой.
Слышал, значит, утренний разговор в кухне. Ни он, ни я маленьких детей не любили и никогда не страдали от того, что в своих семьях были единственными. Оба, какговорится, поздние дети. Жили в соседних городских кварталах, встречались только по выходным да на каникулах. Куда бы ни уезжала с родителями, Стаса мы брали с собой. И наоборот. За два деревенских месяца братец успевал здорово вынести мозг, но в городе только и вспоминал летние приключения. Последний год была ещё спорная тема - Кристина, больная дочка Коршуновых.
- Я за то, чтобы Машка смогла доучиться и завести свою семью. Кристина в это никак не вписывается. Жалко её, конечно, но...
- Между прочим, прежде всего семья должна нести ответственность за воспитание детей... - затянул свою волынку член городского Молодёжного совета. Он был там самым юным, горластым и... самым бесполезным, на мой взгляд. Но ужасно важничал и напоминал индюка Гошу, когда наши отцы, споря во время воскресной встречи за пирогами, шутливо обращались к нему:
- А что по этому поводу думает Молодёжный совет?
- Мы полагаем... - начинал Стас. Вот это "мы" смешило больше всего.
- И что, Машка должна всю жизнь сидеть с Криськой, вытирать сопли и убирать какашки? У неё не должно быть своей судьбы? Ради чего? Ты хоть понимаешь, что такое идиот? Это овощ, которого нужно шесть раз в день кормить, мыть, глаз не спускать? Она никогда не заговорит, не встанет и не пойдёт. Так и пролежит в подушках... - я разозлилась и бросила культиватор.
- Ага. Тогда давай так: посчитаем затраты времени и сил на одного ребёнка. Во-первых, накормить. Во-вторых, обслужить. В-третьих, лечить и учить. Чего ржёшь? Таких, как Криська, тоже учат. Пускай вместо мамашек за ними ухаживают люди, которые могли бы заниматься другим делом. Или ещё вот какой вопрос. Что лучше: домашняя забота или казённый уход, когда на каждого ребёнка не хватает ни рук, ни времени? - Стас оживился и прямо напирал на меня речами. Эх, сейчас заболтает по обыкновению...
Вовсю раскочегарилось полдневное солнце, небо словно выцвело от зноя. Капустные листья бессильно опустились, грядка с календулой полыхнула яростным оранжевым пламенем. А сердце кольнула льдинка. До дрожи захотелось наподдать братику за глупость. Ну нельзя, нельзя заплатить за домашнее содержание Кристины жизнью старшей сестры!
- Смотрю, у вас не работа, а дебаты настоящие, - сказала бабуля. Мы и не увидели, как она подошла.
Я схватила культиватор, Стас - ведро.
- Заканчивайте да в дом идите. Разговор есть, - бабуля вроде не сердилась, но серьёзный и деловитый тон напрягал. А может, чувствовали себя провинившимися. Вот только в чём?
***
После борща и сырников спорить расхотелось. Но бабуля непреклонно потянула нас в "залу" - так в деревне называли самую большую комнату в домах. Достала большой альбом в плюшевом багровом переплёте. Скучно. Знали мы историю нашей семьи: Вера Николаевна восемнадцатилетней приехала в деревню заведовать фельдшерско-акушерским пунктом, вышла замуж, а наш несостоявшийся дед через полгода погиб на лесопилке. Усыновила мальчишек-сирот, вырастила, дала образование. Вышла на пенсию и жила среди тех, кого в разное время приняла на свои руки. Только что нам до того? На свете никого нет лучше доброй, строгой, понимающей, золотой, любимой нашей бабулечки!
Крохотная, мятая чёрно-белая фотография. За плюшевой обложкой лежала. Кто-то глазастый и худенький испуганно смотрит в объектив. Очень короткая стрижка, тонкая шея.
- Ха! - выкрикнул Стас. - Олька наша! Если ей космы остричь да не кормить месяца два!
Меня обдало душной гневной волной. Знал братик, куда ударить побольнее. Год назад пришлось бросить секцию спортивной гимнастики - стремительно выросли грудь и филейная часть. Да и рост - в четырнадцать лет на полголовы выше родителей. Пришлось записаться на бальные танцы... Дрянь ты, Стас... По пылающим щекам потекли слёзы. А бабушка не заступилась! Да разве в стаде газелей кому-нибудь есть дело до гадкого жирафёнка?..