Страница 15 из 20
- А… Тогда мало получается. Мама и то больше зарабатывает.
- Ну и езжай в свой город, раз не нравится.
- Ну и поеду.
- Ну и езжай.
Теть Галя вернулась в четыре часа. Через ее руку было перекинуто длинное расшитое узорами красное платье. Она кивнула ребятам и сразу удалилась в свою комнату. Жека спросил через дверь:
- Петь будешь?
- Буду, сынок.
- А батя там?
- Там. В первой бригаде. Все уж там. Готовятся. За мной в пять автобус заедет. Вернемся часов в девять с отцом. Вы тут не голодаете?
- Не. Борща поели, салат…
- Вот и молодцы, - она появилась в дверях, - в деревне, Лешка, трудно умереть с голоду! - и подмигнула племяннику. Лешка смотрел на нее и улыбался во весь рот: теть Галя была очень красивая в концертном платье; из густых русых волос она соорудила затейливую прическу. Получилось здорово.
- Проводите?
- Ага.
К вечеру жара спала. Солнце было еще высоко, но уже не изнуряло, не гвоздило в макушку.
Дом фронтальной стороной выходил прямо на дорогу, а за ней только пыльная ставропольская степь с чертополохом да полынью.
Колхозный ПАЗик привез теть Галю в восемь. Лешка с Жекой сидели на лавочке, лузгали недозрелые семечки из мягкого подсолнуха. Автобус остановился напротив дома, теть Галя сошла на горячий асфальт и стала осторожно спускаться по каменистой насыпи. Туфли держала в руке. Жека бросил подсолнух и рванул к ней, только голые пятки замелькали. Лешкины ноги, городские и мягкие, к таким испытаниям были не готовы. Он аккуратно выбирал куда ступить, больно шипел, если попадался острый камешек.
Жека взял у матери сумку, она обняла его одной рукой за плечи, и так они пошли к дому.
- Лешка! – крикнула теть Галя издалека, - не ковыляй, лучше принеси воды из колодца!
Лешка принес ковшик с водой. Теть Галя выпила половину. От нее вкусно по-городскому пахло косметикой, и этот запах смешивался с раскаленными степными ароматами.
- Фух! Спасибо, Лешик. Жека, а отцу-то знаешь что?
- Что? – насторожился Жека.
- Орден дали…
- Какой орден?
- Обыкновенный. Красного Знамени.
- Настоящий?
- Настоящий.
Жека с Лешкой переглянулись и дружно заорали:
- Ура!!!
- А за что, теть Галь?
- Мам, за что?
- А когда он приедет?
- А он его привезет?
Галина смотрела на ребят вроде с радостью, но как-то тревожно.
- Привезет, конечно. А когда приедет не знаю. Праздник-то закончился, да он с мужиками там остался, орден обмывать…
- У-у-у, - протянул Жека, - это надолго.
- Не должно, там же начальства разного понаехало. С района, со Ставрополя даж.
- Ему за уборку что ль?
- Ну что ты, сын. За уборку такое не дают. Это за Афганистан.
- Так это ж давно, - удивился Жека.
- Ну вот и нашла награда героя. Как бы он за руль не сел после праздника…
- Ой-ёй, - встревожился Жека. Отца уже лишали прав на два года. Права-то давно отдали, но на комбайн до сих пор не допускают.
Солнце клонилось к закату и красиво подсвечивало легкие перистые облака. Где-то на краю горизонта угадывались облака посерьезней, кучевые. Галина Ильинична переоделась в домашнее, и теперь уже все семейство лузгало семечки, ожидая отца. В половине десятого на дороге показался ЗИЛ. Все трое встали и вытянули шеи. Лешка полез на забор. Машина приближалась. Несмотря на светлое еще время, водитель включил дальний свет, противотуманки, габариты - короче, все что светится.
- Ой-ёй, - произнес Жека.
- Чего? – спросил Лешка.
- Орденоносец… - зло сказала теть Галя и зашевелила губами.
- Пошли на зады? – спросил ее Жека.
- Пошли. Лешка, слезай.
Проехать к заднему двору на ЗИЛе – дело непростое. Заборы стоят вплотную друг к другу, так что и на жигулях-то не очень покатаешься. «Как же он там поедет?» - удивлялся Лешка про себя.
Тем временем ЗИЛ поразительно ловко лавировал меж изгородей и металлических сеток, натянутых на деревянные столбы.
Из соседнего дома вышла тетя Люба, молодая светлая баба, и звонко крикнула:
- Галь! Героя-то встречаешь?
Теть Галя на ходу махнула ей рукой: некогда, мол.
Втроем навалились на задние ворота, ЗИЛ взрыкнул, плавно вошел в створ и остановился посреди двора. Галина вдавила кнопку и потянула ручку водительской двери. Дверь открылась, и ей на руки скользнуло бесчувственное тело мужа. Тело было длинным, худым и жилистым. Дядь Вова был мертвецки пьян. Он спал и улыбался во сне широкой детской улыбкой. В правой руке дядь Вова сжимал коробочку красного атласа и книжку-удостоверение.
Галина подхватила мужа и кивнула Лешке на коробочку:
- Возьми у него. Жека, помогай.
Вдвоем с сыном они попытались поставить отца на ноги. Дядь Вова приоткрыл правый глаз, мутно глянул на жену и улыбнулся еще шире и радостней. Ноги его не держали. Галина с Жекой потащили его в дом.
Лешка захлопнул дверь машины, пошел было следом, но остановился. Коробочка была приятной на ощупь. Он хотел ее открыть, но не открывал. Просто смотрел.
Он подумал, что обязательно поедет к отцу на север, и вдвоем они будут ловить загадочную рыбу хариус, про нее отец писал в письмах. А во дворе Лешка расскажет, что его дядя – орденоносец. И если лысый хмырь Киря опять не поверит, то огребет по полной. Лешка погладил атлас и вздохнул.
Свежий ветер поднял желто-серую глинистую пыль и закружился маленьким смерчем по остывающей степи. Издалека с запада долетел глухой рокот, и порыв ветра хлопнул незапертой дверью сарая.
Ночью пошел дождь.
Н А С Р А М Б Е К
Рассказ
Рота поднялась среди ночи по тревоге, хотя команды не было. Сигналом к побудке послужил истошный женский крик, от которого оконные стекла расцвели побежалостью, а капитан Ланчёв спросонья влетел в торец открытой двери, приняв вопль за визг бомбового стабилизатора.
Причиной беспорядка, как выяснилось, был рядовой Насрулла Насрамбеков, исполнявший обязанности дневального.
Насрулла с арабского – победитель. Так вот, победитель взгромоздился на тумбочку дежурного и откуда дико озирал собравшуюся толпу. Лицо его было бледным, он тихо поскуливал, временами истерически икал и скрюченными пальцами непроизвольно царапал беленую стену старой казармы. Его испуг был искренним, полным и неподдельным.
- Что, Насрамбек! Что?! – спрашивали мы.
- Мищин папа! – рыдал Насрулла.
- Что? Кто? Кого? – недоумевали сонные бойцы.
- Мищин папа побежаль! – причитал дневальный.
Вообще-то, Насрамбек не должен был служить в советской армии. (Мы его называли Насрамбек, это так же смешно, как и Насрулла, только кличка). Год шел девяносто первый, Союз трещал, военкоматы Советской Киргизии на призывы Большого Брата еще кивали, но уже не исполняли. Кроме того, Насрулла был признан негодным к строевой службе по причине инвалидности: в детстве он получил множественные ожоги, и навсегда повредил сухожилия. С тех пор его руки не разгибались в локтях и не вытягивались вверх.
Но год шел девяносто первый, Союз трещал, жрать было нечего. Насрамбек-отец с кем-то договорился, и Насрамбек-сын отправился отдавать долг издыхающей Родине за гарантированное трехразовое питание.
В армии Насрамбеку сразу не понравилось. В первый же день он не смог подтянуться на перекладине. Собственно, он на нее даже не запрыгнул: руки не тянулись. Младший сержант Мосюк попытался компенсировать недоработки советской медицины ударной дозой кренделей. Насрамбек уточнил, каждое ли утро случается зарядка, получил положительный ответ и тут же сбежал в санчасть. И уже оттуда стал проситься домой, напирая на тяжелое детство. Он еще не знал, что Родина должников живыми не отпускает.
Санчастью заведовал младший лейтенант медицинской службы. Он осмотрел новоявленного пациента, удивился и затребовал личное дело, из коего узнал, что рядовой Насрамбеков годен к строевой службе без ограничений. Железный диагноз медкомиссии напрочь отменял фактическую инвалидность бойца. Младший лейтенант явился с рапортом к командиру части, и тот, надо отдать должное, проникся. Потому что на хрена ему инвалид в строю? Лейтенант предложил комиссовать это недоразумение, но старый полковник инициативу снизу не поддержал: чтобы комиссовать бойца, нужна веская причина - увечье, например, которое воин должен получить во время службы, а не до ее начала. Оно бы и ладно, покалечить одного киргиза – тоже мне проблема, но кому-то придется за это отвечать, и первым дернут командира части и вышибут по выслуге без пенсии.