Страница 42 из 90
— Я пока не готова к сексу, но кое-что сделать для вас руками и ртом я могу, — пообещала я. Будь я человеком в сложившейся ситуации это показалось бы бесстыдным, но никто в этой комнате человеком не был.
— Очень великодушно с твоей стороны, принцесса, — проговорила Хафвин, — но секс без надежды на удовольствие партнера не для нас.
Это не было упреком в мою сторону, она просто напомнила о культурном укладе, как иногда бывает.
— Я могу испытать оргазм просто касаясь мужчины, особенно орально.
Хафвин взглянула на меня, склонив голову на бок, как любопытная птичка. Она удивленно выгнула свои изящные брови.
— Правда?
Я улыбнулась.
— Правда.
— Я и забыла, что значит быть богиней плодородия.
— Ты о чем? — уточнила я.
— Некоторые богини могут получать от секса гораздо больше удовольствия.
— Я не богиня, — напомнила я.
Хафвин сделала неопределенный жест, почти пожала плечами.
— Как пожелает моя принцесса, так и будет, но есть те, кто выжил, лишь коснувшись кусочка метала, пронзившего твою плоть, они теперь сами могут исцелять других благодаря этим предметам.
— Это волшебство, да, но не божественность, — сказала я.
Она отвела взгляд, накладывая свежие повязки.
— Раз ты говоришь, значит, конечно, так и есть.
— Хафвин, серьезно, никого из нас нельзя назвать богом или богиней.
— Мне известно, что если нам здесь начнут поклоняться, нас могут изгнать из страны, — сказала она, по-прежнему не глядя на меня, — но если мы не будем говорить о чем-то, это не станет оттого менее реальным.
Я понятия не имела, что на это сказать, потому что именно так и считала, когда исцеленные мной солдаты возвращались назад на увольнительных или после окончания своей службы. Они приходили ко мне, подобно поломникам, и те, кто от природы был психически одарен, становились сильнее, совсем как в старые времена бывало со жрецами, поклонявшимся сидхам. Мы стараемся игнорировать это, но однажды правительство захочет поговорить с нами об этом. Вряд ли они вышлют нас из страны, но что-то они должны будут предпринять… Вопрос только что? Как можно запретить людям поклоняться чему-либо в стране, где свобода вероисповедания стала одним из основополагающих прав человека?
Я решила сменить тему на какую-то более приятную и менее смущающую и поцеловала руку Холода.
— Я снова могу доставлять тебе удовольствие, наш Холод.
— Даже для этого я слишком ранен, наша Мерри, — ответил Холод, и в его голосе все еще была слышна боль.
Я сжала его ладонь.
— Мне так жаль.
— Мне жаль еще больше, и я подожду, пока наш Холод не сможет присоединиться к нам, — проговорил Дойл.
— Нет, Дойл, это вовсе не обязательно.
— Я дождусь тебя, Холод, — очень решительно произнес Дойл.
— Очень благородно, Мрак, но будешь ли ты доволен своей благородностью, когда остальные по очереди возьмут свое вперед тебя? — спросил Мистраль.
— Буду ли я доволен? Нет. Но согласен ли я подождать, пока Холод не исцелиться, чтобы мы втроем смогли бы быть вместе? Да.
— Ты уверен? — уточнил Мистраль, и я была почти уверена в том, что он скажет следующим.
— Уверен, — подтвердил Дойл.
— Думаю, Мерри стоит начать с кого-то нежнее меня, — сказал Мистраль.
Я повернулась, чтобы лучше рассмотреть его, и позволила увидеть удивление на своем лице.
Он улыбнулся.
— Я хочу тебя, но мне нужна жесткость, даже в оральном сексе, так что я предпочту, чтобы сначала ты была с кем-то менее требовательным. Не хотелось бы, чтобы потом меня обвинили в том, что я осквернил тебя своим насилием.
— Ты же знаешь, как сильно я наслаждаюсь сексом с тобой, Мистраль.
— Знаю, — он улыбнулся шире, а глаза отражали безоблачное голубое весеннее небо. — Но еще я знаю, что роды травмируют женское тело, и мне хотелось бы, чтобы ты восстановилась чуточку больше, прежде чем мы решим проверить, насколько тебе нравится наш грубый секс.
Я кивнула.
— Логично.
— И благородно с твоей стороны, Мистраль, — добавил Дойл.
— Возможно, но мне будет неприятно наблюдать за тем, как другие мужчины получают удовольствие, когда я мог бы быть первым.
— Тогда это поистине благородно, — сказал Дойл.
Мистраль кивнул, почти поклонился ему.
— Были времена, когда я постарался бы выбиться вперед очереди, но в моей постели Катбодуа, и мне этого достаточно, — сказал Усна.
— Тогда кто? — спросил Дойл.
— Разве вы сейчас не ограничиваете свои симпатии отцами малышей? — поинтересовалась Хафвин.
Я взглянула на Дойла и сказала правду:
— Да, в этом вопросе ограничиваемся отцами детей.
— Но пока не придут результаты экспертизы, вы не знаете наверняка, кто является их отцами, — заметила она.
— Богиня показала мне, кто является отцами Аластера и Гвиневры, и думаю, я знаю насчет Брилуэн.
— Но Богиня не показывала тебе наверняка, — заключила Хафвин.
— Нет, — подтвердила я.
Она кивнула и сказала:
— Сегодня я смогу залечить большинство ран, но не все.
— Как много времени это займет? — спросила я.
— Три-четыре дня, — ответила она.
— Через четыре дня, Мерри, — сказал Дойл.
— Четыре дня, — проговорил Холод.
От взглядов на их лицах напряглась та часть моего тела, что на время была позабыта. Это было хорошее ощущение, но оно напомнило мне, что не только Холоду было больно. Доктора сказали, что я восстанавливаюсь на удивление быстро, но роды травмировали мое тело так же сильно, как могло бы ранение, так что мне хотелось быть осторожной.
— Через четыре дня, мой Мрак и мой Убийственный Холод.
— Через четыре дня, — пообещал Дойл, и жар его взгляда заставил меня счастливо задрожать.
Глава 21
Моего внимания требовало столь многое, но поговорить с королевой о том, как мы можем защитить свои сны от Тараниса, я отправила Дойла, малышей оставила с отцами, и впервые за несколько месяцев получила несколько часов, чтобы побыть наедине с собой. Быть беременной, что было со мной так долго, неотвратимо, удивительно, пугающе и физически тяжело. То, что я в положении, замечали люди в первую очередь при виде меня и при мысли обо мне, а на протяжении всей второй половины срока я и сама могла думать только об этом. Под тяжестью тройни я даже с постели встать не могла, если лежала на спине, хотя это положение в самом конце беременности не было подходящим, ощущение было словно меня вот-вот расплющит. Поэтому я спала на горе подушек в сидячем положении, то есть плохо спала, и была измотана, и… Я люблю детей, но я так рада держать их на руках, а не быть навеки беременной.
Мэйв Рид вернулась в свою хозяйскую спальню, которой я пользовалась большую часть последнего года. Узнав о ее возвращении, мы переехали в одну из больших гостевых комнат. Она все равно была очень большой, больше моих апартаментов в Лос-Анджелесе. Говоря «мы» я имела в виду Дойла и Холода. Никто из нас не говорил об этом вслух, но со временем они переселились ко мне, и у них больше не было другого места, которое они могли бы назвать своим. Время от времени с нами спал кто-то из других мужчин, но большинство из них в плечах были так же могучи, как и Холод, в кровати побольше наверху мы умещались, а здесь нам было тесновато. Учитывая, что в моих планах был секс, а не сон, эта кровать была бы хороша, если бы в ней не отдыхал Холод, во сне он исцелялся быстрее, так что я направилась в другую комнату.
Это была другая гостевая комната в роскошном особняке, принадлежащем Мэйв Рид с 1950-ых годов. На самом деле это была одна из спален поменьше, но по одну из ее сторон было несколько окон, выходящих на восток, а также два световых люка, так что комната всегда была очень светлой и полной свежего воздуха, отчего казалась больше, чем есть на самом деле. К ней примыкала ванная комната с душевой, что было очень кстати, чтобы привести себя в порядок после всего. Если бы эта комната была больше, мы втроем переехали бы сюда из хозяйской спальни, но душевая кабина была такой маленькой, что некоторые из мужчин задевали плечами ее стены. Ванная, примыкающая к нашей спальне, была больше, размером с полноценную комнату, но мне все же нравилась малая спальня.