Страница 41 из 90
Я снова повернулась к Холоду и поняла, что Усна был прав. Огромные кровавые борозды испещряли его тело от груди до бедер, рваные раны были даже на руках, хотя больше всего пострадали грудь, плечи и одна из ног. Мне всего мгновенье понадобилось, чтобы догадаться, что он вскинул колено и закрыл руками пах, чтобы не дать огромным когтям добраться и до такой нежной части тела.
— Я отправил за лекарем, — сообщил Усна.
Дойл встал на колено с другой стороны от Холода.
— Мне так жаль, Холод.
— Почему ты оказался в ловушке своего сна? — спросил тот, и в голосе была слышна его боль, а значит он был ранен сильнее, чем я думала, в противном случае ему бы удалось это скрыть.
— Это был кошмар, и в нем был Лорд Сновидений… То есть теперь Король Сновидений.
— Таранис, — прошептала я.
— Да, — подтвердил Дойл.
— Двумя ночами ранее он напал на Мерри, сегодня на тебя, нужно найти способ не дать ему проникать в наши сны, — сказал Холод.
— Согласен, — поддержал Дойл.
— Но как это сделать? — спросила я.
Ни один из них мне не ответил, зато зазвонил мой телефон. Я вздрогнула и схватила его с прикроватного столика, потому что это был рингтон Риса, и пока мы спали, он дежурил на посту охраны.
— Передай Мистралю, чтобы тот держал себя в руках, — сказал Рис без приветствия.
— Что? — переспросила я.
— Примерно в полуквартале от нас формируется воронка. Она появилась из ниоткуда посреди безоблачной калифорнийской ночи, так что скажи богу бурь успокоиться, не то наши соседи нас по-настоящему возненавидят.
— Черт, — выругалась я.
— Именно, а теперь скажи ему взять себя в руки, быстро!
Я передала Мистралю слова Риса, но пока я говорила, заклубилась недобрая буря в его беспокойном взгляде, и я услышала первый раскат грома над нами.
— Держи себя в руках, Мистраль, — приказал ему Дойл.
— Я пытаюсь, но прошли столетия с тех пор, как погода подчинялась мне. Я растерял опыт.
— Скажи ему поскорее этот опыт найти, — закричал в трубку Рис. — Хвост воронки тянется к первому дому.
— Мистраль! — окликнула я.
— Я пытаюсь!
А глаза его были полны ветра и бури.
Глава 20
Мужчины кричали на него, Дойл раздавал приказы. А Мистраль стоял, сжимая свои большие ладони в кулаки, от усилий остановить бурю напряглись мышцы на его руках, как будто это было тяжело не только для его разума, но и для тела.
Я подошла к нему и коснулась его руки. Он замер и взглянул на меня расширенными глазами. Я наблюдала за бурей в его глазах, словно на маленьких экранах, и увидела, как хвост воронки начал тянуться к земле.
— Дай ему сосредоточиться, Мерри, — раздался чей-то голос.
— Нам нужно успокоить стихию, — ответила я и привстала на мыски, касаясь шеи Мистраля, и он склонился ко мне, так и сжимая кулаки. Когда он наклонился ниже, я смогла обнять руками его за шею, прикоснуться к его лицу и всмотреться в удивительные глаза.
Чудовищное напряжение в плечах ослабло, и он поднял руки, обнимая меня. Мы поцеловались, и его губы были столь же нежны, как и у любого из моих мужчин, а затем он обхватил меня руками и приподнял над полом, поцелуй стал более жадным, всепоглощающим, словно он оголодал по моим губам. Он так стиснул меня руками, что я с трудом выдерживала, и целовал меня так, как будто хотел проникнуть внутрь, заставляя принимать его глубже. Одной рукой он очень крепко удерживал меня, а другой сжал мои волосы позади, потянув почти до боли. Он дал мне понять своими ладонями, своими руками, своими губами, как сильно он желал меня, как сильно он соскучился по мне за все эти долгие недели, и как велик его голод по тому, как мы занимаемся любовью.
Я позволила себе забыться в азарте и силе этого поцелуя, этих рук, этого мужчины. Он отстранился так, чтобы взглянуть мне в лицо, его глаза были дикими от желания. Они были глубокого синего цвета, как небо в сумерках, после успокоившейся бури.
Он снова прижался своими губами к моим в этом страстном, почти болезненном поцелуе, развернувшись вместе со мной, чтобы забраться на постель, пробираясь по ней дальше. Я смогла развернуться ногами в сторону так, что когда он прижал меня к постели, то под тяжестью его тела я оказалась лишь частично.
Я постаралась отстраниться от его поцелуев, чтобы сказать:
— Я пока не могу заниматься любовью, Мистраль. Богам известно, как я хочу этого, но доктора говорят нет, не сейчас.
Мой голос звучал с придыханием, сердце шумело в ушах, во всем теле отдавался мой ускорившийся пульс.
Он уронил голову на постель, издав невнятный звук: отчасти рык, отчасти вскрик. Он заговорил так и уткнувшись лицом в одеяла, с рассыпавшимися вокруг него волосами, так что я не видела ничего кроме серого водопада его волос.
— Я скоро сойду с ума.
Я коснулась его волос, отводя их назад, чтобы увидеть лицо.
— Всего пять, может шесть недель, и тогда я снова смогу заниматься любовью.
Он поднял глаза, цвет которых приблизился к его обычному серому.
— Наверно, тебе стоит начать с кого-то нежнее меня, Мерри.
Я улыбнулась и еще больше смахнула его волосы за спину, чтобы видеть его привлекательный профиль.
— Наверно, но поверь мне, мой Повелитель Бурь, я хочу тебя так же сильно, как и ты меня.
Он всмотрелся в мое лицо, а затем улыбнулся.
— Приятно знать об этом.
— Рис сказал, что небо прояснилось, это прекрасная калифорнийская ночь, — сообщил Усна.
Я склонилась и запечатлела гораздо более нежный поцелуй на губах Мистраля.
— Нам просто нужно было развеять его настроение: успокоится он, успокоится и погода, — сказала я.
— Ты быстро сообразила, Мерри, — проговорил Дойл. — Я бы не додумался до этого вовремя.
— Сомневаюсь, что если бы ты поцеловал Мистраля, эффект был бы тот же, — заметил Усна.
Дойл нахмурился, взглянув на него, но в этот момент Холод завалился на ковер, заставив всех нас броситься к нему.
— Я в порядке, — проговорил он, — просто нужно лечь, — это означало что ему было совсем не хорошо.
В дверь вошла Хафвин, и я поняла, что не знала точно, вызвал ли Усна врача или кого-то, кто может исцелять магией. Лекарем мог быть и кто-то из присутствующих в этом доме.
Дойл сидел на коленях, голова Холода покоилась на его ногах, он погладил другого мужчину по волосам, проговорив:
— Мне так жаль, Холод.
Я держала Холода за руку и чувствовала напряжение в ней, пока Хафвин осматривала раны.
— Ты был не в себе, Мрак, я знаю, что ты никогда не причинил бы мне вреда.
— Не намеренно, — сказал Дойл, нежно касаясь лица Холода.
— За последние несколько ночей совершенно уже два нападения в наших снах, как мы можем защититься? — спросила я.
Холод так стиснул мою ладонь, что я почувствовала его сокрушительную силу и сказала, коснувшись его лица:
— Полегче, мой Убийственный Холод, полегче.
Он ослабил хватку.
— Прости, Мерри.
— Все в порядке, должно быть тебе очень больно, раз ты так реагируешь.
— Да нет, не больно.
Я вдруг поняла, что несмотря на то, как сильно он сжимал наши с Дойлом ладони, выражение лица Холода было стоическим, и только мышцы на его руках выдавали его реакцию на боль. Я выругалась про себя за то, что выдала его тайну, когда он так хорошо скрывал ее, мой храбрец.
Я склонилась и поцеловала его. Холод пристально посмотрел на меня, когда я отвернулась. Я не могла объяснить ему, отчего вдруг поцеловала его, не усугубив свою ошибку при этом, поэтому просто улыбнулась и позволила увидеть, как сильно я люблю его. Это заставило и его улыбнуться, несмотря на длинные пальчики Хафвин, исследующие раны от когтей.
Его тело откликнулось на поцелуй, и без одежды он не мог этого скрыть. Холод был не единственным моим мужчиной, наслаждавшимся болью. Всем им приходится выдерживать вынужденный целибат. Под запретом оказался и оральный, да и вообще любой другой вид секса, когда доктора сообщили, что оргазм как таковой может спровоцировать преждевременные роды. Риски того не стояли, но сейчас, когда малыши появились на свет, мы ими больше не рискуем.