Страница 14 из 18
Двойные стандарты лишают такие учения возможности продемонстрировать «достоверность». Изучение статистического порога, примененное, чтобы отличить настоящее открытие от случайности, объясняет это предубеждение.
В скандальной статье 2011 года, опубликованной под заголовком «Ощущение будущего»[11], психолог Дэрил Бэм из Корнелльского университета представил исчерпывающие доказательства предвидения! Да-да, он доказал, что люди демонстрируют сознательную когнитивную осведомленность о близящемся стимуле за секунды до того, как компьютер произвольно показывает этот стимул (!). Сопутствующий мета-анализ[12], методично сформированный из девяноста опытов в тридцати трех разных лабораториях, размещенных в четырнадцати странах, подтвердил нарушение самых фундаментальных понятий материалистической науки и наших представлений о причине, следствии и природе самого времени. Работа Бэма вызвала вспышку яростной критики со стороны консервативных ученых-материалистов.
Широко применяемый стандарт величины р (вероятность того, что результаты исследования могут возникнуть случайно) для большинства медико-биологических исследований устанавливается на p<0,05 (это означает, что результат случайно подойдет под ожидаемый в течение менее пяти процентов всего времени или менее чем один раз из двадцати). Методом сравнения Бэм пришел к выводу, что величина p его мета-анализа равна 0,000000012 – астрономически яркий и важный результат, но и его недостаточно для того, чтобы убедить махровых «скептиков». Они-то устанавливают планку на уровне, который нереально обеспечить.
Я ушел с дебатов, разочарованный отказом Кэрролла и Новеллы применить к вопросу сознания научный стандарт – открытость ума, поиски честных результатов – и их попытками подогнать факты под заранее определенный вывод. В отличие от них, многие ученые и врачи хорошо знают о важности последнего поворота в дискуссии на тему ума-тела и готовы признать необычные возможности человека. К сожалению, многие действительно увязают в консервативной парадигме.
Иногда я встречаюсь с тем, что можно назвать иррациональным страхом сторонников материалистической позиции, – более широкий взгляд на сознание пугает их. Скрупулезное следование определенному мировоззрению едва ли кажется научным и указывает на истинную причину этой предвзятости у, в общем-то, честных и умных людей. Я считаю подобное поведение отголоском событий четырехсотлетней давности, когда на руинах Темных веков возникла научная революция благодаря таким великим мыслителям, как Галилео Галилей, Фрэнсис Бэкон, Исаак Ньютон и Джордано Бруно. Они вычисляли законы, управляющие миром природы, однако, если бы они забрели на территорию ума и сознания, их, скорее всего, сожгла бы на костре гораздо более могущественная Церковь (как сожгла Бруно). Наука многим заменила мистицизм, шаманизм и духовность, стала источником истины. На самом деле, объединение науки и духовности всегда представляло собой богатый источник истины, а смутных нечистых призраков науки и религии (как замены духовности) часто натравливали друг на друга.
Несмотря на целый ворох недавних открытий, за мировоззрение, постулирующее, что человек отделен от природы, держатся те, кто занимается естественными науками. Натурализм предполагает, что все проистекает из природных свойств и естественных причин и полностью исключает или не принимает во внимание сверхъестественное и духовное. Недаром при возникновении квантовой физики чувство разобщенности укоренилось до такой степени, что стало частью структуры нашего мышления. Без основополагающих гипотез невозможно понимание, но они источник зла! Как сказал великий немецкий философ Артур Шопенгауэр, «наиболее эффективно открытие истины предотвращают не с помощью обманчивости существующих вещей, вводящих в заблуждение, не слабостью аргументации, а заранее составленным мнением, предубеждением».
Когда западная наука принялась изучать работу мозга посредством сложных приборов и методов, некоторых ученых шокировали бездонные глубины самого феномена сознания. Те, кто принял этот вызов и преодолел все трудности, признавались, что доказательства недвусмысленны: ум гораздо больше результата работы мозга. Эти прогрессивные ученые (в их числе Роджер Пенроуз, Генри Стэпп, Брайан Джозефсон, Амит Госвами, Бернард Кэрр, Дин Радин и Минас Кафатос) предполагают, что сознательный опыт нельзя считать порождением физического мозга.
Доказательства того, что мозг не генерирует сознание, складываются из клинически подтвержденных явлений периодического ясновидения, при котором пожилые слабоумные пациенты демонстрируют эпизоды глубоких рассуждений и тонкого взаимодействия с окружающими, полностью противоречащие способности столь тяжело поврежденного мозга обеспечивать воспоминания и конструктивное общение[13]. Или приобретенного синдрома саванта, при котором в результате определенных видов повреждения мозга – инсульта, травмы головы или аутизма – у пациентов появляется некая сверхъестественная умственная способность. Например, они могут сосчитать в уме число пи до тысячных долей или запомнить каждое имя и число в телефонной книге, в которую заглянули лишь на несколько секунд. Многочисленные недавние эксперименты показали, что самые прекрасные психические переживания сопряжены со значительным снижением местной активности в особенно важных соединительных участках массивного взаимодействия главных зон головного мозга (смотрите главу 8).
Другой важный постулат материалистической науки, заслуживающий более тщательного анализа, гласит, что воспоминания хранятся в мозге. Эта идея так укоренилась в нашей культуре, что, кажется, стала для многих общеизвестным «фактом». Однако, если придерживаться такого мнения, мой опыт, полученный во время комы, понять будет очень трудно. Как при столь сильно поврежденном мозге ко мне вернулись все мои воспоминания и знания, причем всего за несколько месяцев? Откуда они появились? Может, пока физический мозг выздоравливал, хранящиеся там воспоминания восстановились? Нет, при такой тяжести и продолжительности болезни столь эффективное выздоровление невозможно. Более того, со временем я пришел к выводу, что мои воспоминания стали даже более полными, чем были до комы.
Один такой пример связан с человеком по имени Уилл, который ремонтировал что-то в нашем доме в начале 1960-х годов, когда мне было около десяти лет. Я вспоминал о нем и об отце в начале 1990-х годов, и самой тонкой подробностью, которую я смог вспомнить об Уилле, была его хромота (после легкого паралича), а больше я о нем почти ничего не помнил.
Однажды после комы я разговаривал с мамой и вспоминал события тех лет. Я рассказал ей конкретные подробности своей поездки с отцом на его Thunderbird 1957 года выпуска в отель «Грейстоун», что напротив театра «Уинстон» на Сороковой улице, где мы забрали Уилла и привезли его к нам домой для какой-то работы. Я даже помню, как Уилл порезал правый указательный палец, ремонтируя нефтяную печь у нас в подвале, и как папа повез его к себе в больницу, где наложил ему на рану пять швов. Ни одну из этих подробностей в начале 1990-х я не помнил.
Как после столь разрушительного заболевания мозга воспоминания могли стать более яркими и подробными? Вот еще одна загадка для исследования. Консервативная нейронаука учит, что воспоминания хранятся в нейронных сетях физического мозга. Однако неврологическое сообщество больше ста лет искало этот физический архив воспоминаний, и безуспешно. Хотя в научных источниках за последние годы мелькало много заявлений об обнаруженных механизмах хранения воспоминаний, эти предполагаемые механизмы и структуры значительно различаются – нет ничего и близко похожего на консенсус. Существенно то, что о конкретном месте хранения воспоминаний мозг промолчал, и все хитроумные исследования ни к чему не привели.
11
Бэм Д. Д. «Feeling the Future: Experimental Evidence for Anomalous Retroactive Influences on Cognition and Affect». Journal of Personality and Social Psychology 100, no. 3, 2011, 407–425.
12
Бэм Д. Д., et al., «Feeling the Future: A Meta-Analysis of 90 Experiments on the Anomalous Anticipation of Random Future Events». F1000Research 4, 2015, 1188.
13
Намм М., et al. «Terminal Lucidity: A Review and a Case Collection». Archives of Gerontology and Geriatrics 55, no. 1, 2012, 138–142.