Страница 12 из 18
Материалистическая наука постулирует, что мозг порождает сознание из чисто физической материи – потому что ничего другого нет. Она утверждает, что все пережитое нами – каждый красивый закат, каждая прекрасная симфония, каждое объятие нашего ребенка, каждая влюбленность – всего лишь электрохимические сигналы примерно ста миллиардов нейронов в полуторакилограммовой студенистой массе, заключенной в теплой и темной емкости нашей головы. Такие ученые придерживаются мнения, что выбор делает не наша свободная воля, а электрические и химические реакции сложной структуры нашего мозга. И они говорят, что мы не более чем наше физическое тело, так что, когда оно умирает, мы прекращаем существовать.
Проблема материалистической модели мозга, порождающего сознание, в том, что даже лучшие в мире специалисты по мозгу не знают, как он может породить сознание. Это современный эквивалент древнего ученого, который думает: «Ну, солнце точно восходит и садится за горизонт, значит, Солнце вращается вокруг Земли». Традиционная нейронаука просто не делала домашние задания в школе.
Через несколько недель после того, как я начал свое исследование, 7 мая 2014 года, меня пригласили выступить против собственной докоматозной позиции в публичных дебатах по вопросу «Смерть – это конец?», которые проводила «Intelligence Squared» на Национальном общественном радио в городе Нью-Йорке. «Intelligence Squared» – это общественная некоммерческая организация, основанная в 2006 году с целью «восстановления культуры, аргументированного анализа и конструктивного общественного обсуждения в современном необъективном медиаландшафте». Мне не терпелось поучаствовать в дискуссии о взаимоотношении разума и тела, ведущейся более двух тысяч лет.
Моим партнером на позиции «за» стал доктор Рэймонд Моуди, мы с ним доказывали, что критическое мышление и логика указывают на существование загробной жизни. На другой стороне были Шон Кэрролл, физик из Калифорнийского технологического института в Пасадене, и доктор Стивен Новелла – невролог из Йеля. Они занимали противоположную, атеистическую позицию и доказывали, что смерть физического тела – это конец любого сознания и души. Новелла – основатель и редактор сайта «Доказательная медицина», анализирующего и традиционную, и альтернативную медицинскую помощь с научной позиции. Он гордился тем, что является профессиональным скептиком, но я надеялся, что он признает хотя бы отсутствие научного консенсуса в отношении сознания.
Любая попытка материалистической нейробиологии объяснить механизм сознания, возникающего из физического мозга, не даст ровно ничего – нет совсем никаких теоретических основ, связывающих мозг и сознание! Есть лишь неопределенные предположения, которые могут, конечно, пригодиться для моделирования, однако ни на шаг не приближают нас к решению трудной проблемы сознания и не помогают выявить конкретные механизмы, с помощью которых деятельность мозга заканчивается психическим переживанием.
Смелое вступительное слово Новеллы сразу же обнаружило его убежденность, что сознание проистекает из мозга.
– Уверены ли мы в научном умозаключении, о котором собираемся здесь говорить: что ум по существу и есть мозг? – начал Новелла. – Да, определенно. У нас есть твердыня нейронауки и бесчисленные эксперименты по поиску нейроанатомических коррелятов сознания, работы мозга, разума. Все, что вы думаете, чувствуете, во что верите, – это, несомненно, происходит в мозге. Каждый элемент околосмертного переживания можно воспроизвести с помощью выключения некоторых участков мозга или другими способами. Каждый такой компонент – это событие в мозге, и мы можем его воспроизвести, достаточно лишь нацелиться на определенные его участки.
Я думаю, мало кто сомневается в том, что мозг как-то связан с сознательным опытом. Проблема подхода Новеллы (и других материалистов) кроется в утверждении, что мысли, чувства и убеждения – и даже само сознание – вызываются одной лишь активностью мозга.
Сегодня у нейробиологов есть много замечательных методов и технологий, с помощью которых можно наблюдать, фиксировать и измерять физические изменения в мозге. Параметров так много, что легко прийти к выводу, что именно физические изменения вызывают необычные переживания, когда на самом деле может быть обратное: необычные переживания могут вызывать повышенную физическую активность в мозге. Вот где подводят основополагающие допущения ученых. Я позаимствовал у главного научного советника ИНЭН доктора Дина Радина чудесную аналогию: то, что подсолнухи поворачиваются к солнцу, не означает, что они заставляют солнце двигаться по небу.
Доктор Уайлдер Пенфилд из Монреаля, пожалуй, находился в лучшем положении, чем большинство людей, высказавшихся по поводу связи между физическим мозгом и феноменологией переживаний. Бывало, в ходе хирургического лечения эпилепсии он стимулировал неокортекс у бодрствующих пациентов (то есть не полностью анестезированных).
Для этого Пенфилд использовал электроды. Шестнадцатилетняя девушка (история болезни М. Г., скрипачки, занимающейся музыкой с пяти лет) обратилась к нему с судорогами, и он провел операцию, чтобы получить доступ к правой височной доле[9]. Стимуляция верхней части височной доли ее мозга вызвала такую реакцию:
– Я слышу, как входят люди. Сейчас я слышу музыку, забавную маленькую пьесу.
Стимуляцию делали сзади, в главной слуховой зоне коры мозга, основной области звукового восприятия. Пациентка сказала, что узнала музыкальную тему детской передачи, которую она слушала по радио (актуальное воспоминание о реальном событии). Вторая стимуляция той же самой зоны вызвала ощущение, не связанное ни с каким воспоминанием:
– Люди входят и выходят, и я слышу «бум, бум, бум».
Затем последовала еще одна стимуляция.
– Это сон. Здесь много людей. Я их не вижу, но слышу. Я не слышу их слов, а слышу только их шаги.
Таков конкретный характер восприятия и воспоминаний, о которых Пенфилд узнал, стимулируя электрическим током определенные точки поверхности мозга. Анализ достигнутых результатов позволил составить основную функциональную анатомию мозга (особенно сенсорной и моторной зон коры головного мозга), а электрокортикография помогла ему выявить поврежденную ткань мозга, которую нужно удалить, чтобы избавить пациента от судорог. Каждый день в течение тридцати лет он тщательно фиксировал переживания, ощущения и воспоминания, возникающие в сознании пациентов из-за электрического картирования неокортекса, а затем идентифицировал и удалял аномальные части мозга, вызывавшие судороги.
Как специалист по стимуляции мозга во время иссечения с местной анестезией, когда пациент находится в сознании, я знал сильные и слабые стороны этих методов. В ходе своих интересных научных экспериментов Пенфилд узнал больше других нейрохирургов о взаимосвязи электростимуляции маленьких участков мозга с чувственными переживаниями пациентов. Он занял двойственную позицию и стал интеракционистским дуалистом, признав, что люди имеют и физический мозг, и совершенно отдельный разум и что один только мозг не объясняет разума.
В книге «Мозг. Тайны разума» Пенфилд пишет: «Занимаясь наукой, я старался доказать, что мозг является источником разума, поэтому стремился продемонстрировать столько мозговых механизмов, сколько это возможно, надеясь, что таким образом покажу, как именно мозг рождает разум… В итоге я пришел к заключению, что, несмотря на новейшие методы исследования, такие как применение стимулирующих электродов, изучение пациентов, находящихся в сознательном состоянии, и анализ эпилептических приступов, достоверных данных о том, что только один мозг может выполнять работу, которую осуществляет разум, не существует. Я прихожу к выводу, что гораздо легче рационализировать человеческую сущность на основе двух элементов, чем на основе одного»[10].
Проблема материалистической модели мозга, порождающего сознание, в том, что даже лучшие в мире специалисты не знают, как он может породить сознание. Нейронаука просто не делала домашние задания в школе.
9
Пенфилд У. и Эриксон Т. С. «Epilepsy and Cerebral Localization: A Study of the Mechanism, Treatment and Prevention of Epileptic Seizures». Springfield, IL: Charles C. Thomas, 1941, 127–130.
10
Пенфилд У. «Mystery of the Mind». Princeton, NJ: Princeton University Press, 1975, 113–114.