Обратная сторона

Кристин видит её. Она выходит на крылечко небольшого дома в спальном районе города, до которого Ангельская Пыль добралась меньше, чем за два часа. Низенькая, тонкие руки, тёмные волосы, платье. На неё она совсем не похожа. Рэйн облокачивается на перила, наслаждается свежестью рассветного воздуха, спокойная, расслабленная, будто вовсе не прячется, будто понятия не имеет, какое дерьмо разворошила. Будто…

Какой-то парень выходит следом, неловко целует её в плечо и уходит обратно, Рэйн поворачивает в её сторону лицо и глядит так пристально, улыбается, едва уголки губ поднимает, а от этого взгляда под кожей пробирает холод. Кристин надёжно спрятала машину в густой рощице, Рэйн не может её видеть, но чует. Чует, откуда сверлит её чужой взгляд, полный невысказанных вслух вопросов, подозрений, ревности, и она рада подозрения подтвердить, и для этого ей совсем не нужно к ней прикасаться.

Всё ясно. Всё предельно ясно. Это не очередной враг в длинном списке врагов её шефа, это куда сложнее. Ангельская Пыль достаёт из пышного декольте свежий коробок, берётся за очередную спичку. Не рассчитав силы, перекусывает её пополам и выплёвывает прямо на приборную панель. Обратно она уже не торопится, неспешно оглядывая унылый пейзаж за окном.

***

Перекись водорода змеисто шипит, соприкасаясь с кровью. Обрабатывать раны ― святая необходимость, несмотря на то, что вытаскивать сам из себя пули Аякс вполне способен голыми руками. Регенерации Уилсона можно лишь завидовать. Сгинуть от заражения легко, не испытав при этом ни малейшего дискомфорта, просто однажды утром не открыв глаза. Боль, как защитный фактор организма, любое существо — от инфузории до развитого млекопитающего стремится избежать болевых воздействий, потому что за болью почти всегда следует смерть, а ему хоть бы хрен. Один из минусов полного отсутствия чувствительности ― легче лёгкого проглядеть какую-нибудь гадкую мелочь и сдохнуть. Одно радует — Ангельская Пыль всегда очень внимательна, что бы за этим не стояло.

Аякс мало размышлял о том, есть ли у него вообще совесть. Ходить по головам, чётко следовать своим решениям, слать нахер и ставить раком охуевших заказчиков он умел и делал это с трепетным отношением к бизнесу. А бизнес был успешен. У частных военных компаний был большой спрос на его «продукт», пока сука Уилсон всё феерично не похерил. Казалось, больше его ничего не волнует, а на прошлом давно поставлен жирный крест с тех самых пор, когда он завершил своё неоконченное дело.

«Молодой оперативник ФБР подозревается в жестоком убийстве»

«… оперативный агент Федерального Бюро Расследований обвиняется в убийстве с особой жестокостью. Жертва — Аарон Фриман, ранее подозревался в жестоком обращении… растлении малолетних, однако за был отпущен за недостаточностью улик…»

Разгромный заголовок и жареная статья на первой полосе за семилетней давностью. Стратегически спизженные фотографии из полицейского архива, от которых нежных фиалок могло вывернуть наизнанку. Чёртова Рэйн, которая заставила вынуть из пыльного конверта пожелтевшие листки и снова вспомнить в деталях дело рук своих. Он рассматривал их, как художник, критически оценивающий готовое произведение на вернисаже имени себя самого ― вот там можно было еще пару ножевых, а здесь шкуру недодрал ― без единого намёка на эмоциональный отклик. А ведь он вербовался в ФБР, чтобы защищать людей от таких вот подонков. Вряд ли Аякс хоть на полсекунды об этом пожалел — самолично вершить справедливость куда результативнее, чем изматываться в бесконечных поисках доказательств. Уже находясь в бегах, он вступил в программу «Оружие Икс». Уже гораздо позже он встретил Рэйн, вспоминать о которой в цензурных выражениях никак не получается. А не вспоминать вообще выходит ещё хуже.

Donovan - Hurdy Gurdy Man

― Пойдём, прокатимся, ― Аякс кивает ей на выход и пропадает в тени поздних сумерек за ангарными воротами лаборатории. Рэйн без задней мысли сматывает со стула плащ и спешит за ним. С того самого вечера, когда его история стала известна ей полностью, до самых тёмных уголков и мельчайших деталей, он отдалился. Даже сейчас, когда она мельтешит за ним до машины, он не оборачивается, не смотрит, не разговаривает.

— Всё в порядке? — Аякс в плотной одежде, в перчатках и небрежно наброшенном на голову капюшоне ― любой тактильный контакт исключен. Она пытается дотронуться до его лица, но он резко дёргает головой, демонстрируя, что все привычные проявления нежности сейчас нежелательны. Прочесть его намерения сегодня он ей не позволит.

Это решение даётся с большим трудом, раньше он не наблюдал за собой такой непоследовательности, но этот её взгляд, полный грёбаного сочувствия просто сводит с ума. Как же всё-таки свербит стыдом гордость за всё это гребаное дерьмо!

Сжаты зубы и скрипит стиснутая под ладонью кожаная оплётка руля, всё заебись у него по определению быть не может, и мирно сдохнуть от старости в одной кровати вариант в принципе не для них. У Аякса слишком много врагов, чтобы иметь рядом мишень в виде сердечной привязанности, а она уже слишком осведомлена, чтобы передать её в чужие руки, как следовало сделать годом раньше. За полтора миллиона.

Она идёт рядом и греет дыханием замёрзшие пальцы, волосы вьются от повышенной влажности, жаль он не может ощутить, как колко сковывает их иней. Ей чертовски холодно, но она идёт за ним до самого пирса, где ветер пронизывает насквозь, разметает полы её тонкого плаща, а ему с каждым шагом делается всё паршивее от того, что она так безропотно ему доверяет.

Фрэнсис опирается на парапет и глядит в чёрную воду, почти пополам согнувшись, слишком долго собирается с духом. Совсем, мать твою, расклеился.

― Ты уникальное создание, Рэйн. Но всё слишком далеко зашло. — Она не заметила, как он вынул пистолет, не услышала подавленный глушителем щелчок выстрела. Было ли это его самым волевым решением или самой большой ошибкой, Аякс так и не разобрался. Падая в воду, Рэйн готова была поклясться, что видела в его глазах сожаление.

Грохот входной двери за шиворот выбрасывает Фрэнсиса из воспоминаний, в которые он погряз по самую макушку теперь уже добровольно. Взгляд ангельской Пыли скользит по его обнажённому корпусу, плотно перехваченному бинтами, пока он натягивает майку, а она не спешит говорить. Окно, мутное, засиженное насекомыми, пропускает мало света, хотя на улице позднее утро, слишком ослепительное для адового днища, в котором Кристин уже корнями проросла. Чувство усталости с момента «перерождения» ей почти не знакомо, но сейчас кости ломит, словно от резких перегрузок. Особенно, когда Аякс стоит прямо напротив и давит на неё своей необъяснимо многогранной личностью, перед которой только лепетать несуразицу, как девчонке малохольной. Она не хочет смотреть ему в глаза, но знает прекрасно, что он ждёт полного отчёта.

— С ней мутант-психокинетик. Он сильный. Я его не знаю. С наскока не взять. ― Кристин слышит, как он тихо плюётся ругательствами, как закипает жидким азотом этот холодный взгляд. В последний раз она видела его таким перед койкой Уилсона и при упоминании имени Фрэнсис среди прочего фонтана пиздежа, который извергался из него же бесконтрольным потоком. ― Команда нужна.

— На это нет времени. – Бешеное желание действовать лезло вперёд здравого смысла. Хотелось сыграть на опережение, ведь он не верил, что та Рэйн, которую он знал, когда-то его Рэйн, способна придумать для него годную ловушку, и если так, то она достойна оваций, и он охренеть как недооценивал её. Да и мутантов этих он на завтрак жрал, что ему какой-то там психокинетик?! Против Аякса он ― хреновый телохранитель, которого легко пустить в расход.

― Ты больше ничего не хочешь мне сказать? — К фантомному ощущению люто закипающих нервов добавляется вкрадчивый, неестественный из уст Ангельской Пыли вопрос, который заставляет его вопросительно гнуть светлую бровь, резать её поперёк лица острым серо-синим лезвием взгляда, полным ярости, скрытой за его всегда невозмутимым выражением лица. ― Чем больше у меня информации, тем эффективнее…