Обратная сторона

За панорамным остеклением, внизу, копошатся белые черви-лаборатны, всё производство видно, как на ладони, а настольная лампа светит тусклым холодным светом. Больше ему, в принципе, и не надо.

― Вношу уют в твои казематы, — она садиться в кресло напротив, закидывает ногу на ногу, кладёт ему на стол тонкую прозрачную папку с бумагами. — Кто ещё это сделает, если не я?

— Не перетрудись, — беззлобно бросает он, смахивает несчастный пластиковый горшок в корзину для бумаг, берется за принесённые ею документы, с вопросительным видом оглядывая её скучающую фигуру.

— У нас новый заказ, — Рэйн кивает на бумаги, склоняет голову на подлокотник кресла, вот-вот с ногами на него заберется, совсем уже дистанцию держать перестала. Она понимает его почти без слов, с полу-взгляда и кивка головы, то ли эта её мутагенная эмпатия действует, то ли сработались так хорошо.

Аякс на секунду задерживает на ней взгляд. Она сильно изменилась с тех самых пор, как он на собственном горбу втащил её бессознательное тело в лабораторию. Тогда «фабрика» по производству мутантов ему ещё не принадлежала, и Агентов Смит в костюмах за пару тысяч у него ещё не было, иной раз он искал нужный материал сам, предпочитая доверительным беседам банальное похищение тех, о ком скорбеть будет некому. Уличная воровка в тот вечер сама попалась ему в руки, когда примерялась к карману, который оказался ей не по зубам.

Прошло не так много времени, она пришла в себя, выровнялась, подстроилась и нашла во всём этом дерьме для себя выгоду. Она вообще умела подстраиваться и сливаться со средой, используя этот навык как один из способов выжить — её прошлая уличная жизнь тому хорошо поспособствовала. Под обстоятельства, под капризы заказчиков, под его переменчивое настроение, попутно испытывая свои новообретённые способности. За маской пугливой девчонки оказалась способная помощница, а под слоем уличной пыли — вполне представительная мисс, которую не зазорно отправлять на переговоры, где Аякс лично присутствовать не желал и где участие его грубой силы в качестве аргумента не требовалось. С дипломатией Рэйн прекрасно справлялась сама, нередко пользуясь своей возможностью внушать собеседнику то, что ей нужно.

― Можно вопрос?

— Ты его уже задала, ― Фрэнсис едва заметно улыбается, складывает в замок руки, глядит на неё пристально, выражая полную готовность слушать и внимать. Он уже слишком устал за сегодня, чтобы отмахиваться от нерабочих разговоров и держать броню, и Рэйн в очередной раз проявила чудеса проницательности, выбрав для своего любопытства нужное время.

У неё загораются глаза, она подаётся вперёд, опираясь локтями в коленки, пытается заглянуть ему в лицо, спрятанное в сизой тени, там, куда тусклый свет лампы не проникает, режет его пополам, освещая лишь его извечную кривую ухмылку.

— Ты вообще ничего не чувствуешь?

― Вообще.

— Ничего-ничего?! ― В ней угадывается непритворное изумление, замешательство, Аякса такая её реакция даже слегка забавляет, он еле слышно смеётся, откидываясь на спинку совершенно неудобного на вид стула. Ему собственно плевать — шикарная постель или железная койка, утрата понятия комфорта не самая большая жертва, которую пришлось принести ради собственного величия.

― Ничего.

Рэйн опускает взгляд в пол, секунду сомневается, стоит ли вообще испытывать судьбу дальше. Определенно стоит, в её глазах решимость идти до конца и сделать давно задуманную, фееричную глупость, которая может завести её чёрт знает куда.

Она поднимается с кресла, осторожно приближается, чтобы не спугнуть его шаткое доверие, едва прислоняется бедром к краю стола, заставляя Аякса задирать голову, чтобы не прерывать зрительный контакт и не терять контроля над ситуацией, который, кажется, уже, катиться в ад на всех парах. Он не помнил, с каких пор её присутствие в его интимном пространстве вызывало какой-то нелогичный, зудящий дискомфорт. Подобные размышления редко задерживались в его голове, да и, в конце концов, что он мог ей дать?

— Я хочу кое-что попробовать, — она приближает к нему раскрытую ладонь и вопросительно приподнимает бровь. Улыбка медленно сползает с его лица, Аякс непроизвольно отстраняется, подбирается, как зверь перед рывком, готовый немедленно отразить нападение и скрутить оппонента в хитроумный морской узел.

Он испытал на себе её силы лишь однажды, когда самолично проводил активацию мутагена. Ей тогда хватило пары сломанных рёбер и одного удушающего приёма, чтобы она в отчаянии схватила его за руки, отзеркалив ему полный спектр ощущений на грани болевого шока. Ставить над собой новые эксперименты в его планы не входило.

― Слушай, я ведь тебя за дверь сейчас выкину. ― Фрэнсис умел просчитывать своего противника на несколько ходов вперёд, полагаясь на почти звериную интуицию, а к тому, чего не понимал, относился с настороженностью, сейчас же мозг отчаянно не вкуривал, что она на этот раз задумала. Может, потому что она вовсе не противник?

— Не выкинешь. Я слишком дорого стою, — Рэйн повторно протягивает ладонь, улыбается и смотрит так, что ей слишком хочется верить. В конце концов, что она может ему сделать? Что она вообще против него может? — Ну?

― Только без фокусов, — он засучивает рукав до локтя и кладёт руку на стол, непроизвольно сжимая её в кулак, будто перед инъекцией. Неистребимая привычка.

― Я думаю, тебе понравится, — Рэйн едва ощутимо проводит пальцами по путям вздыбленных под кожей вен, замирает у сгиба локтя, где у обычных людей кожа тонкая, чувствительная, и совершенно мёртвая у него. Обхват его предплечья слишком широк для её маленькой ладони, она сжимает его, насколько может, поднимает его руку над столом и вкладывает в его ладонь свою, крепко смыкая их в замок.

― Хм, ― Фрэнсис морщит лоб, старательно оценивая свои ощущения, классифицирует их, как странные ― тёплые, щекотные, колющие, многогранные, но разрывать контакт по первому тревожному звоночку в мозгах не спешит.

Тактильные впечатления, давно оставленные за пределами его нынешней реальности, заставляют сердце разгоняться до предельных ударов в минуту, запуская едва заметную дрожь вдоль позвоночного столба, она словно делиться с ним своими собственными ощущениями, которых у нее в избытке и которых ей вполне хватит на двоих. А вот эмоций ему вполне достаточно своих, жаль лишь, что он не может их убавить, слишком они лезут вперёд разума.

Она не отпускает его ладонь, только сжимает сильнее, он разрешает ей двинуться ближе, дотронуться свободной рукой до шеи, незащищённой, доверчиво, по-глупому подставленной, позволяя новой волне чувств потопить себя до обжигающих сетчатку вспышек за сомкнутыми веками. Фантомное возбуждение раскатывается по венам, заставляя ремень штанов адски вгрызаться в напряжённое тело, когда она касается его губ своими. Фрэнсис готов был поклясться, что чувствует, как её распущенные волосы щекочут ему лицо, как саднит и горит лёгкий укус, оставленный ею на нижней губе — слишком приблизительное, слишком безумное ощущение, чтобы быть правдой.

Он отвечает ей рвано, жадно, загребая в кулак лёгкую ткань её майки, ножки стула оглушительно скребут по дощатому полу, когда Аякс резко поднимается, усаживает Рэйн на стол, устраиваясь между её разведенных ног. Со стола падает ночник, мутная, пыльная лампочка с глухим хлопком тухнет от удара, погружая помещение в дымчатую тьму, подсвеченную лишь блеклой желтизной от смотрового стекла, за которым всё так же, как стая белых муравьё, снуют лаборанты.

На рассвете Аякса будит телефонный звонок. Он включает связь, и молчит, осторожно поднимаясь с постели, чтобы ни навязчивая трель, ни его торопливые, неловкие движения не разбудили Рэйн, спящую у самого края. Прежде чем ответить, он плотно закрывает за собой дверь в ванную.

― Слушаю.

— Полтора миллиона за девчонку-телепатку, ― в динамике хрипит незнакомый голос с предложением, от которого он буквально вчера не смог бы отказаться.

― Она не продаётся, ― палец жмёт на сброс вызова сильнее, чем нужно, оставляя на дисплее паутину трещин. Фрэнсис возвращается в комнату, где Рэйн, ещё сонная, тянется и удобнее укладывает голову на подушку. По её острым лопаткам расчерчены полосы от прикрытых наполовину жалюзи, одеяло сползло до талии, такой тонкой, что, кажется, её можно переломить пополам одним неловким движением вполсилы. О том, какого хрена между ними происходит, Фрэнсис решает не заморачиваться, не глядя бросая безмолвный аппарат куда-то в заваленное тряпьём кресло, — Самому нужна.