Страница 7 из 17
Оставшись с непонятным архивом наедине, Рей наугад открыла потрепанную книжицу, на обложке которой было написано «Вермахт и оккупация (1941-1944)», авторства некоего Н. Мюллера, изданную, судя по всему, в середине 70-х. Часть книги составляли, видимо, копии подлинных документов. «Документ № 10» был отмечен маркером…
“Приказ по корпусу.
Телефонограмма.
Гриф: Секретно.
Главное командование (обер-квартирмейстер).
Коменданту тылового района 580. № 271/43. Секретно.
№ 408 /43. Секретно.
22 января 1943 г.
По приказанию корпусного командования в подчиненном вам районе для использования в работе все годное к военной службе население должно быть собрано в рабочие колонны под охраной.
Подготовленные люди, годные к военной службе, получают продовольствие, установленное для военнопленных. Оно принципиально должно быть изыскано на месте.
Передано по телефону.
Принято: рядовой Вейдер 0 часов 30 минут Главное командование 2 (обер-квартирмейстер).
Обер-группенфюрер Гузинда.”
Рей, пожав плечами, отложила книжку и взяла другую, еще более потрепанную, на которой значилось: Kirchmayer J. Powstanie warszawskie. Wyd. 3-е. Warszawa, 1960.
- Жаль, по-польски я не понимаю, - Рей взяла следующую брошюру, уже на английском языке, полистала, остановившись на словах: «1 августа 1944 г. под руководством Армии Крайовой вспыхнуло Варшавское восстание… Восстание продолжалось 63 дня, было убито более 150 тысяч мирных жителей и свыше 15 тысяч солдат Армии Крайовой, 200 тысяч жителей Варшавы было отправлено на принудительные работы в Рейх, около 70 тысяч депортировано в концентрационные лагеря. Потери с немецкой стороны противоречивы – по разной информации, от 2 до 10 тысяч человек убитыми. После капитуляции 2 октября Варшава физически была уничтожена, 85 процентов города было полностью разрушено. Подавление восстания было поручено рейсфюреру СС Генриху Гиммлеру. Гиммлер немедленно отдал приказ убивать всех жителей Варшавы – независимо от того, повстанцы ли это, дети, женщины, старики – а сам город сравнять с землёй. Специальным Айнзатц-группам было поручено осуществлять массовые казни. …».
- Жуть какая-то… – Рей поежилась. Ей по-прежнему было непонятно, какое отношение все это может иметь к их с Беном проблемам, поэтому пришлось продолжить чтение: «К началу восстания в левобережной Варшаве с учётом подразделений полиции, СС, жандармерии, СА, сапёров, мостовой охраны, курсантов военных школ, зенитчиков, персонала аэродромного обслуживания и связистов находилось около 16 тысяч хорошо вооружённых гитлеровцев, принадлежавших к 300 различным формированиям и ведомствам».
В письмах разобраться было сложнее – написанные на плохой бумаге, разными почерками, они явно требовали более вдумчивого чтения. Поэтому Рей решительно потянулась к картотеке, надеясь хотя бы там найти какое-то объяснение. Между канцелярскими бланками запросов, справок, удостоверений ей на глаза, наконец, попалась копия свидетельства о заключении в 1950 г. брака между некоей Таль Хершлаг, польской гражданкой, и гражданином США Эн. Скайуокером. Судя по другим документам, тогда же вышеупомянутый Скайуокер усыновил и двоих детей – Лукаша и Лию Хершлаг, которым сменили не только фамилию, но и имена. Близнецы стали Люком и Леей Скайуокер…
Когда хлопнула входная дверь, Рей как раз заканчивала укладывать странный архив аккуратной стопочкой. Бен, судя по звукам, пошел почему-то сразу на кухню и начал там чем-то ожесточенно грохотать. Сложив, наконец, бумаги, Рей отправилась к нему.
Когда она появилась на пороге, Бен раздраженно открывал уже третий по счету кухонный шкафчик.
- Где в доме этот чертов кофе? Куда ты его все время прячешь?
- Я ничего никуда не прячу. Кофе там, где ты его сам поставил. И велел мне не сдвигать банку с места даже при наступлении конца света.
- А кофемолка?
- Там же, где была утром. С тех пор ничего не изменилось.
- Правда? – Бен наконец-то посмотрел на Рей. Вид у него был странный – не то настороженный, не то виноватый. Рей первый раз его таким видела.
- Правда.
- А… ты точно все бумаги до конца разобрала?
- Что я не разобрала, то ты мне сейчас расскажешь. В подробностях!
- Ну, подробностей я и сам не знаю. Все, что я смог выяснить – мой дед служил в вермахте. Он молодой совсем был, лет восемнадцать, наверное. Нет, я понимаю, что это не оправдание… Ну, он служил в Польше. Летом 44-го попал в штрафбат, вроде бы с офицером подрался, а потом штрафников отправили на подавление Варшавского восстания. Дед был… в команде зачистки… если ты понимаешь, что это такое.
- Да… я понимаю… - шепчет Рей. Вот теперь она жалеет о том, что вообще настаивала на каких-то там подробностях. Сидели бы сейчас спокойно, пили кофе с пирогом, обсуждали какую-нибудь животрепещущую фигню…
Бен, снова опустив глаза, продолжал говорить каким-то механическим тоном, рассказывая о том, как команды зачистки расстреливали повстанцев, попутно не гнушаясь грабежом.
- Статуэтка! – вспыхивает Рей. – Она… оттуда?
- Да.
У Рей пропадает дар речи. Она смотрит на Бена, как на инопланетянина. Как, как это возможно – спокойно держать у себя вещь, принадлежавшую ограбленным и, скорее всего, убитым людям? Да, это было давно, но это же было!
Должно быть, Бен что-то понимает по выражению ее лица, потому что замолкает на полуслове. Не в силах выдержать этого молчания, Рей задает еще один вопрос:
- Если Люк Скайуокер твой дядя, то Лея…
- Мама. Таль Хершлаг, соответственно, бабушка. Она участвовала в Варшавском восстании. Дед, я так понимаю, должен был ее расстрелять. Но не расстрелял…
- А кто такой тогда Эн. Скайуокер? – на Рей вдруг наваливается страшная усталость от всего этого разговора.
Бен поднимает, наконец, глаза, и криво усмехается.
- А это он и есть – мой дед. Каким-то образом ушедший от преследования нацистский преступник. Сменил имя, легализовался…
- Ты его знал?
- Нет, он умер задолго до моего рождения.
- А бабушка?
- Никогда ничего никому не рассказывала. Кстати, при ее жизни эти статуэтки никто не прятал, я смутно помню, они стояли в каком-то застекленном шкафчике. Это потом уж дядя строго-настрого велел мне запрятать их подальше и никому не показывать.
- Кто-нибудь еще, кроме вашей семьи, знает об этом?
- Вот ты теперь знаешь.
- Нет, но кто-то же написал: «отдай то, что тебе не принадлежит»?
- Рей, да я бы отдал, давным-давно бы все отдал, знать бы – кому…
- То есть этот человек открыто не появляется, а изводит тебя дистанционно?
- Ну да.
- Тогда у него тоже … не все в порядке.
- От этого не легче.
- На самом деле – легче. Во-первых, он не может действовать легально. Во-вторых, рано или поздно он допустит ошибку.
- Ты оптимистка.
- Пессимистка с тобой бы уже повесилась, - рассеянно отвечает Рей, и лишь минуту спустя, глядя на возмущенно замолкшего Бена, понимает, что сказала.
… По молчаливому взаимному согласию больше к этой теме они не возвращались. Рей даже удалось заставить непривычно тихого и покладистого Фарера немного поработать с последними вариантами очередных сценарных набросков для сериала («Кинематограф – никогда больше! – Бен, это не кино, это телевидение. – Тем более!»).
Когда закончили, за окном было уже темно. Вылезая из-за письменного стола и потягиваясь, как огромный кот, Бен заметил:
- Слушай, хорошо, что ты меня пинаешь, а то бы я еще неделю с этой хренотенью возился. Так, глядишь, и закончим пораньше. А следующий сезон у них через полгода будет, успеем отдохнуть… Тебе так точно надо, а то ты очередной сценарной гонки не выдержишь.
- Я?
- Ну, а кто еще?
- Бен, мне это, конечно, очень лестно, но не факт, что я постоянно буду работать именно с тобой!
- Почему? – Бен, похоже, искренен в своем недоумении.