Страница 8 из 17
- Как это - почему? Ну, это как-то странно…
- Чего тут странного? Нет, ты не думай, я ведь не всегда буду зашиваться на нескольких проектах сразу. Я понимаю, работы до хрена, да и я не подарок, но ты же справляешься…
- Ты считаешь?
- Конечно, прекрасно справляешься, и даже ни разу меня ничем по голове не стукнула. Хотя могла бы.
- Я буду иметь это в виду.
- Э-э, я вообще-то в фигуральном смысле…
- Значит, буду бить фигурально. Но сильно.
- Договорились, - вид у Бена становится такой мечтательный, как будто именно на это он всю жизнь и надеялся. Помолчав пару минут, Фарер воодушевляется еще больше:
- Прикинь, лет через двадцать я буду старый сварливый всемирно известный хрыч, а ты - мой единственный редактор…
Рей прыскает в кулак:
- Старый, сварливый, еще и плешивый…
- Почему это сразу «плешивый»? – Бен с некоторой обидой смотрит на Рей и украдкой прикасается к своим волосам, будто проверяя, на месте ли они.
- Потому что так смешнее!
- По-моему, я и так достаточно смешон.
- Ага… обхохочешься. Бенеке, мужчина габаритами «два на полтора метра» смешным быть не может по определению. Или у тебя очень странное представление о юморе.
- Как ты меня назвала? – Бен поворачивается к Рей всем телом, так резко, что она даже отшатывается слегка.
- Бенеке, - шепчет она, понимая, что только что назвала своего босса уменьшительным именем…
========== 8. Восходящее действие ==========
«Она с тревогой прислушивалась к голосам за стенкой. Слов было не разобрать, но люди явно выясняли отношения на повышенных тонах… Она завернулась в любимый махровый халатик и откинулась на спинку кресла, лениво вытянув стройные загорелые ножки. Очередной одинокий вечер в компании телевизора переставал быть томным… «Нет, это просто невозможно, почему они так орут в половине одиннадцатого? Надо бы выяснить, что происходит…» - подумала она.».
Рей дочитала абзац, отметила трижды повторяющееся слово «она» и задумалась. Сегодня с самого утра ей почему-то никак не удавалось настроиться на рабочий лад, все валилось из рук, буквы отказывались складываться в слова. Вот странно, она ведь специально приехала в издательство, чтобы поработать, наконец, в тишине и покое, без постоянных воплей: «Рей, я потерял персонажа! Найди этого придурка, он мне срочно нужен! – Какого именно придурка? Их там много… – Ну, чмо такое очкастое, не помнишь, что ли? - Как зовут чмо? – Да фиг его знает… Не придумал еще, пусть пока так походит, без имени. - Ладно. Вспомни, пожалуйста, где ты его видел при последнем редактировании? – Кажется, на сто восьмой странице…».
Не удержавшись, Рей как-то спросила у Бена, зачем ему вся эта морока с любовными романами и конспирацией под Аврору, неужели только из-за денег? В ответ Фарер сначала буркнул, мол, ясное дело, исключительно ради денег, как еще можно заработать честному прозаику в этом гадском мире, где никому на хрен не нужны сложные душевные метания, неоднозначные персонажи и прочая такая фигня. Потом, впрочем, задумался и добавил:
- Знаешь, Дункельхайт – это такой антидепрессант.
- Для тех, кто читает?
- Для меня, в первую очередь. Ну, для читательниц, я надеюсь, тоже. А еще, смеяться будешь, я на любовных романах учился писать. Неплохое упражнение по практической стилистике, на самом-то деле.
- Слова «практическая стилистика» в применении к любовному роману звучат как-то странно, ты не находишь?
- Да, а прикинь, сколько дополнительных смыслов появляется у термина «общее и сравнительное языкознание»…
…Вздохнув, Рей возвращается к тексту, который безрезультатно перечитывает уже в третий раз. Нет, определенно, в издательстве сегодня тоже слишком шумно. По коридору мимо кабинета уже несколько раз процокали каблучки Кайдел (только она носит такие вызывающие шпильки); прошуршали удобные туфли фрау Розенбаум из бухгалтерии (она-то что здесь забыла?); бодро протопали кроссовки Роуз.
Осознав, что последние десять минут она не столько работает, сколько прислушивается к шуму за дверью, Рей решительно выглянула в коридор и наткнулась как раз на Роуз. На лице у той застыло комичное выражение недоверия пополам со сдержанным восторгом.
- Рей, вот хорошо, что ты здесь! А то там мужик один явился и грозится все разнести, если тебя сейчас же не найдут. Охранник его вывести не смог, он, наверное, псих какой-то, орет, что он здесь работает в качестве Авроры Дункельхайт, так и сказал, представляешь? Сумасшедший, такого в больнице держать надо…
- Насчет больницы ты, может, и права, но вообще-то Аврора – это действительно мужчина.
- Вот это да! – глаза Роуз становятся идеально круглыми. - Ничего себе! Ты работаешь столько времени с таким эффектным типом и молчишь, как заколдованная, даже не похвасталась ни разу! Или он… нетрадиционный какой-нибудь?
- Традиционный, я думаю; хотя не проверяла, - устало отвечает Рей, понимая, что непредсказуемый Фарер вот сейчас зачем-то пустил насмарку всю свою конспирацию, а виновата в этом, вероятнее всего, окажется она, Рей.
…К тому моменту, как Рей спустилась на первый этаж, волнение в коллективе несколько поутихло, чему немало поспособствовало появление заместителя директора издательства, одного из немногих сотрудников, знавших Фарера в лицо. Замдиректора, надо отдать ему должное, к внезапному литературному «каминг-ауту» отнесся философски и тут же повел Бена в свой кабинет, приговаривая: «Вот и хорошо, герр Фарер, вот и славно, что вы зашли, мне как раз нужно с вами обсудить одно интересное новое предложение; на взаимовыгодных условиях, разумеется…». Бен, прежде чем последовать за ним, нашел взглядом Рей и одними губами сказал ей: «Подожди меня, пожалуйста». Кайдел, которая стояла чуть поодаль, внимательно глядя на Бена, наморщила хорошенький носик и, резко развернувшись, направилась к выходу.
…Из издательства в итоге пришлось выбираться окольными путями. Многочисленные сотрудницы «Die erste Order Verlag», прознав о том, что скандально известная авторша внезапно оказалась автором, под любым предлогом старались заглянуть в приемную замдиректора; особо предприимчивые разыскали несколько экземпляров старых романов Дункельхайт – для автографов. Потом кто-то сообразил, что есть такая вещь, как селфи… Бен, не ожидавший подобного ажиотажа, выглядел слегка ошалевшим и послушно отправился вслед за Рей, когда она деловито протиснулась сквозь толпу новоявленных поклонниц со словами «Прошу прощения, герр Фарер, дело не терпит отлагательств, мы должны идти…». Вышли они через служебный вход, Бен какое-то время нервно оглядывался, а потом спросил:
- Чего это было, а?
- Это была слава. Привыкай.
- Я как-то уже не хочу…
- А придется. Это твои читательницы, они тебя любят; теперь – вдвойне любят, я бы сказала.
- Я себе любовь как-то по-другому представлял.
- Бен, да ты романтик, как я погляжу.
- Что ты несешь, какой еще романтик?
- Какой? Я бы сказала – классический. «Sturm und Drang», все дела…
- «Буря и натиск», говоришь? Ну, не знаю, я человек простой, в университетах, считай, не обучался…
- Правда, что ли?
- Вообще-то меня выперли после второго курса.
- Как это – выперли? Почему?
- Не «почему», а «за что».
- И за что же?
- Я сначала был типа на особом положении: дядя тогда в универе читал курс лекций по теории коммуникации. А у меня была своя компания – такие ребята, как бы тебе сказать…, короче, не слишком вменяемые. И вот как-то, бухие в зюзю, пошли мы в обсерваторию…
- Куда, прости?
- В обсерваторию, говорю, куда же еще?
- Действительно, куда еще спьяну можно пойти… Где же ты учился, что там даже обсерватория была?
- В славном Галле-Виттенбергском университете. Там, говорят, Гамлет учился, а Мартин Лютер преподавал. Это шутка такая, - на всякий случай поясняет Бен. – Ну вот, залезли ночью в здание обсерватории, и слегка там…покуролесили. А это, между прочим, исторический памятник восемнадцатого века.