Страница 91 из 101
Киевский, Харьковский и Одесский Центры руководствовались директивами из Екатеринодара и были включены в состав Добровольческой армии. И хотя на практике «инспекторские поездки» на Украину были не часты (весной 1918 г. в Киев и Одессу приезжал генерал Лукомский, а летом в Киев прибыл начальник разведывательного отделения Добровольческой армии полковник Ряснянский), Центры окончательно стали структурными единицами Белого движения, а в условиях осени 1918 г., после окончания немецкой оккупации и продвижения на Украину войск УНР, оказывались нередко единственными боевыми группами, сопротивлявшимися петлюровцам и местным большевикам (44).
Весьма показательны указания, даваемые Центрам применительно к отношениям с немецкими войсками. Помимо того, что работавшие на Украине Центры обязывались заниматься разведкой и контрразведкой, «по указанию генерала Алексеева или в случае военных действий немцев против Добровольческой армии или Волжского фронта», они должны были приступить к партизанским действиям, диверсиям против «немецких оккупантов».
По воспоминаниям вице-адмирала Д.В. Ненюкова, начальника Одесского Центра, успешной переброске добровольцев на Кубань способствовала деятельность городского Союза офицеров, образовавшегося в начале 1918 г., а возможно, сохранившего свои ячейки еще с 1917 г. Предполагалось, что через посредство Союза можно объединить до 10–12 тысяч офицеров для последующего перехода их в Добрармию. В мае – июне отправки совершались по железной дороге крупными партиями (до 200 человек), и довольно часто (по 2–3 раза в неделю). Средства, правда незначительные, удавалось получить от частных владельцев и благотворительных обществ. Часть средств перевел русский посланник в Румынии С. А. Поклевский-Козелл. Благодаря поддержке редактора газеты «Одесский листок» на страницах газеты удавалось публиковать объявления о записи добровольцев. Определенную конкуренцию Ненюкову составляли вербовщики в Южную и Астраханскую армии (о них далее). Но большая часть офицерства продолжала стремиться в Добровольческую армию. Правда, с конца июня немецкая администрация стала отслеживать активность Одесского центра, поэтому крупные отправки пришлось прекратить, а для перевозок вместо поездов использовать пароходы, идущие в Севастополь. В свою очередь, попытки немцев (адмирал Гофман) установить через Ненюкова контакты с командованием Добрармии были категорически отвергнуты Деникиным (45).
Очевидно, что в таких условиях Центры Добрармии представляли, по существу, «государство в государстве» и могли служить серьезной опорой для гетманского режима с большой долей условности. Поскольку суверенная Украинская Держава была лишена своих вооруженных сил, то при отсутствии немецкой и австрийской поддержки возникала реальная угроза падения режима, а для получения поддержки со стороны российских антибольшевистских сил становилась необходимой смена политического курса, что и подтвердили события осени 1918 г.
В 1918 г. на Юге России существовал ряд «суверенных» государственных образований, связанных определенными обязательствами или по отношению к внешнему окружению (Советской России, немецкому оккупационному командованию, с которыми заключались мирные соглашения), или к самопровозглашенному политическому credo (не вести военных действий за пределами «своей» территории, что относилось, в частности, к Всевеликому Войску Донскому). В сравнении с ними Добровольческая армия, не имея еще официального «государственного статуса», обладала гораздо большей самостоятельностью.
Для решения «всероссийских задач» представлялось целесообразным создание на окраинах подобных государственных образований автономных боевых единиц. Такими подразделениями, альтернативными Добровольческой армии, стали Южная, Астраханская и Русская Народная армии, формировавшиеся при большой поддержке Украины летом – осенью 1918 г. на границах Войска Донского.
Эти воинские части не могли располагаться и иметь официальный статус на территории Украины, связанной с Советской Россией и Германией договорными обязательствами, а территория Всевеликого Войска Донского должна была обороняться донскими казаками. Поэтому названные армии начали формироваться на территории Воронежской губернии. По воспоминаниям генерал-майора П. И. Залесского, сопредседателя Союза «Наша Родина», герцог Лейхтенбергский «наметил для этой цели Богучарский уезд Воронежской губернии, уже занятый донскими казаками и являвшийся в глазах немцев нейтральной территорией, вполне пригодной для нового формирования» (46). Южная армия считалась частью вооруженных сил Всевеликого Войска Донского, но получала значительную материальную поддержку из Украины. Большая часть вербовочных Центров армии также находилась на украинской территории.
Для придания армиям должного статуса предполагалось, что командовать ими будут известные военачальники. Предпочтение отдавалось «громким фамилиям».
Желательными считались: генерал от инфантерии, бывший главнокомандующий Юго-Западным фронтом Н.И. Иванов и талантливый кавалерийский начальник Первой мировой войны, командир 3-го конного корпуса (сыгравшего в 1917 г. роль «ударной контрреволюционной силы»), генерал от кавалерии граф Ф. А. Келлер. Он был также известен своим выходом в отставку из-за отказа присягать Временному правительству в марте 1917 г. («Я христианин. И считаю, что грешно менять присягу») (47). Келлер жил в Харькове и весьма негативно воспринимал факт присутствия немецких войск на Украине. В то же время он не торопился примкнуть к Белому движению, поскольку считал лозунг «непредрешения» изначально порочным и непригодным для «победы над революцией». Весьма интересную характеристику Келлера содержат воспоминания полковника Штейфона: «… Отношение графа к Добровольческой армии было двойственным. Он горячо поддерживал идею вооруженной борьбы с большевиками и всей своей солдатской душой стремился принять активное участие в борьбе. В то же время он прекрасно понимал, что в период гражданской междоусобицы необходимы четкие политические лозунги, ибо они вдохновляют и решают борьбу. Идея Учредительного Собрания, в ее тогдашнем понимании, вызывала органический протест столь цельной натуры, как генерал Келлер. По его мнению, Добрармия обязана была вести борьбу под монархическим флагом, ибо большевистскому материализму могла быть победно противопоставлена лишь его одухотворенная антитеза – монархия. Федор Артурович принадлежал к числу тех консервативных умов, кои отнюдь не были склонными перечеркнуть русскую революцию только потому, что ее не одобряли. Наоборот, все свои практические выводы он строил на основе бытия революции. На эту тему мы много говорили, и граф неизменно отождествлял русскую либеральную интеллигенцию с идеалистом Иваном Карамазовым, а русских солдат и крестьян эпохи революции – со Смердяковым – вывихнутой душой. Однако так как русская душа хранит и святость Зосимы, и гнусность Смердякова, то надо стремиться, чтобы благодатное воздействие светлых навыков заглушило бы смердяковщину. Поэтому, по мнению графа, необходимы были лозунги, пронизанные мистической одухотворенностью, понятные народным массам и имеющие историческое обоснование…»
Весной – летом 1918 г. Келлер стоял в стороне от каких-либо форм «борьбы с большевизмом», был далек от политики, представляя собой яркий пример того, что «прямота и честность» далеко не всегда «содействуют успеху сложной политической проблемы». Граф участвовал в молебне-поминании Царской Семьи в июле 1918 г. и, по свидетельству генерал-майора Б. И. Казановича, возвращавшегося из инспекционной поездки в Москву, заявлял, что будет «отговаривать» офицеров от поступления в ряды Добровольческой армии по причине «неопределенности программы» и отсутствия «монархических лозунгов» (48).
В то же время Келлер отнюдь не исключал возможности своего вступления в будущем в ряды белых армий. Во второй половине августа, во время десятидневной поездки на Дон и Кубань, он встречался с атаманом Красновым, а также с генералами Алексеевым и Деникиным. Правда, впечатления от поездки были, по воспоминаниям Штейфона, «безрадостные». Отношения между Алексеевым и Деникиным «натянутые», между Донской и Добровольческой армиями – «ненормальные», «в организационных вопросах преобладает импровизация», «штаб армии работает в атмосфере политических интриг», «нет ярких лозунгов… неопределенность, недоговоренность», «Деникин не удовлетворяет ни правых, ни левых» – таков был набор оценок. «Более светлые впечатления» оставил атаман Краснов, которого, к сожалению, «травили и Добрармия, и казачья партийность, и союзники».