Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 45 из 101

14. Милюков И Н. По поводу сообщения П. Н. Финисова // Последние новости, 6 марта 1937 г., № 5825.

15. Финисов П.Н. Указ, соч.; Путилов А. Заговор генерала Корнилова (Ответ моим критикам) // Последние новости. Париж, 20 марта 1937 г. № 5839.

16. ГА РФ. Ф. 6422. Он. 1. Д. 8. Лл. 39–39 об.; Ф. 5881. Он. 1. Д. 541. Л. 197; Деникин А. И. Очерки русской смуты, т. 2. Париж, 1922, с. 31; Савич Н.В. Воспоминания. СПб., 1993, с. 249–250; Головин Н.Н. Российская контрреволюция в 1917–1918 гг. Ч. 1, кн. 1, с. 19; Виноградский Н.Н. Краткий очерк возникновения и деятельности Московских совещаний и «Совета общественных деятелей» // Красная книга ВЧК, М., 1922, т. 2, с. 65–67; Его же. Совет общественных деятелей в Москве. 1917–1919 гг. // На чужой стороне, т. IX. Берлин-Прага, 1925, с. 91–93.

17. Деникин А. И. Указ, соч., т. II, с. 33; т. I, вып. 2, с. 195.

18. Головин Н.Н. Российская контрреволюция в 1917–1918 гг. Ч. 1, кн. 1, с. 19; ГА РФ. Ф. 6422. Он. 1. Д. 8. Лл. 41–43; Ф. 5881. Он. 1. Д. 541. Л. 201; Ф. 5881. Он. 1. Д. 541. Л. 201; На страже. Орган Военной Лиги. Петроград, 14 (27) августа 1917 г.

19. К истории корниловщины // Красная летопись, № 1 (10), 1924, с. 207–217.

20. Государственное Совещание. М. – Л., 1930, с. 63–65; с. 116–117; 204–205; Русское Слово. Москва, № 186, 15 (28) августа 1917 г.; Мысли современников революции // Белый архив, т. 2–3. Париж, 1928, с. 247–249.

21. Дело генерала Л. Г. Корнилова. М., 2003, т. 1, с. 175–177.

22. Там же, с. 230.

23. Свод законов Российской Империи, т. 2. СПб., 1892, с. 254–259; Положение о полевом управлении войск в военное время. Пг, 1914, ст. 1–3.

24. Дело генерала Корнилова, т. 1, с. 230; Из материалов по истории выступления Корнилова // Донская волна, № 15, сентябрь 1918 г., с. 15–16.





25. Головин Н. Н. Российская контрреволюция в 1917–1918 гг. Ч. 1, кн. 2, 1937, с. 36–37, 42–43, 45.

Глава 3

Колебания политического курса Временного правительства в период сентября – октября 1917 г. Использование представительных структур в системе государственного управления (Временный Комитет Государственной Думы, Демократическое Совещание, Временный Совет Российской Республики). Положение общественно-политических структур, поддерживавших выступление генерала Корнилова

Осень 1917 г. – важный этап в формировании российской контрреволюции и Белого движения. Подавив «контрреволюцию справа», Временное правительство не получило необходимой поддержки своих действий со стороны политических сил, заинтересованных в «твердой власти». В условиях противостояния с Советами правительству приходилось часто «менять курс», что не способствовало политической стабильности и оказало влияние на его скорое падение 25 октября 1917 г.

Но еще за два месяца до «низложения» правительства решением II Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов Керенский и его окружение совершили ряд действий, серьезно ослабивших их политико-правовой статус.

Два принципиально важных правовых момента содержал акт 1 сентября 1917 г. «Провозглашение Российской Республики и образование Совета пяти», подписанный Керенским и визированный министром юстиции А. С. Зарудным (сын сенатора, одного из авторов судебной реформы 1864 г.). Во-первых, в этом документе безапелляционно утверждалось: «… Считая важным положить предел внешней неопределенности государственного строя, памятуя единодушное и восторженное признание республиканской идеи, которое сказалось на Московском Государственном Совещании, Временное правительство объявляет, что государственный порядок, которым управляется Российское государство, есть порядок республиканский, и провозглашает Российскую Республику…»

Во-вторых, подчеркивалась идея «срочной необходимости принятия немедленных и решительных мер для восстановления потрясенного государственного порядка». Исходя из этого, Керенский обратился к совершенно беспрецедентной для российской политико-правовой истории форме власти (если только не усматривать аналогов в XVIII веке). Временное правительство передавало «полноту своей власти по управлению пяти лицам из его состава, во главе с министром-председателем». Был создан Совет пяти, или Директория (используя модную в то время терминологию Великой французской революции). В то же время в декларации намечалась перспектива создания «в течение ближайших дней» нового правительства, построенного (как и предшествующие составы) на коалиционном представительстве: «Временное Правительство будет стремиться к расширению своего состава путем привлечения в свои ряды представителей все тех элементов, кто вечные и общие интересы Родины ставит выше временных и частных интересов отдельных партий или классов» (1).

Легальность данного акта была спорной. Второй коалиционный состав Временного правительства, от имени которого делалось данное заявление, прекратил свою работу после отставки, вызванной выступлением генерала Корнилова, еще 26 августа и не мог принимать какие-либо законодательные решения, тем более столь значимые, как решение о форме правления. Не говоря уже о том, что нарушался основной правовой вопрос о власти, вставший вследствие акта Великого Князя Михаила Александровича и заявлений, сделанных в первых декларациях Временного правительства в марте. Ссылка на волю Московского Государственного Совещания августа 1917 г. была спорной по той причине, что это собрание не носило и не могло носить «учредительно-санкционирующего» характера. В условиях еще сохранявшегося летом территориального и, хотя и в меньшей степени, социального единства только избранное, полноправное Всероссийское Учредительное Собрание могло бы стать структурой, способной решить основные государственные вопросы, обозначить направления дальнейшего политического курса. Да и не было «восторженного признания республиканской идеи» на августовском Совещании, большая часть докладов которого касалась текущих проблем внутренней и внешней политики. Форма публикации акта «провозглашения Республики» также вызывала нарекания. В «Собрании узаконений Временного правительства» он опубликован не был, хотя не существовало препятствий к его публикации в надлежащем виде (как это было, например, с актом отречения Николая II).

Реакция на это действие была позитивной со стороны социалистических партий, традиционно выступавших за введение в России республиканской формы правления. Кадеты, не отрицавшие возможности провозглашения республики Учредительным Собранием, возражали против единоличного решения Керенского по этому вопросу, называя его «пустой фразой». «Мы считали, – вспоминал Набоков, – совершенно неправильным установление формальной квалификации того временного строя, который установился в дни переворота и должен был дожить до Учредительного Собрания». Еще категоричнее высказывался по этому вопросу Пуришкевич, называвший решение Керенского «наглым и грубым», «олигархическим актом, увенчавшим дело упразднения народной воли», которую могло выразить только Учредительное Собрание. Таким образом, патетический возглас Керенского 3 марта, после отказа Великого Князя Михаила Александровича от принятия Престола: «Верьте, Ваше Императорское Высочество, что мы донесем драгоценный сосуд Вашей власти до Учредительного Собрания, не расплескав из него ни одной капли», остался, по существу, лишь эмоциональным «жестом» (2).

Сам же Великий Князь, формально сохранявший статус восприемника Престола и фактически окончательно утративший его после вышеназванного акта Керенского, спокойно отнесся к этому, записав 2 сентября 1917 г. в своем дневнике: «Сегодня проснулись при объявлении России Республикой. Не все ли равно, какая будет форма правления, лишь бы был порядок и справедливость в стране». А вскоре после «корниловских дней» Великий Князь «по инициативе местных революционных войсковых организаций» и Гатчинского совета р. и с. депутатов был арестован в своем дворце в Гатчине (3).