Страница 51 из 70
— Хотел бы я знать, что ты понимаешь под словом «работать»?
— Совсем не то, что ты, — холодно заметил Крампен. — Я вовсе не собираюсь играть роль мальчика на побегушках у твоего кретина Паульсена!
— Да у него в мизинце больше разума, чем в твоей голове! И ты должен об этом знать! Я не собираюсь платить тебе жалованье за безделье!
Крампен отпил глоток коньяка и, откинувшись на спинку стула, закинул ногу на ногу.
— За безделье я денег не беру. Плевать мне на твое жалованье, но тебе пора бы расплатиться со мной!
Лорхер растерянно уставился на сына:
— О какой расплате ты говоришь? За что?
— Ты забыл, что именно мне ты обязан успехами твоей фирмы? — Крампен торопливым жестом остановил Лорхера, когда тот собирался возразить ему, и стал поспешно перечислять свои заслуги: без его мужества и готовности идти на большой риск никогда не было бы шумного «дела Хойслера», благодаря которому Лорхер быстро получил кредиты.
— Кредиты?.. — ехидно переспросил Лорхер. — А сейчас-то тебе за что платить? Лаборатория уничтожена, фирме нанесен ущерб в полмиллиона… Этим я тоже обязан тебе!
— Ты с ума сошел!
— Отнюдь нет! Это была диверсия! И совершена она вот почему: месть за Хойслера! Я уверен в этом! И ты еще хочешь получить за это вознаграждение?!
Крампен был взбешен:
— Попомнишь ты эти слова!
Лорхер наконец понял, что, судя по всему, Крампен рассчитывает на крупную сумму.
— Сколько же ты хочешь?
Крампен сначала намеревался выудить у Лорхера пятьдесят тысяч — ту сумму, которую потребовала Инна. Однако, поразмыслив, решил назвать двойную сумму. Крампен не верил в то, что взрыв лаборатории — это месть за Хойслера. Он был убежден, что эту диверсию осуществил сильный конкурент, возможно «ВОМА», предложение которой о кооперировании Лорхер отклонил. Если, несмотря ни на что, Лорхеру все же удастся восстановить лабораторию, то кто может гарантировать, что подобный инцидент не повторится еще раз? Лорхер же вложил в операцию «Степной барашек» все свои средства, и потому вполне возможно, что скоро с него уже ничего не удастся получить.
— Ну, так сколько ты хочешь? — повторил Лорхер скорее из чистого любопытства, чем из желания удовлетворить эту просьбу.
— Сто тысяч! — как-то бегло произнес Крампен, как будто речь шла о ста марках.
Лорхер ошалело уставился на сына, а потом так расхохотался, что у него слезы показались на глазах.
Крампен наблюдал за отцом сквозь полуопущенные веки, однако решил не отступаться от своего.
Неожиданно Лорхер перестал смеяться.
— Ровно шестьдесят тысяч, находящиеся на счету фирмы, могут показаться внушительной суммой, но их не хватает даже для того, чтобы выплатить зарплату рабочим за одну неделю, потому что для этого нужно восемьдесят тысяч! Договора на кредиты сторнированы обоими банками одновременно! Какое совпадение, не правда ли?.. Вот как обстоят дела, а ты требуешь сто тысяч!.. Откуда я возьму такие деньги? — И, поскольку Крампен с мрачным видом молчал, добавил: — Ты мне ничего не говорил, а я ничего не слышал.
— Хорошо, теперь слушай всю правду: я ведь не добровольно отказался от выпуска порнографических открыток. Со мной поступили так же, как и с твоей лабораторией. Мое фотоателье разгромили!
— Вот как! — Лорхер казался озабоченным.
— Во время погрома гангстеры жестоко избили Инну, и она потребовала с меня пятьдесят тысяч, угрожая в противном случае выдать меня, хотя и сама в этом деле замешана…
Лорхер, казалось, уже не слушал его и что-то искал в своих бумагах.
— А вторые пятьдесят тысяч нужны мне для оборудования нового фотоателье, — пояснил Крампен, — учитывая наше сотрудничество — это сущий пустяк!
— И все это за мой счет? — спросил Лорхер. — За то, что я тебя не выучил?
— Да, за это ты должен платить! Если бы я посещал реальное училище, то… — Он неожиданно замолчал и махнул рукой. — Разве это сумма? Могу пойти на компромисс: пятьдесят тысяч ты даешь мне сейчас, а пятьдесят — через четыре недели. — Крампен посмотрел на Лорхера, на лице которого не дрогнул ни один мускул.
И тут Лорхер протянул сыну письмо, на которое тот смотрел с явным недоверием.
— Это официальная жалоба сестры Хойслера, некоей Коринны Хойслер, проживающей в Мюнхене. Она требует возмещения убытков, которые она несет в связи с гибелью брата, финансировавшего ее учебу. Сумма: пятьсот тысяч! Ну, разве это не смешно? — Мрачное выражение лица Лорхера никак не вязалось с его словами. — Вот так-то!..
Крампен и виду не подал, как его обеспокоило это известие. Оказалось, что Лорхер находился в гораздо худшем положении, чем он сам.
— Меня лично давно удивляет, — как бы мимоходом заметил Крампен, — что никто не беспокоится о том, как идут дела с ослепляющим зарядом!
— Ты заблуждаешься, кое-кого это очень даже интересует, — возразил ему Лорхер. — Федеральное ведомство уголовной полиции считает, что обнародование деталей этого открытия наделало слишком много шума!
— Это все не то! — скептически бросил Крампен.
Лорхера покоробило от столь беззастенчивого признания сына.
— В решении высших инстанций говорится, что вопрос о производстве ослепляющего оружия не подлежит сомнению. Даже адвокатура отказалась от применения штрафных санкций! До сих пор я молчал и только сейчас впервые заговорил об этом! — по голосу Лорхера чувствовалось, что он уже жалеет о своей откровенности.
— Не стоило будить спящих собак, — ехидно усмехаясь, заметил Крампен.
— К тому же страховая компания отказывается оплатить убытки, и я вынужден жаловаться на нее! — Лорхер глубоко вздохнул.
— При возмещении убытка гражданскому лицу все это выглядит несколько иначе!
Лорхер с озабоченным видом спросил:
— Ты полагаешь, что сестра Хойслера может выиграть процесс?
— Конечно! — заверил его Крампен.
Лорхер закашлялся. Почувствовав, что его слегка знобит, он подошел к буфету и налил себе рюмку коньяка. В этот момент зазвонил телефон. Председатель фабричного профсоюза требовал разрешения прекратить работу, чтобы не подвергать опасности жизнь сотрудников. С большой неохотой Лорхер согласился, и через несколько минут сирена возвестила о прекращении работы.
— Полмиллиона вылетает в трубу! — с ужасом прошептал Лорхер.
— В ходе судебного процесса решающую роль может сыграть тот факт, что Хойслер пренебрег предупреждением, вывешенным на сейфе! — объяснял Крампен.
Лорхер вскочил и нервно забегал по кабинету, затем остановился перед Крампеном и проговорил:
— Ты, безусловно, прав: почему он не обратил внимания на это предупреждение?..
— В данном случае меня станут допрашивать как свидетеля, — перебил его Крампен.
— Разумеется! — подтвердил Лорхер.
— Меня приведут к присяге! Я не смогу лжесвидетельствовать.
— Как?.. Что ты имеешь в виду?..
— Я скажу все, как было: что я прилепил предупреждение уже после того, как Хойслер ослеп и, следовательно, уже ничего не видел! Ты же не станешь требовать от меня, чтобы я нарушил присягу?!
Лорхер был потрясен. Он только смог прошептать:
— Ты это серьезно?.. Ты так и скажешь?..
Крампен ехидно усмехнулся и кивнул.
— В суде я скажу правду и ничего кроме правды! Скажу, что ты дал мне задание установить ослепляющий заряд, хотя я и отговаривал тебя от этого. Я расскажу, что это была твоя идея наклеить предупреждение только тогда, когда все уже произойдет! Лучшей рекламы для немедленного получения кредитов и быть не могло, ты помнишь?
Лорхер упал в кресло и прохрипел:
— Да я обо всем этом не имел ни малейшего представления! Все это ты сделал за моей спиной… — И он замолчал.
— И ты думаешь, что суд тебе поверит? — Крампен с невозмутимым видом разглядывал свои ногти на руках.
— Ну и свинья же ты после этого! — прошипел Лорхер.
Однако это оскорбление нисколько не обидело Крампена, и он как ни в чем не бывало произнес:
— Надеюсь, ты меня понял? Все будет иначе, если ты дашь денег…