Эрлинг

– Угу, – буркнул тот, отодвигаясь в сторону. – Не зря твою ДНК через компьютер прогонял…

Инженер был бледен, на лбу обильно выступил пот: синтез тела взрослого мужчины дался ему нелегко. Борон фон Штосс хотел что-то сказать, но тут его взгляд упал на жену, медленно поднимающуюся с колен…

***

Огненные всполохи озаряют грозовое небо… после раскатов грома будто ватной подушкой накатывает тишина… душно… трудно дышать… Воздух словно превратился в вязкую массу, слизью облепляющую лёгкие. Кажется, эта слизь – розовая. Красные собаки… красные собаки с лаем носятся вокруг. Все… почему-то красные. И одна белая. Гончая с голубыми глазами. Сидит и смотрит… так печально…

– Почему Вартек отказался лечить его? – баронесса фон Штосс старается говорить тихо. Декан Салем в глубоком забытьи, но вдруг он что-нибудь слышит?

Барон фон Штосс осторожно подбирает слова:

– Вартек… посчитал… его безнадёжным. Он… не сможет… помочь.

– Но что-то ведь можно сделать? Может быть, Антар…

– Боюсь, что… – маг отрицательно качает головой. – Дорогая, не мучь себя. Подумай о ребёнке, – муж нежно прижимает Камиллу к себе. – Да, и о Вартеке… разве он не должен был сегодня осмотреть тебя?

– Да, ты прав, – вздыхает баронесса. – Он меня уже ждёт.

– Иди, любимая, не волнуйся. Я побуду здесь.

Нежный поцелуй, неохотно разрываемые объятия… как же это тяжело – расстаться. Даже на пару часов.

Звуки лёгких женских шагов давно уже затихли, когда веки стихийного мага, так и не защитившего диссертацию, дрогнули и приоткрылись.

– Ты ей не сказал, – едва внятно прохрипел он.

Ламберт с непроницаемым лицом влил в рот больного клюквенный морс. Салем судорожно сглотнул. Закашлялся.

– Не сказал.

– Рисуешься благородством? – губы умирающего с трудом сложились в кривую усмешку.

– Нет, – спокойно отозвался его бывший научный руководитель. – Не хочу, чтобы моя жена винила себя за то, что сделал мой недобросовестный ученик. Ей и так слишком много пришлось пережить.

– Ненавижу… тебя, – с трудом выдавил из себя Салем.

– Знаю, – меланхолично отозвался собеседник. – По ауре видно. Даже сквозь бред.

– Будь ты… на моём месте, злодеем оказался бы ты. А я стоял бы тут весь в белом.

– Сомневаюсь, – холодно произнёс барон фон Штосс. – Я слишком сильно люблю её, чтобы сделать несчастной.

– Я тоже её люблю, – красные собаки снова начали мелькать перед глазами, голос декана стихийников звучал всё тише… – Со мной она тоже могла быть счастлива.

– Нет, – твёрдо сказал недавний посетитель Сумеречного предела. – Настоящая любовь всегда бывает взаимной.

Умирающий зашёлся хриплым не то смехом, не то кашлем. Ламберт подождал, пока он затихнет, а потом вдруг спросил:

– Почему ты не ампутировал воспоминания? Вартек, возможно, и отказался бы сделать это для тебя… но он ведь не единственный врач.

Воспалённые глаза зло уставились на собеседника.

– А сколько мне пришлось бы ампутировать? Всё, связанное с Камиллой? Или с тобой? Два года? Пять? Десять? И ломать потом голову, почему все отворачиваются от меня? Почему Леам-беат-Шаас отказался рассматривать диссертацию? Каждый день выставлять себя идиотом?

Эта короткая эмоциональная речь отняла у больного слишком много сил. Салем устало опустил веки. В ушах снова раздались раскаты грома…

Довольно долго барон фон Штосс раздумывал над полученным ответом. Потом вздохнул и совершенно нейтральным тоном произнёс:

– Что ж, возможно, ты и прав…

Услышав удаляющиеся шаги, умирающий сделал над собой титаническое усилие и снова разлепил губы.

– Будь ты проклят, – произнёс он едва слышно, но Ламберт остановился, так и не достигнув двери. Обернулся.

– Благодаря тебе я – некромант, восставший из мёртвых, – сказал маг без тени ненависти. – Я уже проклят. Прощай, Салем. Спи с миром.

Вместо ответа из горла стихийника вырвалось только глухое рычание. Должно быть, какой-то из красных собак…

Сумеречный Предел, Вечность

Северин Эрлинг находился в замке Чёрного Дракона. Вернее сказать, в отражении оного замка, распространявшемся на Мир Мёртвых. И поскольку Милослав отличался консерватизмом, была эта проекция точной копией оригинала. Чего нельзя было сказать об отражении в зеркале, напротив которого лорд-вампир стоял по правую руку от бога смерти. Вместо этих двоих в серебристой глубине сидели в кресле мужчина и женщина. На самом деле в кресле сидел барон фон Штосс. Жена уютно устроилась у него на коленях.

– Он выглядит таким счастливым, – задумчиво произнёс сильнейший маг семи миров.

– Он в самом деле счастлив, – пожал плечами бывший чернокнижник.

Некоторое время оба наблюдателя молча прислушивались к нежному щебету супругов.

– А почему резерв такой маленький? – спросил вдруг Северин. – Эйзенхиэль был потомственным магом, очень сильным.

– Пусть скажет спасибо, что вообще что-то осталось, – сухо отозвался бог смерти. – Думаешь, легко было перекроить ауру из антитентуры под здешние условия? Не говоря уж о том, чтобы сделать из вампира человека.

– Если честно, я вообще не представляю, как тебе это удалось.