На пересечении

Первые лучи рассвета робко ознаменовали приход нового дня, который должен был позволить жителям города отоспаться, протрезветь и обменяться впечатлениями о вчерашнем празднике. Вопреки надеждам Амбридии Бокл, люди в первую очередь вспоминали о Пустынных Джиннах, о лотерее и только потом уже о спектакле. Красота огненного представления отпечаталась в памяти горожан настолько ярко, что некоторые даже поговаривали о том, чтобы написать господину Двельтонь благодарственное письмо. Городской казначей, человек расчетливый не только в деньгах, но и в отношениях с вышестоящими, не преминул рассказать наиболее болтливым, что выступление Джиннов Родон оплатил из своего кармана. Господин Карж не сомневался, что феодал укорит его за утечку информации, но на деле подобная сплетня будет ему приятна.

Утро после праздника, ленивое и размеренное, могло порадовать всякого, кто не обязан выпрыгивать из постели, едва кукарекнет какой-нибудь отчаянный петух. К сожалению, начальник городской стражи, рослый сорокалетний мужчина с густыми рыжими волосами, к счастливчикам не относился, отчего с самого утра пребывал в отвратительном настроении. К полудню Двельтонь требовал от него отчет о случившемся за ночь, поэтому Инхиру приходилось вставать ни свет ни заря, чтобы хорошенько тряхнуть своих подчиненных. В целом, если вычеркнуть из жизни господина Гамеля подобные дни, среди солдат он слыл славным малым. Подчиненные Инхира уважали, так как считали, что у этого человека есть стержень, а также хоть какое-то понятие о справедливости, которое, правда, иногда хромало, если дело касалось хорошенькой женщины. Но на порядке в городе это сильно не сказывалось, поэтому Родон подобную слабость Гамеля охотно прощал.

Инхир сидел в своем кабинете, когда стали поступать первые доклады о событиях в городе. В этом году пьяных дебоширов насчитывалось куда меньше, однако без жертв и разрушений все-таки не обошлось. В первую очередь начальника стражи ужаснула трагедия, произошедшая в доме каменщика. После глупого спектакля, устроенного Амбридией Бокл, несколько пьяных молодчиков напали на семью Окроэ и совершили то, за что Родон без колебаний отправит их на виселицу. Четверых из них стражники нашли без труда, но остальные двое успели покинуть город, тем самым несколько осложнив Гамелю задачу. Страшнее всего было смотреть в пустые глаза матери девочки, и лучше бы она кричала и плакала, нежели хранила столь ужасное, близкое к помешательству спокойствие. Супруг госпожи Окроэ, которого подонки избили до беспамятства, был отправлен к доктору Клифаиру за счет городской казны. Однако от предоставленных монет лекарь категорически отказался, заявив, что ему не нужны деньги, когда дело касается таких ситуаций. В первую очередь он выразил желание облегчить хотя бы физическую боль несчастного, и предложенные деньги в данном случае его унижают.

Еще один лекарь, с которым Гамель за четыре года так и не успел познакомиться близко, прислал краткую записку, что к нему доставили еще одного пострадавшего, на этот раз юношу по имени Корше. В письме говорилось, что Корше сильно разбили нос, и теперь ему нужно немного отлежаться. Об этом немедленно проинформировали мать юноши, однако госпожа Бокл не пожелала подняться с постели в такую рань, чтобы навестить своего непутевого сына. Получив известие о его избиении, Амбридия испытала разве что раздражение.

– Передайте доктору Эристелю, чтобы он немедленно гнал Корше домой, – произнесла она в чуть приоткрытую дверь.

– Боюсь, что мальчик и впрямь... – начал было солдат, но договорить он не успел. Дверь закрылась перед его лицом, ясно давая понять, что разговор окончен, после чего Амбридия вернулась обратно в постель. Она не собиралась позволить подобным недоразумениям испортить ей сегодняшнее утро.

Остальные происшествия были в порядке вещей: несколько краж, пьяные драки без особого кровопролития, проникновение в чужой дом по ошибке, а также мелкий вандализм. О них Гамель не собирался упоминать в особых подробностях, поэтому единственное, что ему могло аукнуться, было то, что двое подонков, изнасиловавших Шаоль, успели покинуть город.

В тот момент, когда Инхир уже собирался было поставить подпись под своим отчетом, в дверь требовательно постучали. Словно предчувствуя беду, начальник стражи мысленно выругался и раздраженно отодвинул от себя чернильницу.

– Ну войдите, войдите! – крикнул он, откинувшись на спинку кресла, и машинально принялся барабанить пальцами по подлокотнику. Мужчина ожидал, что к нему заявился солдат с очередной неприятной новостью, поэтому откровенно удивился, когда в комнату вошел незнакомый ему молодой человек. Даже для южан он был очень смуглым, что выдавало в нем жителя пустынь. Но явно не раба – слишком качественно вылядела его одежда и слишком длинными были жгуче-черные волосы.  Непослушные пряди хаотично рассыпались по плечам незнакомца, отчего выглядел он так, словно этим утром не успел причесаться.

– Я хочу заявить о пропаже! – с порога выпалил посетитель, не посчитав нужным даже поприветствовать начальника стражи.

Неучтивость юноши несколько покоробила Инхира, но он закрыл на это глаза, решив принять во внимание тот факт, что перед ним стоит чужеземец.

– И что же у вас пропало? – устало поинтересовался Гамель. – Если кошель, лошадь или любимая собачка вашей матушки, то обращайтесь к кому-то, кто чином пониже. Я отвечаю в первую очередь за безопасность в городе. И вообще, кто вас сюда впустил без сопровождения?

– Пропала моя сестра, Лавириа Штан. И, если вы отвечаете за безопасность в городе, извольте этим заняться сию же минуту!