На пересечении

Сейчас Найалла была настолько напугана, что беспомощно цеплялась за плечо Родона, комкая в пальцах грубую ткань его камзола. Внешне девушка походила на отца разве что жгуче-черными волосами. Она унаследовала черты своей матери, которая не относилась к первым красавицам, отчего люди даже сплетничали о том, что такой привлекательный мужчина, как Родон Двельтонь, непременно стал жертвой приворотного зелья.

Что касается Арайи, то эта девочка была ли едва не копией своего отца. Ее строгое лицо, сверкающие глаза и страх, который она так старательно пыталась скрыть, являлись зеркальным отражением чувств, которые Эристель читал в глазах Родона. Определенно, Арайа боялась, но при этом ей казалось чем-то недопустимым прятаться отцу за спину, тем более от того, кто совсем недавно давал ей совет, как правильно опускать руку в кувшин для лотереи. То, что Эристель отпустил Лархана, удивило и несколько приободрило девочку, и теперь Арайе казалось, что если они правильно себя поведут, то этот чернокнижник не станет лишать их жизни.

«Нужно что-то сказать ему. Не отцу, не доктору Клифаиру, а мне!» – подумала она. Почему-то Арайе казалось, что ввиду ее юного возраста некромант будет чуть снисходительнее. Но Родон все-таки опередил ее. Его голос прозвучал нарочито спокойно, хотя подобное сейчас давалось мужчине с невероятным трудом.

– Итак, господин Эристель, – произнес Родон, невольно крепче сжимая рукоять кинжала. – Вам не кажется, что пора уже остановиться? Вы поквитались с тем, кто пытался вас уничтожить, и теперь в этом городе вас больше ничего не держит. Я уж точно не буду вас преследовать. Оставьте несчастных людей в покое и уезжайте.

Некромант задумчиво посмотрел на темноволосого мужчину.

«Ты их жалеешь?» - говорил его взгляд. Затем, чуть помедлив, колдун все же ответил:

– Вы ошибаетесь, господин Двельтонь. Меня держит мое обещание. Я же сказал, что уничтожу город, если мне помешают уйти. А теперь посмотрите на мое состояние: сразу видно, что мешали мне с особым упорством.

Губы лекаря тронула слабая улыбка, и он продолжил:

– Вы слышите эти крики, господин Двельтонь? Именно эти, как вы выразились, «несчастные» люди совершенно недавно требовали сжечь ваших дочерей на костре. Отчего же вас должно беспокоить, что горят их дети.

– Быть может, потому что я еще пытаюсь удержать свою ненависть. А вот вы, Эристель, почему не сдерживаете свою? Что, кроме магии, отличает вас от той жестокой толпы, которую вы решили покарать? Они хотя бы руководствовались страхом, а вы... Чем руководствуетесь вы?

– Отличает то, что я никогда ничего не делаю во имя добра. Мне было шесть, когда я впервые понял, что все, что творится толпой во имя добра, связано с чьим-то убийством.

– Половина жителей юга с шести лет знают, что такое голод, холод и побои. Тем не менее не все они стали убийцами и головорезами. Довольно, Эристель. То, что сейчас творится в городе, это не правосудие. Это резня! Многие их тех, кого вы убили, еще недавно были вашими же больными.

– Заметьте, это не остановило их от желания отправить меня на костер.

– Люди оправданно боятся темных колдунов и тех, кто покровительствует им. Сколько городов было уничтожено злыми силами?

Эристель вновь чуть заметно улыбнулся:

– Я правильно вас понимаю, господин Двельтонь: вы желаете, чтобы я успокоил пламя снаружи и сжег тех, кто находится внутри этой комнаты? Я – темный колдун, а вы в глазах людей по-прежнему остаетесь моим покровителем.

Эти слова на миг заставили Родона растеряться. Он чуть приоткрыл губы, желая что-то сказать, но ни одна подходящая мысль не пришла на ум так стремительно, как этого хотелось.

– Вот вы и ответили на мой вопрос, – с ухмылкой продолжал Эристель. Говорить ему становилось все сложнее, а поддержание в живых Лавирии Штан окончательно измотало колдуна. – Я хочу, чтобы вы запомнили этот день, когда люди, которых вы так отчаянно защищаете, захотели вас сжечь. Пусть они сгорят. Я желаю, чтобы вы еще долгие месяцы видели под своими окнами пепелище и каждый раз представляли, что все тот же огонь мог уничтожить вас и ваших детей. Вас предали все, кому вы доверяли. Продали за бесценок. Именно поэтому я хочу, чтобы вы жили и до конца своих дней убеждали себя в том, что прощаете этих ничтожеств. Они же делали это не со зла. Кто-то хотел быть сытым, кто-то богатым, кто-то влиятельным. Ничего из ряда вон выходящего... Но, поверьте мне, господин Двельтонь, как бы вы с собой ни боролись, вы, как и я, никогда не сможете их простить по-настоящему. А это пусть послужит вам напоминанием...

Внезапно Родон почувствовал, как его ноги слабеют, и уже через миг он беспомощно осел на пол, не в силах подняться. Нижняя часть его тела совершенно не слушалась, отчего в глазах мужчины отразился страх. Родон оказался парализован.

– Отец! –вскрикнула Найалла и, упав на колени подле Родона, в отчаянии разрыдалась. – Нет, что же вы делаете? Пожалуйста, не оставляйте его таким!

Испугавшись, что колдун собрался убить остальных, Клифаир попытался атаковать Эристеля заклинанием, но безрезультатно. Лекарь одним взглядом отбросил старика к стене, и тот потерял сознание.

– Умоляю, Эристель! Пожалуйста, исцелите его! – не помня себя от ужаса, кричала Найалла. – Отец не виноват. Он не желал вам зла!