Мы и наши малыши

Теории родительского поведения

Многие годы ученые пытаются понять, как на самом деле устроены отношения между родителями и детьми. И до сих пор никто из них не может дать на это уверенный ответ. Они знают, что советы в сфере воспитания определяются социальным, культурным и научным контекстом так же, как и все остальное, что люди делают и говорят. Кроме того, специалисты, занимающиеся исследованиями в этой области, сходятся во мнении, что подход к воспитанию оказывает влияние на физическое и психическое развитие ребенка. Однако по сей день никто точно не знает, как осуществляется это влияние. Наши дети действуют как «психологическая и интеллектуальная губка» – они смотрят и слушают и растут на основании того, что узнают в ходе этого процесса. Но почему одно событие или взаимодействие оказывает на них большее влияние, чем другое? И в какой степени те нити, которые связывают детей с родителями, родственниками и культурой, влияют на то, каким становится человек? Кто определяет это в большей степени? Мама? Братья и сестры? Папа? Телевидение? Культура в целом? Или все это не так уж важно, так как большая часть личностных качеств человека запрограммирована на генетическом уровне?

На рубеже веков западные ученые предполагали, что по всему миру люди действуют в основном одинаково. Они считали, что присущее людям единообразие мыслей и действий, желаний и мотиваций можно объяснить тем, что все мы – представители одного вида, формирование которых происходит под действием похожих психологических механизмов[106]. В основе этих предположений лежали главным образом психологические теории Зигмунда Фрейда, который видел общие закономерности во внутренней мыслительной деятельности у своих пациентов. Антропологи первыми среди ученых обратились с целью подтверждения правильности этой концепции к культурам, не относящимся к западной. Они предполагали, что, наблюдая за людьми в процессе решения ими повседневных задач и опрашивая их о «нормальном» поведении, принятом в их культуре, смогут поместить поведение и мышление в рамки некой логически обоснованной психологической модели, которая перекликается с психологией представителей западного мира. Таким образом, в соответствии с этими исследованиями считалось, что культура оказывает незначительное влияние на глубинную мотивацию людей и что по своей внутренней сути все люди очень похожи.

Только в 1920-х годах, в период расцвета экспедиционных антропологических исследований различных незападных культур, проводившихся по всему миру, ученые начали осознавать то огромное влияние, которое оказывает культура на образ мыслей и душу человека[107]. Начиная с этого времени они поняли, что люди не обязательно похожи друг на друга, что не всеми ими управляют одинаковые психологические стремления и что совершенно разные культуры могут формировать совершенно разных людей. Эта точка зрения также предполагает, что все культуры обладают одинаковой ценностью – в конечном счете деревню охотников и собирателей начали рассматривать как не менее интересное, сложное и комплексное явление, чем промышленный город[108]. Еще важнее то, что на протяжении тех лет, когда происходило формирование новой дисциплины, антропологи активно содействовали развитию идеи, что культура, какой бы она ни была, не является пассивным инструментом, а выступает в роли густой завесы, которая «приглушает» то, что определено природой[109]. Социологи того времени считали, что именно этот культурный «покров» определяет наше отличие от других животных; непохожими на других животных людей делает обладание созданной ими культурой, выступающей в качестве средства взаимодействия с миром природы[110]. И именно в такой атмосфере – в условиях принятия идеи культурного формирования человеческой природы, – было положено начало проведению первых исследований детей и взрослых в разных культурах.

В 1920-е годы решающую роль в отходе антропологии от ориентации на индивидуальную психологию в сторону изучения роли культуры в формировании личности сыграли антропологи Маргарет Мид и Рут Бенедикт. Они стали основателями научной школы под названием «Культура и личность», которая имела – и по-прежнему имеет – самое непосредственное отношение к изучению методов воспитания в разных культурах. Сегодня концепция, предложенная Мид и Бенедикт, представляется совершенно очевидной, однако в те дни мысль, что культура может формировать личностные качества человека, была достаточно радикальной. Маргарет Мид входила в число первых ученых, покинувших кабинеты и занявшихся полевыми исследованиями. И хотя сегодня некоторые коллеги критикуют ее работу, в особенности используемую ею методологию, никто не может отрицать, что она одной из первых смело отправилась в плавание и попыталась лично собрать информацию о том, как живут люди в других землях. Вполне вероятно, что те люди, которых она опрашивала в Самоа, морочили ей голову, когда рассказывали о бесконтрольной сексуальности девушек-подростков, и можно утверждать, что она жила на острове Манус в Новой Гвинее недостаточно долго, чтобы составить ясную картину о детском периоде жизни местных жителей; но в конечном счете именно Маргарет Мид сообщила Западу, что существуют другие, не менее правильные способы воспитания и что эти различающиеся способы оказывают значительное влияние на формирование личности взрослого человека.

После появления первых данных исследований других культур стало очевидно, что люди в различных географических регионах не только ведут себя неодинаково, но и думают по-разному. Рут Бенедикт была известна – а скорее скандально известна – тем, что описывала культуры с точки зрения широких обобщений различающихся личностных типов, используя тем самым подход, который в наши дни считался бы слишком стереотипным, даже «расистским». Тем не менее обе эти женщины первыми указали на то, что культура влияет на человека и что это влияние начинает действовать с момента рождения, так как родители принимают культурно апробированные решения о том, как растить своих детей.

Так, Мид первой показала с помощью результатов полевых исследований нескольких «чужеродных» обществ, что общую структуру любой культуры можно понять на фундаментальном уровне, изучая присущий ей подход к детям[111]. Согласно предположению Мид, повседневные действия родителей – это всего лишь отражение того, что диктует культура, к которой они принадлежат. Таким образом, используемый родителями способ воспитания оказывает серьезное влияние на то, как ведут себя их дети, став взрослыми. Еще важнее на тот момент было то, что эти ученые верили в возможность изменения всего общества за счет изменения подхода к воспитанию детей, и такой оптимистичный взгляд на вещи был, без сомнения, необходим в период между Первой и Второй мировыми войнами[112]. Так, они считали, что агрессию и соперничество можно «отсеивать», а дух сотрудничества усиливать и что менее «правильные» системы родительского контроля могут быть заменены на более «правильные»[113].

Однако самым важным вкладом, который Мид и Бенедикт сделали в исследование воспитания, была идея, что образ действий родителей по отношению к своим детям подкрепляет разнообразные культурные правила, что передача структуры культуры от поколения к поколению происходит главным образом через эти стили воспитания[114]. Неотъемлемой частью этой модели является мысль, что людям свойственна пластичность поведения; культура и родители могут влиять на то, что мы собой представляем и кем становимся, только благодаря тому, что люди – гибкие существа, которые способны учиться и меняться, а также влиять друг на друга[115]. Для научной школы «Культура и личность», основателями которой были Мид и Бенедикт, интерес представляло не отличие культур друг от друга, а то, как в каждой культуре родители неосознанно передают правила, структуру и цели конкретного общества своим детям. В результате этого каждый из нас является продуктом своей культуры, а родители выступают в роли «контактеров», через которых мы получаем культурные и социальные послания[116].

106

Harkness and Super, 1996.

107

Boha

108

Данная концепция под названием «культурный релятивизм» представляет собой раннюю версию современной идеи мультикультурализма.

109

Культура рассматривалась как «сверхматериальная», то есть стоящая выше инстинкта, а значит, не «животная» (или «физическая»).

110

Возможно, активно выдвигая на первый план роль культуры в формировании личности человека и его поведения, эти антропологи заходили слишком далеко. Они отвергали влияние биологии на поведение человека, и даже сегодня многие культурологи по-прежнему отказываются признать, что у людей есть какая-либо связь с другими приматами или животными. Они считают людей особенными, независимыми от всех животных, потому что мы обладаем культурой.

111

Mead, 1930/1975.

112

Mead, 1930/1975; Mead, 1956.

113

Эта идея снова вошла в моду, и в ходе изучения приматов уже получен ряд свидетельств того, что так называемые врожденные типы личности могут быть изменены с помощью социального научения. Франс де Валь и его коллеги поместили вместе молодняк макаки-резус, макаки и короткохвостой макаки на пять месяцев. Детеныши короткохвостой макаки были старше детенышей макаки-резус и, соответственно, занимали доминирующее положение. Де Валь предположил, что макаки-резус могут научиться у короткохвостых макак присущим им более миролюбивым способам примирения после агрессивных взаимодействий, что и произошло. «Дружелюбные» детеныши макаки-резус продолжали вести себя так же, как молодняк короткохвостой макаки, даже после того как их отделили от их «образцов для подражания» (de Waal and Johanowicz, 1993). Де Валь считает, что если даже макак-резус можно научить лучшим методам общения, то подобный вид социального обучения может быть с легкостью реализован при воспитании человеческих детей (de Waal, 1996).

114

Benedict, 1938.

115

Mead, 1956.

116

Benedict, 1938; LeVine et al., 1994; Harkness and Super, 1996.