Страница 37 из 40
22 декабря начальник Главного управления лагерями писал в управление Соловецких лагерей: «Из Свирлага для дальнейшего содержания в Солов, испр. – тр. лаг. ОГПУ направлен заключенный б. архиепископ Буй Алексей Васильевич. Одновременно из Свирлага ОГПУ направлены Вам все имеющиеся на з/к Буя агматериалы. Принимая во внимание то, что з/к Буй А.В. пользуется среди служителей религиозного культа всех ориентаций большим авторитетом, предлагаю:
1) Установить постоянное агнаблюдение за указанным з/к Буй, обеспечив его квалифицированным осведомителем.
2) Особенное внимание обратить на попытки з/к Буя связаться с волей.
3) О а/с деятельности Буя регулярно сообщайте в докладных записках по служителям религиозных культов»[230].
Однако эта директива запоздала. 19 декабря 1932 г. ей. Алексий был взят под стражу и в тот же день направлен по новому следственному делу с Соловков (где в это время работал помощником делопроизводителя в канцелярии) в Воронеж. После первого группового дела «буевцев» органы ОГПУ провели еще несколько подобных процессов. Еще в мае 1930 г. прошла вторая волна арестов истинно-православных в Центрально-Черноземной области. Так, 20 мая в воронежскую тюрьму был доставлен новый настоятель церкви Алексеевского монастыря о. Петр Струков. В обвинительном заключении сказано, что он «собирал деньги на заключенных в ИТЛ руководителей из духовенства “буевской” организации, также давал деньги из общей кружки духовенства церкви Алексеевского монастыря и на протесты других… Духовенство Алексеевского монастыря в лице руководителей… Струкова Петра и других было против колхоза и этому учило крестьян, чтобы те не шли в колхозы». Постановлением Тройки Полномочного Представительства ОГПУ в Центрально-Черноземной области от 13 июля 1930 г. о. Петр Струков был приговорен к высшей мере наказания. Вместе с ним расстреляли еще несколько священнослужителей, в том числе иеромон. Мелхиседека (Хухрянского)[231].
Однако еще почти год еп. Иоасаф (Попов) руководил воронежскими иосифлянами. Во второй половине 1930 г. он через назначенных новых благочинных – священников Алексия Попова, Феодора Авдеева, Александра Чуева, Иоанна Мазкина – окормлял около 30 приходов епархии. В апреле-июне к еп. Иоасафу присоединились 12 иосифлянских приходов на Кубани, а 16 января 1931 г. Владыка был арестован. При обыске у него был изъят архив, состоявший, в основном, из документов по управлению Воронежской епархией, что не могло остаться без последствий – вновь начались аресты. В июне 1931 г. был закрыт Алексеевский Акатов монастырь в Воронеже, а некоторые монахи арестованы.
С 4 октября 1932 по 4 января 1933 гг. в Воронежской епархии прошли массовые аресты по новому делу церковно-монархической организации «Буевцы». В Воронежской тюрьме оказалось 202 человека. По данным следствия, находившиеся некоторое время в подполье воронежские иосифляне с января 1932 г. снова активизировались. Инициаторами воссоздания руководящего «буевского» центра в епархии в материалах следствия значатся иеромон. Вассиан (Молодцкой) из бывшего Алексеевского монастыря и мон. Анатолия (Сушкова), отбывшая наказание в Свирлаге и к 1932 г. вернувшаяся в Воронеж. Воссозданный за короткий срок «буевский» епархиальный центр объединил 27 групп в Воронеже, Козлове и 25 селах, в большинстве из которых еще легально действовали отделившиеся от митр. Сергия приходы. Основными пунктами обвинения иосифлян были агитация против создания колхозов, антицерковной политики властей и распространение соответствующих воззваний. Так, кустарь-портной Е.З. Воронин сочинил две листовки и раздавал их крестьянам[232].
В следственном деле иосифлянам, кроме «антиколхозных» настроений, были предъявлены и другие политические обвинения: «По своему политическому мировоззрению к существующему строю в России настроены враждебно по следующим причинам: Советская власть есть власть безбожная, которая ведет борьбу с религией и закрывает церкви, репрессирует духовенство и этим самым производит гонение на веру. Мы же, буевцы, ведем непримиримую борьбу с Советской властью и ее мероприятиями, создавая наиболее подходящий кадр истинно-православных христиан, которые могли бы быть стойкими борцами за веру христианскую в России…» (Протокол допроса мон. Анатолии от 3 ноября.)
В апреле 1932 г. к еп. Алексию на свидание в Свирлаг ездил мон. Серафим (Протопопов). Согласно показаниям иеромон. Вассиана (Молодцкого), Владыка «при приеме Серафима поручил нам не падать духом и продолжать дело защиты истинно-православной церкви и вести борьбу с гонительницей православия – Советской властью»[233].
В августе 1932 г. уже сам иеромон. Вассиан вместе с мон. Серафимом ездил на свидание в Свирлаг, во время этой встречи еп. Алексий наградил его набедренником, утвердил постриг в монахи о. Серафима, назначил благочинным Воронежской епархии настоятеля Углянецкой церкви священника Василия Кравцова и указал продолжать возношение своего имени за богослужением. В протоколе допроса иеромон. Вассиана значится: «Отметив наши достижения, преосвященнейший Владыка Алексий нас благословил на дальнейший тяжелый подвиг по защите и укреплению дела истинного православия и при этом сказал нам, чтобы мы продолжали свою работу и больше привлекали на свою сторону народа, которому надо разъяснять и убеждать его в том, что Советская власть… дело творит угодное только антихристу и враждебное истинному христианину и что истинный христианин не должен смущаться Советской власти, а главное не идти в колхозы».
По свидетельству иеромонаха, Владыка якобы также сказал, что через два-три месяца вернется в Воронеж и снова займет положение правящего архиерея: «Срок, определенный им для возвращения в Воронеж, есть срок гибели советской власти, которая будет свергнута, и в недалеком времени должен быть убитым Сталин, или же уже убит, не помню». Следует отметить, что епископ уже несколько лет публично выражал свое мнение о непрочности советской власти[234].
21 декабря 1932 г. ей. Алексий был доставлен с Соловков в Воронеж. В тот же день его допросил начальник отделения секретно-политического отдела Меньшиков. Органы следствия прежде всего интересовали обстоятельства встречи епископа с иеромон. Вассианом и мои. Серафимом, и Владыка признался, что давал указания о церковной деятельности. Измученный многолетним пребыванием в лагерях и тюрьмах, неоднократными этапами и пересылками, шантажируемый угрозой расстрела, если не подпишет признание вины, ей. Алексий не выдержал давления органов следствия. Вероятно, его воля была сломлена и применением пыток (по воспоминаниям сидевшего с епископом в тюремной камере заключенного, во время следствия Владыку пытали электротоком)[235].
25 декабря ей. Алексий написал покаяние: «Благодаря своему воспитанию и окружавшей меня среде, я за время существования революции был враждебно к ней настроен и, естественно, проявил в своей деятельности таковую же враждебность и непримиримость к Советской власти, в чем я перед ней раскаиваюсь. Жизнь в исправительно-трудовых лагерях и постоянные размышления о взятой мною неправильной позиции, привели меня к тому, что у меня изменилось отношение к Советской власти, и, что я теперь, с нынешнего часа, решительно отметаю от себя всякую контрреволюционность и отмежевываюсь от всякой контрреволюции. Обещаюсь в будущем не проявлять никакой контрреволюционной деятельности»[236].
Правда, это покаяние было уловкой, вырванной у Владыки истязаниями. Еп. Алексий не мог знать, что пребывавший с ним в одной камере священник Василий Кравцов был завербован ОГПУ и с марта 1932 г. под кличкой «Мартов» работал на «органы». 27 декабря осведомитель «Мартов» доносил: «Епископ говорит, что это раскаяние не от души, что все написанное есть ложь, но да будет, мол, ложь во спасение. Он сильно боится, что это раскаяние будет обнародовано, и, утешая себя, говорит, что народ, а тем более, кто меня хорошо знает, этому не поверят. Это раскаяние служило, как он говорит, для меня маневром, я хотел при помощи его прекратить следствие свое и также следствие вас всех». А 28 декабря еп. Алексий, по словам «Мартова», в камере заявил ему: «Они хотят при моей помощи ликвидировать… истинное православное течение; этого я никогда не сделаю, хотя бы они и пугали меня смертью. Я готов помереть за святую церковь с чистой совестью»[237].
230
Там же, л. 48.
231
Там же, д. П-22583.
232
Там же, д. П-17699, т. 7, л. 44.
233
Там же, лл. 2–3, т. 1, лл. 7, 9, т. 2, л. 42.
234
Там же, т. 1, л. 9.
235
Там же, т. 2, л. 33; Осипова И.И. Указ. соч. С. 113.
236
Акиньшин А.Н. Священномученик Алексий Воронежский // Православная жизнь. 1995.№ 8. С. 14.
237
Там же. С. 14–15; ГАОПИВО, ф. 9323, оп. 2, д. П 17699, т. 7, лл. 2–3.