Пугливая (ЛП)

Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но, передумав, судорожно глотаю воздух. И мотаю головой.

— Как ты оказалась на полу? — слегка меня встряхнув, спрашивает Дэймон.

— Она упала, — говорит Лео, его рука больше ко мне не тянется.

Он отступает от меня, и, боже, это больно. Он кажется расстроенным.

— Она уронила молоко и упала.

Я не могу отвести от него взгляд.

Я не могу на него смотреть.

Молоко достигает моих ног. Оно разливается вокруг моего правого колена, затекает под меня, под мои бедра, под ладони. Оно ледяное, и я чувствую, что дрожу.

Дэймон приседает рядом со мной и, касаясь моей щеки, отвлекает на себя мое внимание.

— Кэсси, с тобой все в порядке? — спрашивает он, помогая мне встать на ноги.

С каждым вопросом, на который я не отвечаю, его тон становится все более настойчивым. Рядом с нами Аманда поднимает с пола молочные бутылки и, пока я неотрывно таращусь на Лео, набирает себе в руки целую гору. Он... другой. У него теперь татуировки. Он такой же, как раньше, но совершенно иной.

«Он на восемь лет старше», — понимаю я.

Пролетела треть его жизни. Треть моей жизни. Кажется, что прошла целая вечность. Кажется, не прошло и минуты.

Появляется помощник шерифа Крис и неуверенно смотрит на нас с Лео.

«Почему мне никто не сказал? Как, черт возьми, Лео материализовался в гриль-баре из воздуха?»

— Кэсси, — резко бросает Дэймон, и я понимаю, что он не шутит.

Я киваю.

— Я в порядке. Все нормально.

Я лихорадочно вспоминаю, куда шла до того, как увидела Лео. Прочистить желудок. Принять таблетки.

— Дайте мне пару минут.

— Я отвезу тебя домой, — говорит Дэймон и, положив руку мне на спину, разворачивает меня к входным дверям.

Я в панике его отталкиваю.

— Тебе нужно искать пропавшую девушку, — быстро произношу я. — Я в порядке, правда. Мне просто нужен аспирин.

«И чертов пистолет, чтобы положить конец моим мученьям»

— Я тебя провожу, — говорит Дэймон, неизменный герой.

Если бы они только знали, о чём я думаю, пока Аманда открывает дверь служебного помещения и проводит нас внутрь.

— Дай нам минуту, — говорит Дэймон, с озабоченным видом взглянув на Аманду.

Она кивает, прикрывает за собой дверь и выходит в коридор, после чего Дэймон опускает жалюзи и запирает дверь на замок.

— Не думал, что у него хватит смелости показаться на людях, — говорит Дэймон, и вот тогда, наконец, до меня доходит.

Понимая это, я чувствую, как от лица отливает кровь. Он знал. Знал, что сегодня здесь будет Лео. Я спрашиваю его глазами, вглядываюсь ему в лицо, умоляю. Его взгляд всё говорит за него.

— Ты должен был сказать мне, что он вернулся, — шепчу я.

Он прищуривается.

— Я думал об этом. И решил, что лучше тебе пока не знать, — он на мгновение замолкает. — Не ожидал, что ты упадешь перед ним на колени.

— Пошел ты, — закипаю я.

Дэймон дергает челюстью.

— Извини, — говорит он, почти так, словно не просит прощения, а предлагает его мне.

Я отпираю замок и открываю дверь. В нашу с ним кратковременную тишину, врывается оживлённый шум закусочной, которая только что стала свидетелем трагического воссоединения двух несчастных влюбленных, а может быть, все просто сплетничают о пропавшей девушке и ее брате — звезде футбола.

— Дженнифер, — шиплю я, глядя на Дэймона.

Одно слово. Это работает. Он качает головой, его голубые глаза пылают гневом, но он уходит.

«Вот дерьмо»

Как только он покидает комнату, я снова закрываю дверь. Я и не думаю ее запирать — кто меня будет здесь разыскивать?

Лео, если у него есть хоть капля здравого смысла, давно ушел и, как бы мне ни плевать на всё, при мысли о том, что Аманде придется вытирать всё пролитое мною молоко, меня охватывает такое чувство вины, что я едва могу дышать.

Опорожнить желудок. Принять таблетки. Да.

Я иду в уборную для персонала, небольшую комнатушку, выложенную кафельной плиткой и расположенную у основного служебного помещения. Едва я успеваю закрыть дверь, как меня тут же начинает выворачивать. Мне даже не нужно совать палец в горло — во мне столько адреналина от встречи с Лео, что достаточно просто открыть рот. Это та самая тошнота, которая попадает тебе в нос, от нее щиплет глаза и текут слёзы, потому как ты от нее задыхаешься.

Опорожнив желудок и перестав давиться, я умываюсь и чувствую, что голова вот-вот расколется надвое. Мне так жарко, что, кажется, я сейчас загорюсь. Неуклюжими и мокрыми пальцами я снимаю с себя кардиган и вытираю им лицо.

«Таблетки»

Я возвращаюсь в служебное помещение в поисках фармацевтического блаженства, которое сейчас достану из своего шкафчика. Когда я сюда вошла, то не включила верхнее освещение, и в комнате без окон теперь полумрак. Единственный источник света — это слегка приоткрытая дверь уборной и горящие там на потолке люминесцентные лампы.

В служебном помещении пусто. Вот только... это не так.

Лео. Он здесь. Так или иначе, со мной тут один единственный человек — именно тот человек, к которому я не должна приближаться.

Он смотрит на меня глазами человека, повидавшего немало жестокости с тех пор, как я последний раз в них заглядывала. Я чувствую это, потому что узнаю эту очерствелость души, точно такую же, что и у меня.

Мое лицо — чистый лист, но глубоко внутри я кричу.

Не от страха. От страстного желания. Я хочу, чтобы мальчик, который все разрушил, поднял меня, отнес в эту уборную и сжал в своих объятиях. Хочу, чтобы он стер все следы последних десяти лет. Под рубашкой у меня напрягаются соски, а внутри разливается стыд.

После того, что он натворил, мне следует держаться подальше от этого парня, но я не хочу.

— Прости, — произносит Лео.

Его голос. Боже. Не помню, чтобы его голос был таким адски красивым. Он низкий и глубокий, и если его можно было бы сравнить с едой, то это был бы мед. Он больше не мальчик. Теперь он мужчина. Незнакомец.

Лео опускает голову и взмахом руки делает жест в направлении моего живота.

— У тебя кровь на рубашке, — озадаченно говорит он, показывая с безопасного расстояния. — Ты порезалась, когда упала?

Похоже, его мучают угрызения совести. Словно он думает, что кровь у меня на рубашке — это его вина.

У меня замирает сердце. Я рьяно мотаю головой, на глаза наворачиваются слезы.

— Это не моя кровь, — говорю я, мой голос напоминает мне писк.

Кажется, Лео растерян.

— Собака, — запинаясь, бормочу я. — Рокс. Она…

— Я вчера ее видел, — говорит Лео, и его широко распахнутые глаза скользят от моего лица к крови у меня на рубашке.

Я её даже не заметила. На мне все время был кардиган, который я сняла только сейчас.

— Она умерла, — произношу я. — Прости.

Лео делает шаг назад. Какая-то тень пробегает по его лицу, какое-то мимолетное подозрение.

— Как? — спрашивает он.

Я не знаю, что ему на это ответить. Поэтому ничего не отвечаю. Я протискиваюсь мимо него и, задев его плечом, как можно быстрее иду на кухню, потому что у меня нет ответа. У меня горит плечо в том месте, где я, выходя из комнаты, коснулась его руки. Может, он за одну беспечную ночь и разрушил мою жизнь, уничтожил мою семью, лишил меня будущего — но от Лео Бентли я по-прежнему горю, словно в адском огне.

 

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Лео

— Бентли.

Я узнаю этот голос.

«Блядь»

Я работаю в гараже у гриль-бара, ремонтирую трансмиссию, которая решила выпасть из машины на 95-ом шоссе в нескольких милях отсюда. Она, разбитая в труху, лежит передо мной на верстаке, мои ладони все в трансмиссионной смазке, в руке — гаечный ключ. Я разворачиваюсь, держа гаечный ключ у бедра. Не знаю, почему. Может, просто чувствую угрозу от того, что они оба объявились вот так, как снег на голову. Я не должен. Это я тут охреневший. Я в этом городе убийца.