Страница 64 из 69
Лицо второго перекошено яростью почти до неузнаваемости. Одежда его все еще мокра после боя в реке. Он воздевает ясеневое древко копья.
Нет, умоляю я его. Свою собственную смерть он держит сейчас в руках, его собственная кровь прольется следом. Но он меня не слышит.
Гектор выглядит испуганным, но более бежать он не станет. — Обещай. Верни мое тело моей семье, когда убьешь меня.
— Какие могут быть договоренности меж львом и человеком? — задыхаясь от ярости, отвечает Ахилл. — Я убью тебя и сожру. — Наконечник его летящего копья в потемневшем небе сверкает как вечерняя звезда, он ударяет прямо в зазор у горла Гектора.
Ахилл возвращается в шатер, где лежит мое тело. Он весь красен, красен, ржаво-красен до самых локтей, колени, шея, словно он плавал в полостях человеческого сердца и едва-едва выплыл. Он волочет за собой тело Гектора, обвязанное кожаным ремешком за щиколотки. Аккуратно подстриженная борода троянца сейчас вся в грязи, лицо темно от крови и пыли. Его волокли за колесницей всю дорогу от троянских стен.
Цари Греции ожидают его.
Сегодня твой триумф, Ахилл, — говорит Агамемнон. — Омой тело и отдохни, а после мы будем пировать в твою честь.
— Я не стану пировать, — он проталкивается меж них, волоча за собой Гектора.
— Хокуморос, — так называет его мать своим наимягчайшим голосом. «Краткосудьбинный». — Не станешь есть?
— Знаешь ведь, что не стану.
Она касается пальцами его щеки, словно для того, чтобы смахнуть кровь.
Он отшатывается. — Прекрати, — говорит он.
Ее лицо на миг застывает, так быстро, что он не успевает заметить. Когда она заговаривает снова, голос ее жесток.
— Время вернуть тело Гектора его семье для погребения. Ты убил его и отомстил. Довольно.
— Никогда не будет довольно, — говорит он.
Впервые с моей смерти он засыпает — тревожным, зыбким сном.
Ахилл, я не могу видеть как ты скорбишь.
Он вздрагивает во сне.
Дай покоя нам обоим. Сожги и погреби меня. Я буду ждать тебя среди теней. Я буду…
Но он уже просыпается. — Патрокл! Подожди! Я здесь!
Он трясет мое тело, лежащее подле него. Когда я не отвечаю, он снова рыдает.
Он поднимается на рассвете, чтоб проволочь тело Гектора вокруг троянских стен — чтобы все видели. То же самое он делает днем и вечером. Он не замечает, что греки отворачиваются от него. Он не видит, как поджимаются неодобрительно губы, когда он проходит мимо. Как долго это будет длиться?
Фетида ждет его в шатре, прямая и высокая будто язык пламени.
— Что тебе нужно? — он швыряет тело Гектора у дверей.
На ее щеках появляется след румянца — словно следы крови на мраморе. — Ты должен прекратить это. Аполлон в гневе. Он ищет отмщения.
— Пускай, — он встает на колени, откидывает прядки волос с моего лба. Я завернут в покрывала, чтобы заглушить неприятный запах.
— Ахилл, — она бросается к нему, берет его за подбородок. — Послушай меня. Ты зашел слишком далеко. Я не смогу больше защищать тебя.
Он вырывает от нее голову и оскаливается. — Я в этом не нуждаюсь.
Ее кожа сейчас бледнее, чем я когда либо видел. — Не будь глупцом. Лишь моя сила…
— И что это означает? — обрывает он ее, резко и хрипло. — Он мертв. Может твоя сила вернуть его?
— Нет, — сказала она. — Ничто не может.
Он встает. — Думаешь, я не вижу, как ты радуешься? Ты ненавидела его, я знаю. Всегда его ненавидела! Если бы ты не пошла к Зевсу, он был бы жив!
— Он смертный, — говорит она. — А смертные умирают.
— И я смертный! — вскрикивает Ахилл. — Чего стоят божества, если они не могут этого? Чего стоишь ты?
— Я знаю, что ты смертный, — говорит она. Кладет каждое слово, словно холодный кусочек мозаики. — Знаю лучше чем кто-либо. Я слишком надолго оставила тебя на Пелионе. Это тебя сгубило. — Она указывает на разорванную его одежду, на исчерченное следами слез лицо. — Это не мой сын.
Его грудь тяжело вздымается. — Тогда кто я, матушка? Разве я не прославлен? Я убил Гектора. И кого еще? Да выстави против меня всех, я их убью!
Лицо ее искажается. — Ты ведешь себе как дитя. В свои двенадцать Пирр более мужчина, чем ты.
— Пирр, — выдыхает он.
— Он прибудет, и Троя падет. Город не взять без него, сказали Мойры. — Лицо ее сияет.
Ахилл смотрит на нее во все глаза. — Ты приведешь его сюда?
— Он — следующий Аристос Ахайон.
— Но я еще не умер.
— Все равно что умер, — слова падают как удары плети. — Знаешь, что я вынесла, чтобы сделать тебя великим? И ты уничтожил все ради этого? — она указывает на мое разлагающееся тело, лицо ее искажется от омерзения. — С меня довольно. Я ничего более не могу сделать, чтобы спасти тебя.
Ее черные глаза гаснут, словно умирающие звезды. — Я рада, что он мертв, — говорит она.
И это последнее, что она говорит ему.
Глава 32
В самый глухой час ночи, когда задремывают даже дикие псы и стихают даже совы, к шатру подошел старик. Одежда его, да и сам он, были в пыли и грязи. Плащ мокр от вод реки, что он пересек. Но глаза его, когда он заговорил, были ясны и внимательны. — Я пришел за своим сыном, — сказал он.
Царь Трои пересек шатер и преклонил колена перед Ахиллом. Склонил седую голову. — Выслушаешь ли ты мольбу отца, могучий царевич Фтии, лучший из греков?
Ахилл смотрел на плечи старика, словно в оцепенении. Плечи дрожат, на них груз прожитых лет и пережитого горя. Этот человек породил пятьдесят сыновей и потерял всех, кроме горсточки.
— Я выслушаю тебя, — сказал он.
— Благословение богов да пребудет с тобой за твою доброту, — проговорил Приам. Его прохладные руки легли на пылающую кожу Ахилла. — Я пришел в ночи с надеждой. — Непроизвольная дрожь прошила его тело — ночь прохладна, а одежды его мокры. — Прости за то, что явился перед тобой тайно и в столь жалком виде.
Эти слова словно пробудили Ахилла от дремы. — Встань с колен, — сказал он. — Позволь предложить тебе еду и питье. — Он протянул руку помочь старому царю подняться на ноги, дал сухой плащ и мягкие подушки, которые более всего любил Феникс, налил вина. Рядом с морщинистым Приамом, в сравнении с его медленными движениями Ахилл выглядел совсем юным.
— Благодарю тебя за гостеприимство, — сказал Приам. Он произнес эти слова с анатолийским выговором, медленно, но греческий его правилен. — Я слышал о твоем благородстве, и на твое благородство сейчас полагаюсь. Мы враги, но ты никогда не был известен жестокостью. Я молю тебя вернуть мне тело сына для погребения, чтоб душа его не бродила потерянно по этому миру. — Говоря, он старался не смотреть на то, что лицом вниз лежало в углу.
Ахилл неподвижно уставился в темноту меж неплотно сжатых ладоней. — С твоей стороны приход сюда потребовал немалого мужества, — произнес он. — Как ты попал в лагерь?
— Меня привела милость богов.
Ахилл взглянул на старика. — Как ты мог знать, что я тебя не убью?
— Я не знал этого, — ответил Приам.
Повисла тишина. Еда и питье стояли праздно, и ни один из двоих не прикоснулся к ним. Через тунику я заметил, как проступили у Ахилла ребра.
Взгляд Приама упал на другое мертвое тело, мое, лежащее на ложе. Несколько мгновений он колебался. — Это… твой друг?
— Филтатос, — резко ответил Ахилл. Возлюбленный. — Лучший из людей, и зверски убит он был твоим сыном.
— Сочувствую твоей потере, — молвил Приам. — И сожалею, что именно мой сын отобрал его у тебя. И все же я молю тебя о милосердии. В скорби люди должны помогать друг другу, даже если являются врагами.
— А что если я не соглашусь? — голос зазвучал жестче.
— Значит, не согласишься.
На мгновение воцарилась тишина. — И я все еще могу убить тебя, — сказал Ахилл.
Ахилл.
— Я это знаю, — голос царя оставался спокойным и бестрепетным. — Но если душа моего сына может обрести покой, это стоит моей жизни.