Страница 52 из 69
Жилы на шее Агамемнона натянулись, как корабельные канаты. Я внезапно осознал, как необычно то, что царь стоит один. Ранее рядом с ним всегда были его брат, Одиссей или Диомед. Однако сейчас все они стояли вместе с остальными царями и царевичами.
Калхас прокашлялся. — Гадания по птичьим внутренностям показали, что это прогневался Аполлон. — Аполлон. Имя прошелестело по рядам, словно ветер по полю спелой ржи.
Глаза Калхаса впыхнули в сторону Агамемнона, затем вернулись к Ахиллу. Он сглотнул. — Бог оскорблен, как говорят знамения, тем, как обошлись с его преданным слугой. Хрисом.
Плечи Агамемнона словно закаменели от напряжения.
Калхас заторопился. — Дабы умирить его, дева Хрисеида должна быть возвращена без выкупа, и великий царь Агамемнон должен вознести моления и принести жертвы, — он замолк, и последнее его слово прервалось так внезапно, будто его разом лишили воздуха.
Лицо Агамемнона приняло темно-красный цвет — признак крайнего гнева. Казалось, что лишь крайняя гордыня или глупость могли помешать ему признать свою вину, однако он ее не признавал. Тишина была столь глубокой, что я, кажется, мог расслышать как трутся друг о друга песчинки у ног каждого из нас.
— Благодарю тебя, Калхас, — голос Агамемнона разорвал застывший воздух. — Спасибо за то, что всегда приходишь с хорошими новостями. В прошлый раз это была моя дочь. Убей ее, сказал ты, ибо ты прогневал богиню. Теперь ты желаешь оскорбить меня перед моим войском.
Он подался навстречу толпе, лицо его перекосило от ярости. — Разве я не ваш главнокомандующий? Разве вы стоите тут передо мной, сытые, одетые и увенчанные славой? И разве мои микеняне не наибольшая часть этого войска? Дева моя, она часть моей добычи, и я ее не отдам. Разве позабыли вы, кто я таков?
Он замолчал, словно надеясь услышать «Нет! Нет!» Но никто ничего не крикнул.
— Царь Агамемнон, — выступил вперед Ахилл. Голос его был легок и почти легкомыслен. — Не думаю, чтобы мы тут забыли, что ты вожак этого войска. Но, кажется, ты сам позабыл, что мы также полновластные цари своих племен, царевичи или же главы родов. Мы союзники, но не рабы. — Некоторые закивали, еще большее число готово было сделать это.
— И теперь, пока мы умираем, ты жалуешься на утрату девы, которую должен был бы отдать за выкуп еще много дней тому назад. И не говоришь ни слова о смертях и о море, который постиг нас по твоей вине.
Агамемнон издал нечленораздельный возглас, лицо его побагровело от злости. Ахилл поднял руку.
— Я не стремлюсь обесчестить тебя. Я лишь желаю прекратить мор. Отошли девушку ее отцу, и покончим с этим.
У Агамемнона от гнева даже щека задергалась. — Понимаю, чего ты хочешь, Ахилл. Думаешь, раз ты сын морской нимфы, у тебя есть право изображать повсюду высокородного царевича? Ты никак не запомнишь своего места.
Ахилл приоткрыл было рот, собираясь ответить.
— Помолчи, — бросил Агамемнон, резко, будто кнутом ударил. — Произнесешь еще хоть слово и пожалеешь об этом.
— Пожалею об этом? — лицо Ахилла было очень спокойным. И говорил он негромко, но его слышали даже стоящие поодаль. — Не думаю, великий царь, что ты можешь позволить себе говорить мне подобные вещи.
— Ты мне угрожаешь? — крикнул Агамемнон. — Вы слышите, он мне угрожает!
— Это не угроза. Что стоит твое войско без меня?
Агамемнон зловеще прищурился. — Ты слишком высокого мнения о себе, — насмешливо проговорил он. — Тебя следовало оставить там, где мы тебя нашли, прячущимся под материнской юбкой. Одетого в юбку.
Собравшиеся заперешептывались.
Руки Ахилла сжались в кулаки, он едва владел собой. — Ты говоришь это дабы отвлечь от себя внимание. Если бы я не созвал людей на совет, сколь долго еще ты позволял бы им умирать? Что ты ответишь на это?
Но Агамемнон взревел, перекрикивая его: — Когда все эти храбрецы, прибыли в Авлиду, они преклонили колени предо мною в знак верности. Все — кроме тебя. Думаю, мы достаточно попустительствовали твоей гордыне. Теперь наконец-то, — ехидно добавил он, — пришло время и тебе принести клятву.
— Мне нет нужды что-либо доказывать тебе или кому-то еще из здесь присутствующих, — голос Ахилла был холоден, он вздернул подбородок. — Я здесь по доброй воле, и тебе повезло, что это так. И я не из тех, кто преклоняет колени.
Это было уже слишком. Я ощутил, как задвигались вокруг меня люди. Агамемнон ухватился за сказанное, словно птица, схватившая клювом рыбу. — Все слышали, какова эта гордыня? — он повернулся к Ахиллу. — Не преклонишь колени?
Ахилл был словно скала. — И не подумаю.
— Стало быть, ты предаешь это войско, и будешь наказан как предатель. Твои трофеи и награды теперь будут в залоге у меня, пока ты не окажешь должное почтение и повиновение. И начнем мы с девушки. Ее ведь зовут Брисеидой? Она послужит заменой той деве, которую ты вынуждаешь меня отдать.
Вздох замер в моей гортани.
— Она моя, — сказал Ахилл. Каждое слово падало, словно острый мясницкий нож. — Она была дана мне всеми эллинами. Ты не можешь забрать ее. Если попытаешься, попрощаешься с жизнью. Подумай об этом, царь, прежде чем вредить себе.
Ответ Агамемнона был скор. Он не имел привычки отступать перед лицом толпы. Никогда.
— Я тебя не боюсь, и я ее заполучу, — он повернулся к микенянам. — Приведите девушку.
Лица царей вокруг меня были полны изумления. Брисеида была военной добычей, живым свидетельством славы и доблести Ахилла. Отбирая ее, Агамемнон отрицал все то, что было сделано Ахиллом на этой войне. Народ волновался, и я надеялся, что начнутся возражения. Но никто не проронил ни слова.
Отвернувшись, Агамемнон не мог видеть, как рука Ахилла потянулась к мечу. У меня перехватило дыхание. Я знал, что он был на это способен, один удар, прямо в трусливое сердце Агамемнона. На его лице я видел борьбу. Я так и не понял, что его удержало — возможно, он желал для царя более тяжкой кары, чем смерть.
— Агамемнон, — сказал он. Я вздрогнул от грубости его голоса. Царь повернулся, и Ахилл вытянул руку, уперевшись пальцем в его грудь. Великий царь от изумления не смог удержать шумного выдоха. — Сегодняшние твои слова станут причиной твоей смерти и смерти твоих людей. Я не стану более за тебя сражаться. Без меня же твое войско падет. Гектор разотрет ваши кости в кровавую грязь, а я буду смотреть на это, смеясь. И ты придешь, взывая о милосердии, но от меня ты его не получишь. Они все умрут, Агамемнон, из-за того, что сделано тобой сегодня.
Он смачно сплюнул прямо между ступней Агамемнона. И вот он уже подле меня, вот прошел мимо меня, и я, дрожа, последовал за ним, чувствуя, что мирмидоняне идут за нами — сотни человек, прокладывающих себе путь сквозь толпу, стремящихся к своим шатрам.
Размашистые широкие шаги быстро привели Ахилла к самому берегу. Ярость его была раскаленной, словно под его кожей струился огонь. Мышцы напряглись так, что я боялся коснуться его, опасаясь, что они лопнут, как тетива лука. Он не остановился, когда мы достигли лагеря. Он не повернулся и не заговорил с людьми. Он прошел в шатер, дернув входной полог и оставив его висеть.
Рот его был сжат, некрасиво и столь сильно, как я еще ни разу не видел. Глаза были почти безумны. — Я убью его, — поклялся он. — Я убью его. — Он схватил копье и разломал его, так что брызнули щепки, швырнув обломки наземь.
— Я едва не убил его. Надо было все же сделать это. Как он посмел? — он отшвырнул кувшин, и он разбился, ударившись о кресло. — Трусы! Видел, как они прикусили губы и не смели и пикнуть? Надеюсь, он и их добычу отберет. Надеюсь, он проглотит их одного за другим.
Снаружи послышался неуверенный голос: — Ахилл?
— Входи, — прорычал Ахилл.
Вошедший Автомедон едва переводил дыхание. — Прости, что докучаю тебе. Феникс велел мне оставаться и слушать, что будет дальше, и затем передать тебе.
— И что же? — потребовал продолжения Ахилл.
Автомедон затрепетал. — Агамемнон спросил, отчего Гектор все еще жив. Он сказал, что ты им более не нужен. Потому что ты, возможно, не тот… кем себя называешь. — Еще одно копье переломилось в пальцах Ахилла. Автомедон сглотнул. — Теперь они идут сюда, за Брисеидой.