Игры богов

И только мой зверь всё ещё сражался, то наскакивая на врага, то отскакивая назад. Как оказалось, он выбрал себе самого высокоуровневого пурага и уже успел нанести несколько глубоких кровоточащих ран. Правда, и сам целым уже не был — на боку красовался росчерк от когтей, из которого сочилась кровь.

В один момент пураг попытался достать его зубами, но кавагур вдруг ушёл в сторону. После чего ещё раз увернулся, поднырнул под челюсти врага и умудрился снизу вцепиться тому в горло, повалив на землю. Пураг начал биться, брыкаться, но вскоре всё было кончено — раздался громкий хруст, и пустынный зверь обмяк раз и навсегда.

Мой кавагур шёл ко мне, прихрамывая, но довольный собой. Весь в чужой крови, он победно посмотрел на меня и лёг на землю, принявшись зализывать раны. Я сплёл «Малое исцеление» и применил его ко зверю. Раны того затянулись в считанные минуты, за что я удостоился удивлённого взгляда от животины, после чего мы продолжили путь.

До конца дня нам попадались ещё несколько групп разных зверей, но мы обходили их стороной к неудовольствию моего ездового животного — тому хотелось подраться, а нам не хотелось надолго задерживаться в пустыне. А противники были серьёзные, схватка с ними вполне могла затянуться.

Стоило признать, что в драке эти создания и в самом деле были опасны и здорово помогали. Становилось понятно, почему они стоили в два с половиной раза дороже, чем лошади.

Вскоре проводник скомандовал остановку, и мы занялись лагерем на ночь. Температура резко опустилась, стало очень темно, хотя небо было безоблачное, светились мириады звёзд, и две луны — одна большая, другая поменьше — были скрыты только частично.

Кроме того, как сказал Масул, ночью на охоту выходят самые опасные и страшные твари, с которыми даже наш отряд может не сладить, если их окажется много. Так что, продолжать путь решили на рассвете.

Заночевали мы на оборудованной стоянке — имелся запас дров для костра под навесом, укрытия от ветра и песка, коновязь, сушёное мясо в бочках и, главное, небольшое озерцо воды. Тут же росла разлапистая пальма и жиденький кустарник. На стволе пальмы был нанесён какой-то знак, излучавший ману.

— Охранная печать от зверей, — пояснил проводник. — Здесь можно спокойно переждать ночь и даже развести костёр. Защитные чары не позволят диким зверям напасть на нас.

Наши животные разлеглись вокруг костра, поев из запасов на стоянке и напившись воды. Мы также отужинали и вскоре улеглись спать.

Ночь была очень бархатная и мягкая. Холод отгонял костёр и тепло от зверей. А утром мы продолжили путь.

Всё было спокойно. Никто на нас не нападал, хотя ехали мы почти шагом — оказалось в этом районе много нор, близко расположенных к поверхности. Даже наши кавагуры могли повредить себе лапы, если бы провалились в одну из них.

Внезапно я ощутил опасность и выхватил меч. «Чувство Жизни» ещё только плелось, как вдруг рядом со мной взметнулся песок, и на поверхности оказался огромный чёрный скорпион. Кавагур развернулся к нему мордой, но тут же ещё несколько скорпионов выскочили на поверхность, взяв нас в кольцо.

В этот раз мой зверь не стал бросаться в бездумную атаку. Сражаться верхом мне ещё не доводилось, поэтому первое время мои атаки шли мимо, пока я не приспособился. Масул вдруг издал громкий клич, от которого скорпион мелко затрясся, и я смог обрушить на его голову меч, раскроив её на две половины.

Вскоре бой закончился. По счастью обошлось без раненых. Несколько раз Дзинсаю спас Сумеречный ветер, когда то жало, то клешни бессильно соскользнули с чешуи из сплава адамантия и чёрной стали, не причинив ей никакого вреда.

— Нам лучше спешиться, — сказал проводник. — Тут много пустот, так будет проще их обнаружить и безопаснее для животных.

Мы последовали его совету, поведя зверей за ремни на ошейниках. То и дело они проваливались то одной лапой, то другой. Впереди замаячил пологий каменистый спуск, который вывел нас к пересохшей реке, по которой, как по дороге, мы и двинулись дальше.

Внезапно поднялся сильный ветер, бросавший сухой песок нам в глаза и лица. Я в очередной раз пожалел, что у моего шлема было открыто лицо — стоило озаботиться его улучшением, прежде чем соваться сюда… Пришлось разодрать часть плаща и мастерить повязку на лицо. Зверям буря тоже причиняла много неудобств, поэтому решено было срочно искать место для стоянки, и Масул его нашёл по каким-то ему одному видимым признакам — завёл нас в скалы, когда не было видно ни зги дальше пары метров, где мы и смогли укрыться от ветра и песка, разбили лагерь и даже развели костёр — рядом оказалось много сухих, чахлых деревцев.

Чем больше Масул глядел на небо и слушал завывания ветра, тем больше хмурился.

— До Оазиса осталось немного, — сказал он, — но буря затягивается. Похоже, нам придётся тут заночевать.

— Тебе что-то не нравится в этой буре? — спросил я, глядя на его хмурое лицо.

— Так… предчувствие. Уж слишком внезапно началась эта буря, не было никаких признаков, что она грядёт. Словно кто-то не хочет нас дальше пускать. Или пытается задержать.

— А как ты нашёл это укрытие?

— Меня что-то потянуло в эту сторону, — ответил проводник. — Пустыня — странное место. Тут стоит доверять предчувствиям и инстинктам как своим, так и своих животных. Вот и я доверился. Может быть, зря.

— По мне, лучше сидеть здесь, чем идти в пыльной круговерти.

Проводник посмотрел на меня долгим, тяжёлым, немигающим взглядом, и ответил:

— Я бы лучше прошёл через десяток бурь, чем остался бы в месте, куда меня затянули неизвестной силой непонятно для чего. Будьте начеку. И своим соратницам это тоже передай.

Я кивнул и вернулся к костру.

Мы отужинали, распределили дежурства на ночь и легли спать. Моя смена была второй, и когда я сменил Масула, увидел, что небо чистое, звёзды ярко светят, а буря уже утихла.

Сидеть возле костра, помешивая палкой угли, прислушиваться к ночной тиши и вдыхать запахи пустыни было до определённой степени скучно. Я даже попробовал погрузиться в медитацию, но мне мешала тревожность, свербевшая на границе сознания. Что-то не давало мне покоя. А потом меня начал одолевать сон. Я боролся с ним всеми возможными способами, но он всё же возобладал.

Было темно. Лёгкий ветерок шевельнул мои волосы, прошёлся по лицу и улетел дальше. Постепенно сквозь мрак стали проступать контуры предметов, а потом он словно расступился. Рядом со мной стояли девушки и Масул, лежали наши звери. Сам собой загорелся костёр, и я вдруг вспомнил, что это сон.

Костёр дал достаточно света, чтобы я смог разглядеть, что мы стоим на сухой, каменистой равнине, испещрённой трещинами. В свете костра земля казалась бурого цвета, а трещины были полны глубокой черноты.

Радиус видимости сам собой расширился метров до двадцати, за которым стояла стена непроглядного мрака. В этой черноте слышались вопли, завывания и непонятный шелест, и эти звуки приближались.

— Странный сон, — сказал я.

— И не говори, — поддержала Дзинсая. — Учитывая, что он снится и мне тоже…

— И мне, — сказала Ама.

— Масул, ты слышал о подобном? — обратился я к побледневшему проводнику. Казалось, тот даже сперва меня не услышал.

— Н-н-нет, никогда… Там, в темноте, что-то есть, звери это чувствуют и нервничают.

— Тогда попытайся их успокоить, а с остальным мы справимся сами.

Я осмотрел девушек и понял, что Ама была без маскировки, в своём технокостюме. Масул что-то шептал, глядя на неё, держа за морду своего тигра, который зажмурился и мелко трясся. Кавагуры жались к проводнику, поскуливая, вертя головами и шумно втягивая носами воздух.

Вдруг в темноте появились светящиеся оранжевым глаза — сотни и тысячи. Они всё время двигались, их обладатели выли, хрипели и рычали, но границу света не пересекали, словно давая нам время подготовиться к встрече, что мы и сделали — достали оружие, я сплёл несколько заклинаний, в том числе «Огненный вихрь». К бою приготовилась и Амалия — из её предплечий с тихим жужжанием выехали два плоских излучателя с зализанными формами. Впервые я увидел боевую составляющую её костюма, и вскоре мне предстояло лицезреть её в действии.