Методология систематики

Во-вторых, что касается биометрического метода (я касаюсь только его применения в систематике, а не во всей области его применения, которая шире, так как он служит также, главным образом, орудием и номотетического исследования как метод, определяющий причинную зависимость между совокупностями), недостатком биометрических величин как замены кондициональных признаков является разнородность причин изменчивости; наряду с модификационной изменчивостью существует комбинативная, и в некоторых случаях биометрическая картина обеих бывает неотличима; между тем в случае комбинативной изменчивости совокупность объединяет особей, связанных вовсе не одинаковой нормой реакций, не идеальным единством тождественности кондициональных признаков, а лишь какой-либо довольно поверхностной связью, вроде осуществимости скрещиваний, и таксономическое значение такой совокупности совершенно иное. Существуют и другие подобного рода трудности в применении биометрики /к/ таксономии даже низших систематических единиц, но разбирать их детально я не хочу. Надо сказать, что все эти трудности скорее технические, чем принципиальные, но ведь и весь биометрический метод является техническим приёмом, к которому мы прибегаем скорее ввиду его удобства, нежели вследствие полной удовлетворительности его конечных результатов.

Более принципиальное значение представляет следующее обстоятельство. Методы биометрики, как и статистические методы вообще, всегда относятся к совокупностям; систематика имеет дело с отвлечёнными классами. Разница между теми и другими существенная.

Статистический метод состоит в сжимании идиографических, то есть обладающих определенными координатами времени и места, данных в столь же идиографические, но краткие формулы. Сущность его (по А.А. Чуярову, 1910)26 состоит в том, что он опускает индивидуальные отличия предметов, кроме немногих, и задаётся вопросом: сколько предметов такого рода заключено в известных границах пространства и времени; однородные предметы, объединённые во времени и пространстве, образуют совокупность; и лишь совокупности составляют объект статистического метода. Наоборот, классы систематики представляют понятия вполне отвлечённые от времени и места: в диагноз вида входят только признаки формы, только отношения сходства различия, и где и когда бы мы ни встретили индивид, обладающий этими признаками, мы отнесём его к данному виду. Таким образом, желая применить биометрический метод к характеристике вида, мы вносим в понятие вида чуждый ему идиографический элемент и, поскольку на мне известны кондициональные признаки вида и данная комбинация условий, в которых он фактически живёт, мы рискуем случайные и зависящие от местных и временных условий признаки совокупности принять за всеобщие признаки вида.

Вся эта картина относится только к области таксономии, к употреблению биометрических понятий для диагностических целей, в качестве суррогата кондициональных признаков. Совсем другое значение они имеют в морфологии, где мы постоянно имеем дело с настоящими совокупностями – совокупностями однородных частей целого, как совокупность клеток тела, деревьев в лесу, рецидивистов в обществе и т. п. Как средство сжатого описания подобных совокупностей методы биометрики находят своё самое прямое и бесспорное применение.

Однако возможна также точка зрения, включающая в понятие вида его хоро- и хронологическую характеристику. Тогда вид становится совокупностью. Если вид – совокупность однородных частей высшего целого (живого покрова), с одной точки зрения, он необходимо обладает ареалом, слагается из ряда популяций, живущих в определенных границах пространства и времени, то есть представляет все-таки совокупность, иногда – сложную.

Первый опыт применения биометрики к характеристике высших систематических единиц сделан Е.С. Смирновым27, и, хотя результаты, им полученные, ещё недостаточны, можно сказать, что принципиальные затруднения для такого применения этого метода не более непреодолимы, чем только что рассмотренные.

Пусть перед нами сложный вид, состоящий из М элементарных видов. Сперва мы берём пробу из N особей каждого из элементарных видов. Так как они взяты наудачу, то при достаточной величине N весьма вероятно, что они характеризуют всю совокупность, представляющую воплощение элементарного вида, и таким образом их средняя величина соответствует средней величине последней. Но если мы найдём типичную величину для каждого признака элементарных видов, этим самым будет доказано, что эти элементарные виды – не произвольны, что в данном материале их нельзя установить ни одним больше, ни одним меньше. Допуская для простоты, что перед нами только модификационная изменчивость, мы вынуждены будем признать, что в кондициональных признаках, отражением которых являются биометрические величины, все особи каждого элементарного вида тождественны. Мы имеем просто М случаев и можем их вновь подвергнуть статистической обработке, не считаясь с числом особей, составляющих каждую из совокупностей, которые послужили нам для создания типичных величин. Если окажется, что наши М величин в свою очередь распределяются вокруг некоторой типичной величины по законам случайности, – в таком случае и наш сложный вид – нечто объективное и не произвольное, и при дальнейшем восхождении мы можем считаться лишь с его средними величинами, пренебрегая таковыми элементарных видов. Понятно, что все возражения, сделанные против применения биометрического метода в таксономии вообще остаются в силе и здесь.

Экономическая выгода этого приёма для таксономии не подлежит сомнению, но другой вопрос – какой смысл имеет по отношению к высшим систематическим единицам[6] понятие кондициональности признаков, суррогат которого создаёт биометрика. Очевидно, признаком, скажем, рода, здесь будет считаться способность его видов давать аналогичные, параллельные видоизменения под влиянием аналогичных односторонних условий, действовавших в течение достаточно долгого времени, так что односторонне определились под их влиянием не только реакции, но и самые способы реагирования организмов. Так, по недавним работам Pictet (1921)28 Lasiocampa quercus из Женевы при крайних температурных условиях даёт модификации, сходные с северными и южными подвидами; но сами подвиды (sicula, spartii) при воспитании в течение нескольких поколений в Женеве не дают изменений (стабилизация sensu В.Н. Любименко)29. Здесь кондициональные признаки второго порядка или способы реагирования, характеризующие ритмические отрезки морфопроцессов, сами оказались ехhypothesi обусловленными более продолжительным действием условий, причём характер этой их фиксации быть может представляет столь же строгий кондициональный признак третьего порядка.

Во всяком случае, мы здесь несколько изменили основному методу самой методологии – историко-критическому, и несколько забежали вперёд – в область методов ещё не применённых, а здесь приходится судить поневоле гипотетически, поэтому лучше вернёмся на твёрдую почву испробованного.

Итак, организм есть морфопроцесс; он непрерывно осуществляется; форма отдельных стадий и форма процесса все есть отправление, следовательно, всякая биология есть учение о процессах, то есть физиология в самом общем смысле. Поэтому обычное противоположение морфологии и физиологии не имеет смысла. Физиологию можно противополагать не морфологии[7], как учению о форме вообще, раз форма есть функция и формой обладают также процессы; ее можно было бы противопоставить разве анатомии, описанию моментальных состояний, принимаемых за длительные, то есть учению о форме и условиях равновесия органических систем. И действительно, такая биологическая статика – мыслима, и может представлять две стороны, номотетическую – учение об условиях равновесия, и систематическую – система форм этого равновесия. Но и то, и другое представляет известную высокую степень абстракции и может служить лишь вспомогательным, подчинённым методом. Номотетическая анатомия в настоящее время, сколько мне известно, вообще не существует, систематическая входит в состав систематики как одна из ее подчинённых частей. Действительно, общая или главная система организмов охватывает все их признаки и является полнейшим и кратчайшим описанием всего органического многообразия. Но иногда нам удобнее пользоваться частными системами, построенными не на всех, а лишь на части признаков, отвлекаясь от всех остальных. Такие системы имеют двоякое значение: с одной стороны, они могут оказаться более осуществимыми при данном уровне знания, когда определенные свойства ещё не изучены у очень многих организмов; так, докювьеровская систематика отвлекалась большею частью даже от внутреннего строения животных. С другой стороны, поочерёдное систематизирование отдельных сторон организма позволяет ближе узнать его природу и результаты этого анализа, данные отдельных частных систем, входят в главную систему; при изложении последней мы различаем точки зрения отдельных частных систем и пользуемся их терминами.

6

См. моя статья «Rhabdocoela. Мурм. м.», Тр. Петр. Общ. 4,1915–1916, ст. 54.30

7

Тем более, что слово морфология мы уже условились употреблять в другом смысле – к/ак/ учение об единичных формах в противоположность таксономии; в таком смысле и чистая ср/авнительная/ физиология имеет свою морфол/огическую/ и свою таксоном/ическую/ сторону.