Страница 8 из 10
– Пей водку. Самый чистый продукт.
Да и со студенчества, как-то привычка больше к спирту была.
Но вот эти совместные приготовления ужина вдвоём, на кухне…
Я тогда в первый раз почувствовала, как это – раствориться в человеке.
Для тебя приготовление пищи – это процесс создания, созидания, креатива, всегда экспромт.
В этом ты весь.
Сразу вспомнила твои слова, как ты любишь пробовать местную кухню в новой стране – всего по чуть-чуть, но всего.
Теперь понимаю, это относится не только к кухне.
Ко всему.
И к женщинам тоже.
Вернее, не к женщинам, как таковым, они (мы) тебе не особенно-то и нужны.
Ощущения. Эмоции. Впечатления.
Вот, что тебе нужно.
И всегда новые.
И в блюдах также. Для меня, рационального Козерога, пища – это всего лишь комплектация жиров/ белков/ углеводов, в зависимости от поставленной цели – сбросить или набрать вес.
Я могу месяцами питаться однообразно, поглощая белки в виде яиц, печени или куриной грудки, мне это вообще не важно. Важен только конечный результат, что я могу с этого приобрести.
Но для тебя даже сам процесс приготовления ужина – это созидание.
Я смотрела на тебя, на твои движения, твою мимику – я смотрела на тебя с обожанием.
Вот она, ошибка!
Никогда, никогда, никогда нельзя говорить мужчине: Я тебя обожаю!
Это – табу.
После этого всё пойдёт не так. Всё пойдёт вкривь, вкось и поперёк, потому что именно в этой фразе кроется безоговорочная женская капитуляция.
Всё.
Её не надо больше завоёвывать, восхищать, удивлять.
Она, побеждённая – у ног своего победителя.
Она больше ничего не стоит.
Она – ничто, она уже неинтересна, она – уже прошлое.
Я помню тот день, и даже час и момент, когда я стала твоим прошлым.
Тогда, на кухне, когда ты чистил чеснок, а я сказала: «Я тебя обожаю!»
Хотя, вот странно, на обратной дороге в аэропорт, мы много говорили о браке, женитьбе, возможностей адаптации в другой стране.
Тебя очень интересовал вопрос, как я смогу оставить своего сына и родных.
А я пыталась тебе объяснить, что только русская женщина, имея великую историю жён декабристов, может бросить всё – благополучие, статус, близких – и уйти за своим любимым куда угодно. Это – наша история, это – наша данность, мы – такие.
Если любим, то – взахлёб, безрассудно, наотмашь, отдавая себя целиком и полностью.
Но, наверное, не понять тебе было этого, проживши 30 лет в браке с самодостаточной шведкой.
Пять часов дороги пролетели незаметно, в неспешных разговорах под мои любимые песни Успенской.
И тебе они понравились.
У нас вообще все вкусы совпадали, по любому поводу.
Как, скажи, ну как возможно вот такое совпадение всего, что нравится или нет??
Ну, не врут, значит, про вторые половинки?
Мы остановились в аэропортовском отеле.
Последняя ночь.
Что в ней было?
Страсть, мольба, желание, крик, надежда, боль, доверие, отчаяние, зов…
Как будто навсегда…
Навсегда – что?
Прощание или клятва верности?
Секс никогда не будет клятвой верности.
Уснули – рука в руку, а это посильнее любого секса.
Не люблю сопливые прощания.
В аэропорту присели на скамейку, по русскому обычаю, и я пошла к выходу.
Не было сил на объяснение того, чего не договорили и договаривание того, чего не объяснили… моменты, всхлипы, забытое и несказанное – всё, уже не ко времени…
Оборвала это ненужное прощание волевым своим решением, ушла.
Но – не выдержала, оглянулась.
А ты стоял и ждал. Смотрел и не уходил.
Оставлял в памяти момент прощания навсегда или оттягивал время расставания на срок?
Так никогда и не узнаю.
Летела назад с непонятной тяжестью на душе и туманными мыслями в голове.
Не могла понять: что не так?
Не видела себя, живущей в этой провинциальной шведской глуши?
Или не представляла себя, подбирающей носки по дому за твоими деточками?
Я просто не увидела себя в твоей жизни. Я не увидела в ней места для меня.
Об этом и был разговор в предпоследнюю нашу ночь.
Я рассуждала, а ты, как всегда, слушал и кивал, соглашаясь с каждым моим словом, доводом и выводом:
– Ты искал женщину, роль которой придумал сам: искренний друг, сексуальная любовница, надёжный партнёр; для домашней работы у тебя есть две помощницы-тайки; а тебе нужна женщина, с которой рука в руку, нога в ногу, так сказать, нос к носу. Женщина, которую ты будешь желать, с твоих же собственных слов, умом, сердцем и телом. И ты нашёл. Меня. И знаешь это. И понимаешь, что я – твоя, я – для тебя, я – у тебя. Но вот, когда ты это осознал, тогда ты и испугался: а что же теперь, собственно, с этим добром делать? Как его, это добро, ну, то есть, меня – живого и реального человека, впустить в твою размеренную, упорядоченную, с таким трудом организованную и выстроенную тобой, после ухода жены, жизнь? Испугался настолько, что готов отказаться от меня, закрыть дверь твоей жизни прямо перед моим носом, да ещё и больно прихлопнув его напоследок, чтобы не возникло у меня повторного желания постучаться в эту твою дверь.
Я знала, что я говорю.
И знала, что я права.
И ты это знал.
Потому что я уже могла чувствовать тебя душой, сердцем, телом и даже кожей.
Что было потом? Не помню.
Помню только день и время, когда я осознала одномоментно, что всё изменилось без возврата.
Что изменились твои мысли, твои планы относительно меня, планы даже относительно твоей жизни.
Надо принять это, как аксиому, не требующую никаких доказательств установку: если мужчина говорит тебе, что он занят – всё, баста.
С этого момента он не твой мужчина.
Собирай силу, волю, сопли в кулак и уходи.
Уходи первая, не оглядываясь, не выпрашивая нищенкой его время на общение, звонки или сообщения. Иначе всё дальнейшее уже будет чистейшей воды мазохизмом для тебя.
Но ведь редко, кто может себе позволить такую роскошь резать по живому ещё чувству.
Ведь всё ещё кажется возможным для возврата к прежнему. Любая женщина сможет объяснить все неувязки и нестыковки объяснений, лишь бы не признавать самого главного и очевидного, что она ему уже не нужна.
Все дни смешались в одно сплошное непонимание того, что происходит, боль от осознания этого непонимания и надежду на восстановление той гармонии, которая была.
Да, всё ещё продолжали лететь сообщения, и в любой подходящий по времени момент я могла позвонить тебе и поболтать ни о чём, и временами я ещё получала твоё Good morning с поцелуйчиком (понимая, это просто что-то навеяло случайную мысль обо мне).
Временами охватывала жгучая, первобытная ревность, когда видела тебя on-line, но не со мной. Хотелось немедленно писать, звонить и кричать: с кем ты??
Кому пишешь, с кем разговариваешь, над чьими шутками заливаешься смехом?
Ну я же чувствую тебя даже через тысячи тысяч километров!
Я же чувствую каждую твою эмоцию, и сейчас эти эмоции не со мной… Как больно…
Прошёл год.
Я даже поняла и смогла объяснить себе, почему ты не захотел, чтобы я прилетела в Сеул, присоединиться к твоему проведению очередного отпуска с сыном.
Да, ты хотел быть с ним и не делить это время ни с кем.
Да и сынок твой такой компании в виде меня, явно бы не обрадовался.
А его хорошее настроение – как показатель твоего отцовского соответствия. Ты готов это охранять любыми силами и средствами.
Но вот всё это время нахождения так вопиюще рядом, я знала, что ты мыслями со мной.
Ты подтверждал это часто присылаемыми сообщениями и фотографиями.