Страница 2 из 5
Думается, что тут-то Лобашов и должен был «тщательно взвесить свои слова и подвергнуть их критическому анализу», как сам предлагал делать философам.
Безусловно, автор верно призывает философов нести ответственность за свои слова, но должен ли философ отвечать за то, как его слова поймут и интерпретируют глупцы, преступники и политики? Или даже другие философы. Вот какой вопрос должен был бы задать себе Лобашов, прежде чем обвинять Маркса в возникновении тоталитаризма, а Ницше – во вдохновении преступников и гитлеризма.
2.
Но пойдёмте дальше по книге Лобашова и посмотрим, в чём ещё он увидел глупость философов. Вот он пишет:
«Известно такое высказывание Сократа: нужно есть, чтобы жить, а не жить, чтобы есть. Мое возражение: нет ничего плохого в том, чтобы есть ради того, чтобы есть, и жить отчасти для того, чтобы есть. В этом высказывании Сократа, по сути, начало идеализма и холизма. Получается, целое важнее части; часть однозначно должна подчиняться целому. (Целое – жизнь, часть – питание.). С таким пониманием жизни можно далеко уйти.
Любая часть целого (если это действительно часть, а не ничтожная частичка) «живет» относительно самостоятельной, относительно независимой от целого жизнью и влияет на целое не меньше, чем целое на нее. Если говорить о питании, то совершенно очевидно, что эта «часть» жизни живет своей «жизнью», относительно независимой от жизни вообще. Существует культура питания, существуют радости, изощрения и изыски питания, существует целый мир питания, почти такой же сложный, как и сама жизнь.
Каждая часть жизни равномощна самой жизни, как одно бесконечное множество, являющееся «частью» другого бесконечного множества, равномощно этому другому».
Вот поэтому Сократ останется Сократом, а Балашов – Балашовым. Надо понимать, что Сократ говорил не о питании, а о качестве жизни. И в этом зачатки не идеализма, и не холизма, а правильной социальной культуры, можно даже сказать – социализма, если данное слово понимать в истинном его значении. Частное и целое здесь совершенно не причём, хотя и в этом случае сам Балашов скорее выберет целое, а не частное, если предложить ему либо умереть, либо отнять гангренозную руку (часть).
3.
Далее, в главе «Много ли человеку нужно?» Балашов пишет:
«Диоген Лаэртский о Сократе: "Часто он говаривал, глядя на множество рыночных товаров: Сколько же есть вещей, без которых можно жить!" Или: "Он говорил, что лучше всего ешь тогда, когда не думаешь о закуске, и лучше всего пьешь, когда не ждешь другого питья; чем меньше человеку нужно, тем ближе он к богам " (Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М., 1986. С. 100, 101).
Если бы эти слова Сократа были произнесены однажды и не были подхвачены-повторены впоследствии многими людьми, то их можно было бы рассматривать лишь как житейские благоглупости. Но они были сказаны со значением и с расчетом на аудиторию. В этих словах не просто начало идеализма, противопоставления духа материи. В них – опасная жизненная философия, философия аскетизма, нищеты, пренебрежения к материальному, природному, естественному. А главное, в них попытка отрицания естественного стремления человека (как живого существа) к большему-лучшему. Живое по определению стремится к расширению, к повышению качества и количества жизни – во всех отношениях. И человек, как часть живой природы, никогда не удовлетворится достигнутым…
Вот почему я рассматриваю эти высказывания Сократа не просто как ошибочные, а как недомыслие, глупость философа. Платон развил эти начатки идеализма, а философы-неоплатоники и последующие христианские проповедники довели его до крайности (в виде института монашества, практики аскетизма, попыток остановить прогресс знания, материальной культуры и т. д., и т. п.)».
Здесь опять явное непонимание Сократа. Сократ не проповедует ни нищету, ни аскетизм, как решил Балашов. Сократ лишь говорит о том, что есть много вещей, без которых можно жить. И он абсолютно прав. Уверен, что и сам Балашов преспокойно живёт без тысяч вещиц, которые мог бы сотнями скупать на рынках. Но почему-то не скупает, не стремится обрести как можно больше всякой всячины. Почему же? Да потому что они ему не нужны, он и без них обходится. Вот об этом и говорит Сократ. Балашов утверждает, что всё «живое стремится к повышению качества и количества жизни». Но качество и количество жизни не оценивается только вещами. Разве животные стремятся приобрести больше вещей? Нет. Значит, не всё живое стремится к вещизму. Именно это имел ввиду Сократ и во втором своём утверждении. Он вовсе не утверждал, что человек должен удовлетвориться достигнутым. Наоборот, он говорит о том, что именно обилие вещей часто мешает человеку стремиться «к богам», то есть к высокому, ведь под «богами» здесь нужно иметь ввиду и иносказание. Но даже если иметь ввиду прямолинейность (богов), то и в этом случае Сократ прав, ведь на тот свет ничего с собой не возьмёшь, и чем ближе к смерти человек, тем меньше ему нужно земных богатств. Так что это не Сократ проповедует аскетизм, а Балашов – вещизм. И глупость тут не у Сократа, а у Балашова.
4.
Далее, в главе «Философы заняты только одним – смертью, умиранием?» можно прочитать следующее:
«Сократ в передаче Платона говорил: "А вам, мои судьи, я хочу теперь объяснить, почему, на мой взгляд, человек, который действительно посвятил жизнь философии, перед смертью полон бодрости и надежды обрести за могилой величайшие блага. (…) Те, кто подлинно предан философии, заняты на самом деле только одним – умиранием и смертью. Люди, как правило, этого не замечают, но если это все же так, было бы, разумеется, нелепо всю жизнь стремиться только к этому, а потом, когда оно оказывается рядом, негодовать на то, в чем так долго и с таким рвением упражнялся!" (Федон, 63е-64a)…
Эта позиция пифагорейцев и Сократа – лукавство и/или фатализм. Разве приготовление к смерти не является фактическим (растянутым во времени) самоубийством?! И разве пассивное ее приятие не является фатализмом?! Такая позиция (пассивного приятия смерти) фактически означает отказ от лечения в случае заболевания, отказ от медицинской помощи, отказ от защиты в случае опасного для жизни нападения и т. д., и т. п.
Так рассудил Лобашов. Но здесь вопрос состоит в том, что именно нужно считать «приготовлением к смерти», имея ввиду жизнь и философию. Если считать это «растянутым во времени самоубийством», как предлагает Балашов, то вообще любую жизнь можно назвать «растянутым во времени самоубийством», так как любой день приближает человека к смерти, а если он ещё пьёт, курит, ведёт неправильный образ жизни, то тем более – он самоубийца, даже если и вообще не думает о смерти. И скорее наоборот, он ещё больший самоубийца, если не будет думать о смерти, и будет вести неправильный образ жизни. Здесь Сократ скорее имеет ввиду сознательную жизненную установку на её достойное проведение и завершение. Сократ и Платон ошибались только в том, что «за могилой», то есть «на том свете» человек получает какие-то блага. Но это и понятно, так как они полагали существование бессмертной души и богов.
5.
Далее, в главе «Тело – темница души?», продолжая критиковать Сократа, Платона и прочих, Балашов пишет следующее:
«Платоновский Сократ: "…истинные философы гонят от себя все желания тела, крепятся и ни за что им не уступают, не боясь разорения и бедности в отличие от большинства, которое корыстолюбиво" (Федон, 82c). "Кто заботится о своей душе, а не холит тело, тот расстается со всеми этими желаниями" (82d). "Тем, кто стремится к познанию, хорошо известно вот что: когда философия принимает под опеку их душу, душа туго-натуго связана в теле и прилеплена к нему, она вынуждена рассматривать и постигать сущее не сама по себе, но через тело, словно бы через решетки тюрьмы, и погрязает в глубочайшем невежестве…"(82е).