Кровь

Бэла смущенно пожимает плечами, а под нос себе бубнит: «Просто язык прикусила, когда упала».

Внутри церкви царит трудно вообразимый беспорядок. В жуткой тишине громоздятся друг на друге сорванные со своих мест, перевёрнутые и разбитые лавки. Пол усеян крупными и мелкими обломками. И среди всего этого мертвенного хаоса особенно пугающими кажутся безжизненно распростертые на полу тела.

Ближе всего от входа ничком лежит отец Пельграм. Инспектор и Бэла склоняются над его спиной, которая слабо движется в такт его дыханию. Оба некоторое время что-то напряженно обдумывают. Наконец инспектор поднимается и обводит тревожным взглядом помещение церкви:

– Morava ga spraviti od tu. Vsak trenutek streha se bo zrušila. (Надо вытащить его отсюда. Того и гляди кровля обрушится.)

Как бы подтверждая его слова, что-то угрожающе трещит. Сверху сыплется мелкая крошка. Мужчина решительно снимает куртку и бросает на пол. Деловито кивнув друг другу, спасатели переворачивают раненого на спину так, что он оказывается поверх куртки и, ухватив импровизированные носилки с четырех сторон, принимаются волочь их к выходу.

На улице инспектор отпускает свою сторону куртки и, выпрямившись, делает глубокий, удовлетворенный вздох:

– Če Vam uspe, ga povlecite malo dlje, in spet grem preveriti ostalih, (Если получится, оттащите его чуть подальше, а я пойду ещё, других проверю.) – он замолкает, глядя куда-то за спину Бэлы, а затем добавляет бодрым тоном: – Zdaj že prihajajo! (Вот! Уже подъезжают!)

Бэла оборачивается – вдалеке по дороге движется вереница автомобильных огней. Когда она снова смотрит в сторону церковных дверей, инспектора уже нет рядом. Бэла делает попытку сдвинуть с места лежащего на куртке священника, но добивается лишь того, что он начинает съезжать с «носилок» на снег. Оставив это занятие, она спешит к припаркованным машинам, где один за другим появляются новоприбывшие автомобили.

Ирена и Бэла встречают мужчин. Те выскакивают из машин по двое, по трое. Встревоженные голоса перекрывают друг друга. Все разом спешат выяснить последние события. Но в самый разгар оживленного обмена новостями по округе прокатывается чудовищной силы грохот.

Мгновенно онемевшая толпа устремляет глаза в сторону церкви. На её месте теперь возвышается лишь остов стен. Что-то продолжает глухо хрустеть и потрескивать. И как-то жутко и откровенно нелепо выглядит бессмысленно распахнутая массивная дверь, словно приглашающая в пустоту.

Преодолев замешательство, свидетели трагедии бросаются к рухнувшему зданию. Они останавливаются у руин и пытаются сообразить, с какого края подступиться к проблеме. Кто-то достает телефон, кто-то начинает что-то ожесточенно обсуждать на повышенных тонах, подкрепляя слова активной жестикуляцией, а некоторые обходят церковные стены, оценивая, насколько безопасно будет пробраться внутрь.

Во время этой суматохи, никто не обращает внимание на медленно поднявшегося с земли отца Пельграма. Впрочем, он и сам не проявляет интереса к стоящим за его спиной взволнованным людям. Прихрамывая, он сначала не спеша, а потом всё быстрее и быстрее удаляется куда-то в глубину снежной ночи.

Бэла, печально сдвинув брови, беспокойным взглядом скользит по остаткам церковного здания. Губы её что-то беззвучно шепчут. Наконец она в отчаянии отворачивается и тут замечает, что куртка инспектора валяется на снегу сама по себе. Подхватив её, она некоторое время озирается, но священника уже нигде не видно.

Зато Бэла видит, как к старой Тойоте подбегает Мартин. Отыскав в толпе глазами Ирену, она дёргает её за рукав, и обе торопливо направляются к только что приехавшему мужчине. Мартин вглядывается в салон автомобиля. На заднем сиденье лежит, свернувшись калачиком, Тинек.

– Prišel je k sebi in zdaj samo spi, (Пришел в себя, а сейчас просто спит.) – звучит за спиной Мартина успокаивающий голос.

Мужчина оборачивается навстречу Ирене и Бэле, и хотя он ничего не говорит, его мягкое лицо облегченно светлеет. Он на секунду прижимает взволнованную жену к груди, а потом потом снова смотрит на спящего Тинека:

– Še vedno morata v bolnišnico. (Вам всё-равно надо съездить в больницу.)

Бэла с серьёзным видом поддерживает:

– Да! Да! В больницу! У него сотрясение мозга.

– Gregor bo šel z vami. Zdaj govorim z njim. (Грегор съездит с вами. Я сейчас его позову.)

Мартин собирается отойти, но тут его взгляд падает на двустволку в руках жены.

– Je pomagala? (Пригодилось?) – без тени улыбки спрашивает он.

– Ne, ne še, (Пока нет.) – так же серьёзно отвечает Ирена.

Бэла с некоторым смущением вмешивается в их разговор:

– Мартин, а где Паша?

Мартин озадаченно приподнимает брови:

– Aktepaš? (Актепаш?)

Ирена смотрит на мужа с явным удивлением, но Бэла этого не замечает и сконфуженно сжимает губы, махнув рукой –«неважно». Мартин же спешит отвернуться, чтобы скрыть вздох облегчения.

К старому внедорожнику подбегает парень в красной спортивной шапке:

– Oh! Martin! Dobro je, da ste že tukaj! Potrebujemo Vaše mnenje. Pod ruševinami morda so še preživeli... (О, Мартин! Хорошо, что Вы уже здесь! Нужно Ваше мнение. Под завалами могут быть живые люди...)

Но мужчина прерывает его:

– Takoj pridem. Ampak Irena mora odpeljati Tineka bolnišnico. Ti ne bi šel z njimi? (Я сейчас подойду. Но Ирене нужно отвезти Тинека в больницу. Съездишь с ними?)

Мартин кивает в сторону Тойоты. Парень мнется, бросая озабоченные взгляды на разрушенную церковь.

– Dokler ne vemo, kje on je, ceste so nevarne, (Сейчас, пока мы не знаем, где он, на дорогах небезопасно.) – весомо прибавляет Мартин своим глубоким басом, который так сильно не вяжется с его мягким моложавым лицом.

И парень наконец кивает. Мартин с благодарностью хлопает его по плечу. Ирена озвучивает:

– Hvala, Jan! (Спасибо, Ян!)

Ирена забирается в машину на заднее сиденье, устраиваясь рядом с Тинеком. Ян, стряхнув снег с куртки и сняв свою красную шапку, садится за руль. Мартин уже прощается со всеми, но в последний момент припоминает:

– V prtljažniku je torba za Tomaža in Kristine. Pozdravi nju! (Там в багажнике сумка для Томажа и Кристины. Передавай им привет!)

Тут до машины долетает чей-то нетерпеливый оклик:

– Martin! (Мартин!)

И тот, ещё раз простившись, уходит.

Бэла медлит перед машиной. Ирена смотрит на нее вопросительно и подбородком указывает на переднее сиденье рядом с водителем, что, видимо, означает: «Вот ещё есть место – садись». Но заметив нерешительность во взгляде подруги, она взволнованно уточняет:

– Torej, ne boš šla? (Ты что, не поедешь?)

Бэла прикусывает губу.

– Saj ne greš v grad, kajne?! (Ты, надеюсь, не собираешься в замок?!)

По тому, как Бэла опускает глаза, ответ становится очевиден.

– Ne! Samo pokliči jih in povej jim vse, kar vemo. (Не надо! Просто позвони им и передай всё, что мы узнали.)

Продолжая молчать, Бэла лишь упрямо качает головой.

– Hočeš iti zaradi lesenega kola? Naj nekdo drug ga pelje! Mislim, da lahko uspe brez tega! (Ты из-за деревянного кола хочешь поехать? Пусть кто-нибудь другой отвезет! Да и без него можно обойтись, я думаю!) – всё эмоциональнее настаивает Ирена.

Но Бэла и не думает вступать с ней в спор, а только наконец глядит на подругу серьёзно и твёрдо. С тихим вздохом, беспомощно вздёрнув бровь, Ирена прощается:

– Zbogom! (До свидания!)

– С Богом!

***

Бэла провожает взглядом удаляющийся автомобиль. Снег продолжает сыпать, но уже более мелкий. Оглядев парковку, девушка нерешительно направляется к людям толпящимся у завалов. Из общего неразборчивого гула взволнованных голосов до нее долетают отдельные фразы: «Je nesmiselno čakati!» (Бесполезно ждать!..), «Bodo zmrznili ali izkrvaveli...» (Замерзнут или кровью истекут...), «Zdi se, se kadi!» (Кажется, дымится!)