Кровь

– Dobro, fantje, osredotočite se! (Так, парни, внимание!) – звучит властный голос Мартина, и в установившейся тишине он решительно командует: – Z Gregorjem bova poskusila priti noter. In vi naju zavarujete zunaj. Prisluhnite! Če bo šlo kaj narobe, nam takoj sporočite, in se vrneva. (Мы с Грегором попробуем пробраться внутрь. А вы страхуете нас снаружи. Прислушивайтесь! Если что, сразу даете нам знать и мы возвращаемся.)

Слушатели отвечают ему взрывом эмоций, но Мартин жёстко обрывает их новым требовательным окриком. Бэла наблюдает издалека, как толпа пропускает вперед двоих добровольцев, но тут её отвлекает звук телефонного звонка.

В первый момент Бэла не понимает, где звонит телефон, но заметив, что до сих пор держит в руках куртку инспектора, торопливо достает аппарат из её кармана.

– Inšpektor, nisem imel priložnosti govoriti z Martinom. Ampak zgleda, da vse je slabo. Kaj se dogaja tam? (Инспектор, я не успел поговорить с Мартином. Но судя по всему, всё плохо. Что там у вас?) – слышится озабоченный голос доктора Пеклича.

Бэла, нервно сглотнув, отвечает:

– Извините, доктор, инспектор не может ответить.

– А!.. – собеседник подавленно замолкает.

Бэла пытается смягчить удар:

– Может быть, он всё же жив. Тут церковь обрушилась.

– А Ирена, Тинек, Мартин?

– За них не волнуйтесь. Тинека мы нашли.

Слышно, как доктор тяжело вздыхает:

– Сбываются мои худшие опасения... Господин Перилл не сможет уничтожить вампира.

Бэла взволнована и обескуражена:

– Это почему?

– Это долго объяснять. Но вкратце, он не может сделать этого физически. А может быть, всё обстоит ещё хуже, и он действует против нас.

Бэла, не сдерживая возмущения:

– Вы не знаете, о чем говорите, – и в сердцах отключает телефон.

***

Доктор Пеклич стоит в школьном коридоре у окна. Мимо него снуют люди, но он не обращает на них внимания. В глубокой задумчивости он смотрит то на телефон, то на засыпаемую снегом парковку. Наконец, видимо, что-то решив, он жмет на кнопку вызова:

– Irena! Ste v redu? (Ирена? У Вас всё в порядке?)

Ирена, одной рукой прижимая телефон к уху, не выпускает из другой – двустволку, которая лежит у нее на коленях. Рядом с матерью продолжает спать Тинек. Ян, ведущий машину, слегка косится на заднее сиденье, видимо, заинтересованный разговором.

– Ne, ne, doktor, ni Vam treba iti z nami, (Нет-нет, доктор, Вам не обязательно ехать с нами.) – успокоительно говорит по телефону Ирена.

Ян вмешивается в разговор:

– Želite, da pridemo po doktora v šolo? (Хотите, заедем за доктором в школу?)

Ирена, прикрыв микрофон:

– Ne. Morali se bomo vrniti, to bo dlje. (Нет. Придется возвращаться, получится дольше.)

– Ne bomo. Obstaja druga cesta. (Не придется. Там же другая дорога есть.)

Но Ирена всё равно отрицательно качает головой.

– Ja, nekaj je narobe z njo. Skrbi me zanjo, (Да, с ней что-то не так. Я о ней беспокоюсь.) – говорит она уже доктору.

После краткой паузы она добавляет:

– Ja, zdi se, da nekaj ve, vendar nisem zmogla razumeti. Mogoče je pomembno, mogoče ni. Ampak mislim, da zaradi tega hoče iti v grad. (Да, она, кажется, что-то знает, но я не смогла понять. Может, это важно, а, может, и нет. Но из-за этого она, по-моему, хочет ехать в замок.)

В ответ на новую реплику собеседника ей приходится повториться:

– Nisem saj razumela. Žal mi je, doktor. (Да я же не поняла. Извините, доктор.)

Что-то хмуро выслушав, она в замешательстве возражает:

– No, kako on more jo kontrolirati? (Но как он может ею управлять?)

Тут Тинек открывает глаза и приподнимается. Его осоловелое лицо покрыто потом. Остановив на Ирене смутный взгляд, он, заикаясь, шепчет:

– Mama, mi je sla... (Мама, мне пло...)

Спазм перехватывает его горло.

– Doktor, oprostite, (Доктор, извините.) – бросив телефон, Ирена склоняется над сыном. – Jan, v predalu je brisača, poglej. (Ян, там в бардачке полотенце, посмотри.)

Ян послушно начинает рыться в бардачке. Ирена мучительно кривит тёмный рот.

– Mama! (Мама!) – расширенные глаза Тинека устремлены в сторону лобового стекла. А за ним посреди пустой дороги прямо навстречу автомобилю из снежной мглы несется покрытая кровью фигура. Ян слишком поздно выкручивает руль.

***

Сквозь размеренно кружащий снег вдоль обочины не спеша движется тёмный силуэт. Припорошенная снегом тишина нарушается лишь звуком осторожных размеренных шагов. Время от времени, когда издалека долетает собачье рычание, постепенно переходящее в лай, путник останавливается, напряженно всматриваясь в окружающий пейзаж и ловя малейшие шорохи. Но в очередной раз тень разочарования пробегает по мертвенно-бледному лицу и, подавив судорогу боли, он продолжает путь.

Лоскуты, стягивающие плечи и торс, уже насквозь пропитались чёрным. Единственная рука придерживает меч, неловко закрепленный на поясе полосами брезента. Длинные волосы то падают на лицо, а то разлетаются от редких порывов серебристого ветра, открывая жуткую рану на левой щеке.

Внезапно он выступает прямо на середину дороги, и через несколько секунд на него падает свет фар. Мчащийся чёрный автомобиль резко тормозит. Из окна выглядывает легкомысленная физиономия:

– Kapo dol, stari! Te odpeljemo? (Ну, ты даешь, чувак! Тебя подвезти?)

В салоне чёрного кроссовера четверо парней. Случайный попутчик усаживается сзади. Его лицо почти полностью скрыто низко свисающими длинными волосами. Машина трогается с места, и салон сразу же наполняется энергичной музыкой и оживленными голосами.

– Torej, še dve hiši? (Ну, что, ещё пара домов?)

– Zakaj le dve? (Почему только пара?)

Молодежь хохочет и дружно стукается пивными жестянками.

– In kje, stari, greš? Na otroško zabavo? (А ты, чувак, куда? На детский праздник?)

Новый взрыв хохота. Попутчик никак не реагирует на шутку, и по его бесстрастным холодным глазам не понятно, чувствует ли он, вообще, что-нибудь. Как бы то ни было, его спутники не замечают ничего необычного.

– Veš? Tukajšnji kreteni vsi skupaj prenočiščejo v šoli. Razumeš to, kajne? (Слыхал? Местные болваны все, как один, ночуют в школе. Смекаешь, что к чему?)

Потягивая пиво, парни ухмыляются в банки, удовлетворенно сопя и покашливая.

Сидящий на заднем сиденье у окна достает что-то снизу:

– Poglejte to! (Зацените!)

У него в руках настольная лампа с зелёным матерчатым абажуром, которую он любовно поглаживает, прижимая к груди.

– Norec si! Zakaj k vragu rabiš to sranje? (Вот ты – дурик! На фига этот хлам?)

– In kaj? Všeč mi je barva in... (А что? Мне цвет нравится и...)

Гогот заглушает окончание реплики, а парень с лампой тем временем опускает стекло:

– Predstavljajte, taka lučka! (Прикиньте, сигналка такая!) – выставляет лампу на крышу автомобиля и старательно изображает полицейскую сирену: – U-u! U-u! U-u! Nočna straža! (У-у! У-у! У-у! Ночной патруль!)

Но над шуткой смеется только он сам, водитель же грубо одёргивает клоуна:

– Dovolj! Bo ti zmrznila glava! (Завязывай! А то совсем голову отморозишь!)

Шутник послушно, но без особого энтузиазма закрывает окно и только тут замечает, что его товарищ, по-видимому, уснул – он сидит, закрыв глаза и запрокинув голову. А молчаливый попутчик прильнул к его обнаженной шее.

– Hej! Stari! To ni naša odlika! (Эй! Чувак! Мы не по этой части!) – с яростным возмущением кричит парень и отталкивает от товарища неуместно ведущего себя гостя.