Кровь

Рядом со сценой, попадая в сферу её золотистого сияния, снуют миниатюрные девичьи фигурки. Словно лёгкие полупрозрачные феи, перелетают они от одного театрального завсегдатая к другому, предлагая им то освежающие фрукты, то ослепительную улыбку, то невинное пожатие горячей руки.

Девочка пятнадцати лет, стройная, как статуэтка, грациозная, как кошечка, с озорным блеском в серо-зелёных глазах, с персиковым румянцем на прозрачной коже щёк, с дразнящим золотистым локоном и тающим перламутром трогательно розовых губ. По-видимому, она пользуется особой популярностью: то тут, то там нетерпеливые голоса окликают её – «Мэри! Мэри!». И она едва поспевает со своим апельсиновым лотком из одного конца зала в другой. Но лицо её так естественно озаряет приветливая улыбка, голос так мягко и задорно отзывается на любой призыв, что кажется, она просто счастлива порхать в этой бурлящей вульгарной толпе со своим как будто бы невесомым лотком и готова делать это вечно.

Вот она задерживается подле какого-то господина. Высокий шелковисто-тёмный парик, воздушно взбитые кружевные рукава, тонкая рука усыпанная перстнями. Девочка, передавая апельсины, тихо, но переливчато смеется чему-то, сказанному богатым клиентом. На мгновение обнажаются её фарфорово-глянцевитые зубки, под тонким батистом взволнованно колышется грудь, румянец разливается по шее и плечам. На лоток ложится золотая монета. Смущенная девочка пытается вернуть её, но изящная мужская рука твёрдо кладет золотой обратно на лоток и добавляет ещё один.

«Мэри! Мэри!» – доносится из другого конца партера. Девочка торопливо отходит, но по пути оборачивается, и улыбка вспархивает с её дрогнувших губ.

***

«Мэри!» – девочка поднимает золотистую головку, но не отрывается от своей чашечки бланманже. Розово-прозрачные пальчики орудуют серебряной ложкой, отправляя в рот порцию за порцией. В уютном и даже по-своему роскошном кабинете ресторана за столом сидят трое: увлеченная десертом бело-розовая девочка, рядом, скрывая верхнюю часть лица под маской, – пожилая дама с намеком на респектабельность и напротив – господин неопределенного возраста (не покрытая париком голова; длинные тёмные волосы с проседью; худое, бледное, чисто выбритое лицо без следов пудры; тонкие змеистые губы; колкие голубые глаза). Одет мужчина довольно богато, но скромно.

Дама, недовольно кривясь под своей маской, снова обращается к девочке:

– Мэри, ты слышала о чем спрашивает господин? – угодливый кивок в сторону.

Девочка с наивной непосредственностью только хмыкает в ответ и пожимает плечами. Очевидно, такие встречи для нее давно уже не в новинку, поэтому она полностью сосредоточена на еде. Дама, стараясь сгладить неловкость, поспешно вставляет:

– Простите, но где уж запомнить всю эту публику? Моя Мэри – самый свежий цветок в розарии. Естественно, она вызывает интерес у всех и каждого. Боюсь, бедная девочка даже не представляет, о ком господин говорит.

Сама девочка остается совершенно безучастной ко всему сказанному. Дама с некоторым нетерпением поправляет складки своего пышного, но несколько поблекшего платья и с достоинством изрекает:

– Если господину будет угодно, может быть, мы вернемся к нашему прежнему разговору. Вообще-то, уже его светлость граф Лав... – изображая оговорку по забывчивости, деланно прикрывает рот, – Скажем так, весьма достойный благородный господин начал делать мне, сами понимаете, какие намеки.

И, бросив выразительный взгляд на девочку, дама веско подытоживает:

– Так что, вполне возможно, скоро моя Мэри перейдет в совсем иной статус. И тогда, увы, наши встречи станут весьма затруднительны. Подумайте об этом, сударь...

Вопрос повисает в воздухе. Звякнув ложечкой, девочка завершает десерт. Невинно отерев губы рукавом, она наконец смотрит на молчаливого мужчину, и озорные огоньки в её глазах потухают.

Мужчина, перегнувшись через стол, кончиками пальцев берет девочку за подбородок. Его ледяной взгляд погружаются в трепетную зыбь её смятенных глаз. Дама, обеспокоенная происходящим, озадаченно кхекает, и девочка с испугом отдёргивает подбородок.

– Ваша рука обжигает, – недоуменно лепечет она самой себе.

Гость спокойно поднимается и передает «мамаше» тугой кошель. С непониманием на лице дама, однако, проворно припрятывает подношение. Мужчина, не прощаясь, выходит. Оставшиеся за столом ещё несколько секунд сидят в оцепенении.

– Как у него, – совсем уже неразборчивым шёпотом машинально договаривает девочка.

Но дама не слышит её слов, спохватившись, она звякает кошельком, проверяя полученные монеты.

Голос Драгана: «Со дна её кристально чистого взгляда всплыло его мертвенно-мутное лицо. Но окружало его золотистое сияние её по-детски тёплых мыслей и снов. Эту девочку не тронул его чёрный яд. Но что-то ещё трепетало в дробящихся образах, в зыбких шелковистых мечтах. Сладко колкое, неуловимое...»

***

Вечерняя гостиная в богатом доме. Золотисто-зелёный шёлк стен играет в свете канделябров. Тёмный приглашающий бархат кресел. Лаковая гладкость столика чёрного дерева, за которым идет оживленная карточная игра. Ещё несколько гостей нетерпеливо прохаживаются у каминного огня, жарко пылающего за потемневшей затейливо-ажурной решеткой. К дальнему окну отодвинут изящный каминный экран с амурами, стрелами и седобородыми богами, держащими в объятиях бесчувственных дев. Среди гостей лишь одна женская фигура – пожилая «мамаша». Её с иголочки новый наряд блещет вычурной роскошью, искусственные волосы пышно взбиты по бокам головы, как и предписывает последняя мода. Ведет она себя по-хозяйски.

Вслед за взрывом смеха, донёсшимся из-за карточного стола, один из наиболее нетерпеливых гостей у камина обращается к «мамаше»:

– О! Надеюсь, хозяйка всё-таки почтит нас своим присутствием!

Лицо говорившего начинает нервно подёргиваться, он прикладывает платок к внезапно побледневшему лбу. Другой гость, не обращая внимания на нервный припадок собеседника, отвечает несколько насмешливым тоном:

– Belle D'Arlot (Французский: «Красавица из Арло».) умеет разжечь пыл!

«Мамаша» с жеманством опытной куртизанки:

– Сударь, волнуетесь, что не успеете насладиться прелестным обществом? Бросьте! Граф сегодня не появится – государственные дела, знаете ли.

Насмешник:

– Старый греховодник наконец пал жертвой Эрота. Какова чертовка! – плотоядно причмокивает, – Однако, кажется, сама Цитерия пока ещё никому не отдала своего сердца.

Несмотря на лёгкое выражение замешательства, «мамаша» отвечает в прежнем легкомысленном тоне:

– Всему свое время, господа!

Тут в салон с грохотом и хохотом вваливается новая партия гостей. Среди них несколько резвых красоток, которые сразу же устраивают весёлую кутерьму. Кто-то громко вмешивается в карточную игру, кто-то бесцеремонно требует вина, кто-то начинает стучать на клавесине и бойко распевать. Впрочем, и кавалеры не отстают от своих дам. В гостиной воцаряется жизнерадостная неразбериха.

Пользуясь шумихой, незаметно для остальных один из господ, стоявших у камина, проскальзывает во внутренние покои.

Тем временем «мамаша», озабоченная наплывом гостей, отдает деловитые распоряжения служанке и начинает искусно лавировать между оживленными группками, стараясь ответить каждому то приветственным словом, то кивком, то улыбкой. А те в свою очередь просят то одного, то другого, тянут любезную распорядительницу салона из стороны в сторону, поминутно задерживая её и нарушая плавный рисунок её галантного скольжения.