Вернуться или вернуть?

Серега после таких визитов долго приходил в себя. Про запах, исходящий от этих паломников, я и говорить не хочу. Месяцами, а то и годами эти люди не мылись, таскали на себе буквально рассадник болезней и насекомых.

— У него по лбу вша ползла, а он её нам на пол смахнул, как ни чем не бывало, — делился Сергей очередным наблюдением. — Нельзя ли как-то уменьшить число этих гостей? Я боюсь уже в дом заходить.

Истории, рассказываемые теми паломниками, тоже были далеки от религиозного содержания.

— Как села на иголку, а та голка по телу, по крови поплыла и прямо в сердце! — рассказывал очередная паломница "страшную сказку". Народ, собравшийся послушать, только ахал.

— Драйва им не хватает, что ли? — задавался Серега вопросом. — Что там психологи говорят по поводу таких любителей страшилок?

— Много чего говорят, но это в нашем веке, а не в девятнадцатом, — напомнил я. — Скучно им, вот и развлекаются, как могут.

— Мне скучать некогда, — возразил Сергей.

С этим я был согласен. Тут один поход в баню уже серьезное развлечение. Нет, конечно, можно нагреть воды и на кухне поплескаться. Но так еще больше экстрима. Про походы в воскресенье в церковь я вообще молчу. А у нас еще лавка и сумасшедшие торги по субботам. Кто-кто, а мы с Серегой точно не скучали.

Чем холоднее становилось, тем больше паломников шло мимо по улице. Я уже устал бороться с грязью и просто ждал, когда Иван Григорьевич отойдет в мир иной и можно будет прекратить эти посещения. Истории, рассказываемые гостями, были почти под копирку. Про голодные регионы России, где едят человечину, про холеру, тиф и неупокоенных мертвецов.

Очередную историю с неупокоенными мертвецами я остановился послушать только потому, что паломница рассказывала явно не сказку, а про свою жизнь. В двух словах, эта женщина раньше была зажиточной мещанкой в Костроме. Потом случился пожар, да такой сильный, что сгорело пять домов. Этими историями меня было не удивить. По улицам Екатеринодара ходило много "погорельцев". Тоже душещипательные истории рассказывали и просили милостыню. Зацепило меня в рассказе женщины то, что она убивалась по погибшему сыну.

— А батюшка говорит, что отпевать не положено, поскольку пристав бумагу не написал, — вытирала слезы паломница. — Восемь годочков, как не стало моего СерОженьки, а батюшка не стал его отпевать. Мужу заупокойную справили, потому что нашли левую ногу в сапоге. А СерОженьку так и не отыскали.

В голове у меня ещё только складывался план, а женщина уже взялась вынимать из котомки какие-то бумаги.

— Метрика о крещении СерОженьки и документ от пристава, что пропал сынок без вести, — продемонстрировала паломница доказательства своей истории.

Ещё не веря в удачу, я подошел, чтобы посмотреть бумаги. "Сергей Павлович Иванов 1865 года рождения 8 июля", — прочитал я. Такой шанс был один на миллион!

— А муж ваш из Сызрани? — задал я женщине вопрос.

— Нет, костромские мы, — повернулась ко мне паломница. — Родились и женились там.

— Надо же! — продолжал я валять дурака. — Один знакомый рассказывал про Павла Петровича Иванова, но, наверное, не про вашего мужа. Какого года рождения был ваш супруг? Точно не из Сызрани родом?

Через пять минут я уже знал всю родословную вдовы, и ее день рождения, и покойного супруга. Потом я еще самолично насыпал ей в квас немного опиума и настоял на том, чтобы она осталась ночевать в доме.

Вернувшийся из лавки Серега не сразу понял, почему я проявил такой повышенный интерес к обычной паломнице.

— Серый, это шикарнейший белый рояль, лакированный, с позолотой и точеными ножками.

— Чего? — оторопел Сергей.

— Рояль, как и положено для попаданцев, — пояснил я. — Документы! Твоя легализация! Как тебе нравится — Сергей Павлович Иванов? И даже бумаги имеются. Да что там бумаги, полная родословная родителей как на блюдечке подана! Даже описание примет совпадает.

— Я же не Иванов, — затупил Серега.

— А кто у нас в доме знает твою фамилию? — напомнил я. — К тому же Ивановы настолько распространены, что совпадение никого не удивит. Я тут записал все данные с датами рождения "твоей" ближайшей родни.

— Хорошо, допустим, я из Костромы, а что делаю в Екатеринодаре?

— Пришел искать мать. По слухам, она сошла с ума и подалась в паломницы. Ты прибыл ее искать и остался в городе, когда не нашел.

— А то, что я почти два месяца живу у Ситниковых, ничего не значит?

— Кто там по прошествии времени вспомнит, когда по времени приходила паломница, да и запомнит ли кто ее?

С этими доводами Серега согласился. Легализация его в этом времени была самой большой проблемой. Мы даже деньги откладывали на взятку. А тут и документы, и легенда готовая. Как таковых паспортов у жителей России в это время не было. Только те, кто выезжал за границу, имели паспорта. Для всех остальных выписывались по мере надобности другие бумаги. К примеру, у Ивана Григорьевича Ситникова было Свидетельство о принадлежности к купеческому сословию.

С такой бумагой путешествовать по России нельзя. Для переездов требовалось брать в канцелярии особый "Билетъ для жительства в разных губерниях". Срок действия билета был ограничен. Как писалось в билете, если особа, кому выдан билет "въ течениiи льготного мѣсяца после сего срока не явится, то съ нея поступлено будетъ какъ с бродягою".

Серега у нас по всем признакам уже был бродягой. На учет в Екатеринодаре он не встал и бумаг никаких не имел. А тут хотя бы метрика и реально существующая "мать".

— Все равно нельзя так, — не соглашался Сергей. — Сунется паломница завтра в мешок и обнаружит пропажу. На нас полицию наведет.

— Придумаем, как сделать лучше.

Ближе к полуночи мы выбрались из спальни и совершили грех, украв у несчастной вдовы документ на сына.

— Как он не сгорел при пожаре? — недоумевал Серега, разглядывая нашу "добычу".

— Какое-то прошение оформляли, я не понял на что. Но главное, есть бумага о том, что мертвым Сергея Павловича Иванова так и не признали.

Ночь у нас получилась насыщенной. Почти до пяти утра мы рисовали подделку, копируя типографский шрифт обычным пером. Потом еще почерк подделывали. Та еще работка. Расположились мы во второй комнате, что примыкала к спальне. Двери забаррикадировали и при свете свечи пытались сделать по возможности нечто похожее. Потом мы наш труд слегка помяли на сгибах, потрепали, сбрызнули водой и залили свое "произведение искусства" маслом. Эту копию я сунул обратно в вещи паломницы.

Утром, провожая женщину, дал ей пятьдесят копеек деньгами, пироги и плохо закрытую бутылку с маслом. Паломница подношениям обрадовалась и проверять закупорку масла стала. Очень надеюсь, что наша уловка сработает. Когда начнет проверять, то обнаружит часть вещей подпорченными (я их компенсировал деньгами!), залитые и испорченные поддельные бумаги она не должна отличить.

— А чего так много паломников в последнее время ходит? — заинтересовался Серега, когда мы проводили вдову Иванова Павла Петровича, Серёгину "мать".

— На Кубани теплее, чем в средней полосе России. Вот они к зиме и устремились в этот регион.

Где-то через неделю купцу Ситникову стало совсем плохо. Лицо приобрело желтоватый оттенок. Паломников больше не звали, а снова пригласили батюшку. Теперь уже точно, чтобы выслушать последнюю исповедь.

Одиннадцатого ноября Иван Григорьевич умер.

Часть 7

В течение последующих двух дней в доме крутилось столько посторонних людей, что я очумел. К запаху мочи, давно и стойко витавшему в помещениях, добавился аромат свечей, ладана, пирогов и самогона. Маруська с соседкой Катериной зашивались на кухне, готовя еду на поминки. Проститься с купцом Ситниковым пришло неожиданно много людей. Несколько купцов, соседи и еще непонятно кто.

Несмотря на прохладную погоду, поминки устроили прямо во дворе. Дома вместить такую толпу места бы точно не хватило. Откуда-то притащили длинные скамьи, которые укрыли половиками, столы соорудили из подручных средств, используя козлы для распилки дров, старые двери и какие-то доски. Все это тоже было культурно прикрыто холстиной.