Страница 35 из 56
— Она приехала сюда из-за тебя. Из-за того, что трахалась с тобой. Она останется здесь ради твоей жалкой задницы, так что тебе не придется отказываться от своей дерьмовой семейки.
— Если ты не хочешь, чтобы мой кулак стал салфеткой, которая вытирает кровь с твоего носа, даже не заикайся о моей семье. И да поможет тебе Бог, если ты хоть пальцем их тронешь.
— Черт, да забирай ее. На здоровье. В любом случае, я изменял ей. И я не настолько глуп, чтобы их трогать. Она же адвокат.
— Нет, ты все-таки настолько глуп, — говорю я ему.
Он, конечно, тот еще мудак, но мне трудно поверить, что Кэмми потащила бы его сюда с намерением дать от ворот поворот, а значит, если он изменяет ей, он все равно делает ей больно. Пусть и не физически.
— Уверен, что Кэмми попросила тебя остаться, — неохотно говорю я.
— Мы оба знаем, что Кэмерон на самом деле этого не хочет, — бормочет он.
— Не знаю, хочет она или нет, но выслушав твое признание, я обязательно удостоверюсь, что с тобой она не захочет иметь ничего, на хрен, общего.
Он сжимает зубы и кулаки. Неудачник.
Узнав, что моих девочек в гостиничном номере нет, я не намерен торчать тут с этим мудаком-призраком.
Справа на кофейном столике я вижу коробку с салфетками. Хватаю их и протягиваю ему.
— Призрак, ты выглядишь так, будто кто-то выбил из тебя все дерьмо. Соберись.
Я ухмыляюсь ему, прежде чем выйти, и спускаюсь вниз. На стойке регистрации я жалуюсь, что где-то наверху громкая вечеринка. Пусть он сам объясняет разгром в своем номере.
Вернувшись к машине, я размышляю. Где найти Кэмми? Семья Кэмми больше здесь не живет, но она вряд ли пошла бы к родителям в такое позднее время суток.
Проезжая через центр города, где мы сегодня обедали, я вижу, как из небольшого кинотеатра выходят люди. На противоположной стороне улицы стоит толпа, в беседке играет музыка. Это маленький городок, так что надеюсь, что смогу их заметить, но вообще-то, они могут быть где угодно. И потому мне чертовски везет, когда я ловлю из толпы зевак возле музыканта лицо Эвер. Кэмми обнимает ее за плечи, а вторую руку прижимает к груди, словно прячет от холода.
Нахожу место для парковки на обочине дороги и бегу через дорогу к ним. Эвер не говорит Кэмми, что видит меня. Она просто улыбается, когда я приближаюсь. Я стаскиваю с себя куртку, чувствуя, как холодна ночь. Настоящее дыхание зимы.
Когда я накидываю куртку на плечи Кэмми, она мгновенно поворачивается ко мне лицом. Ее глаза покраснели, я вижу это даже в темноте парка. Соленые дорожки слез пересекают щеки, и мне не нужно спрашивать, что случилось, потому что я уже знаю.
— Ты выглядишь так, будто тебя нужно обнять, — говорю я ей.
Она едва слышно смеется.
— Я бы сказала, что сегодня после обеда в объятьях нуждался ты. — Она понятия не имеет, как сильно мне сейчас нужно ее обнять. Я хочу притвориться, что половины сегодняшнего дня не было.
— Вы всегда были такими отстойными? — спрашивает Эвер, закатывая глаза и улыбаясь.
— Всегда, — говорю я ей.
Я обнимаю Кэмми и притягиваю к себе, чувствуя, как холод покидает мое тело. Кладу свой подбородок на ее голову и прижимаю ее к себе. Горло сжимается, в животе скручивается узел. Старые воспоминания омывают меня, как теплый весенний ливень. Я обнимаю ее, и будто бы все как раньше; словно и не прошло столько времени. Я забыл, как идеально она подходит мне, как наша разница в росте делает нас идеальными кусочками пазла. Голова Кэмми упирается мне грудь, кончики пальцев касаются моей спины.
Эвер рычит на нас, и я рычу в ответ. Она выглядит немного удивленной, но я не собираюсь потакать ей в этом... в основном потому, что определенно буду потакать ей во всем другом. Прекратив, она делает шаг вперед и поворачивается спиной к нашей демонстрации дружеской привязанности. Привязанность. Я знаю, что это неправильно, но в то же время чертовски правильно, и это именно то, что мне нужно после всего, что произошло сегодня.
— Я так старалась перестать думать о тебе, — шепчет Кэмми. — Мне понадобились годы, чтобы выкинуть тебя из головы.
— Почему ты тогда не вернулась? — спрашиваю я. Я бы с радостью побежал за ней хоть на край света, если бы она только позволила мне, но она не отвечала на мои звонки, и в конце концов мне пришлось принять намек — очень прозрачный намек.
— Я возвращалась, — вздыхает она. — Вообще-то, три раза.
— Что? — спрашиваю я, отстраняясь и поворачивая Кэмми так, чтобы взглянуть ей в глаза. — О чем ты?
— И каждый раз, когда приезжала сюда, я сначала заходила в дом твоих родителей и спрашивала, как у тебя дела. Каждый раз, когда мне говорили, что у тебя есть подруга или жена, я умоляла их не говорить, что заходила. Я не хотела появляться в твоей жизни, если ты уже счастлив.
Я хочу злиться на маму и папу, но не могу. Я ведь не дал им даже заподозрить, что исчезновение Кэмми из моей жизни причинит мне боль.
— Счастлив? — переспрашиваю я.
— Я думала, раз у тебя кто-то есть, ты счастлив, — объясняет она.
Не могу сдержать рвущийся наружу смешок.
— Кэм, я никогда не был счастлив так, как был с тобой, пусть это и глупо, ведь тогда мы были совсем юными.
Она опускает взгляд.
— Это не смешно, — бормочет она. — Я всегда чувствовала то же самое. Когда я увидела у порога Эвер, второй мыслью, которая пришла мне в голову, было то, что у меня наконец есть повод увидеть тебя, и, возможно, нарушить ту идиллию, в которой ты живешь. Это было эгоистично, но…
— Это не было эгоистично. Я не могу сказать тебе, как счастлив, что ты прервала то, что считаешь идиллией.
Кэмми снова обнимает меня, ее голова снова у меня под подбородком — где и должна быть.
— Каспер этого не хочет, — тихо говорит она. — Это не было частью его плана.
— Я знаю. Я только что из твоего номера. Он когда-нибудь причинял тебе боль?
Кэмми отстраняется и скрещивает руки на груди, создавая между нами пространство.
— Нет, он никогда не причинял мне вреда. Физически.
«Жалкий мудак», — резюмирую я.
— Уже поздно, но я не знаю, во сколько обычно ложатся тринадцатилетние дети, и вообще, где вы планировали провести ночь?
— Ну, — вздыхает она, убрав за ухо прядь волос, — честно говоря, я еще не знаю. Наверное, не самое лучшее начало материнства.
— У тебя отлично получается, — говорю я ей.
— Не знаю, — вздыхает она с улыбкой.
— Эвер, эта женщина — просто безумие.
Мое внимание приковано к скрипачке, которая просто отжигает. Я никогда не слышал раньше такой игры. Скрипачка играет современную музыку, но очень необычно. Эвер просто зачарована.
— Ты знаешь ее?
— Это Линдси Стирлинг (Примеч. известная американская скрипачка и танцовщица), — отвечает Эвер, не отрывая от нее взгляда. — Она самая талантливая скрипачка из всех, что я слышала.
— Она большая звезда? — спрашиваю я.
— Вроде того. Странно, что она играет здесь. Это ведь совсем маленький городок.
Кто бы мог подумать, что у меня будет культурная дочь? Это все Кэмми.
Кладу руку на плечо и наблюдаю за ней, пока она наблюдает за скрипачкой. Замечаю, что скрипачка и Эвер одеты похожим образом. Если это современная мода, то я пропустил этот тренд. Кажется, еще вчера я был подростком, и вот уже чувствую себя стариком.
Мы втроем молчим. На лице Эвер настоящее счастье — все тридцать пять минут, пока играет музыка. Скрипачка публично благодарит подругу за то, что пригласила в этот идеальный маленький городок и познакомила ее с Коннектикутом. Полагаю, это объясняет, почему поп-звезда играет посреди парка. Обычно самое волнительное событие в нашем городке — выступление школьного ансамбля.
— Итак, дамы, я думаю, пора найти вам место для отдыха. Что думаете? — спрашиваю я, когда мы идем к дороге.
— Где твоя жена? — спрашивает Эвер.
Я специально прокашливаюсь, пытаясь найти способ избежать ответа и одновременно понимая, что не могу. Технически мне следует быть с Кэмми — то есть, с Тори. Она сама себя отправила в больницу, и я не знаю, что теперь делать. Я знаю, что должен позаботиться о ней, но я устал от заботы.