Страница 13 из 24
С пятого класса я стал ходить в однопоточную школу с русским языком обучения. В эту же школу ходили все дети из нашего военного городка. Латышские дети учились в школе, расположенной километрах в двух, и мы с ними практически не пересекались. Некоторые сейчас рассказывают о драках между русскими и латышскими школьниками. Не знаю, может быть, где-то эти драки были, но в своем окружении я о таком не слышал. Дети военных знали, что драка, как и война, это дело серьезное и по пустячным поводам их начинать нельзя.
Многие мои товарищи по двору пошли по стопам отцов и стали офицерами. Они окончили военные училища, по распределению разъехались по всему Советскому Союзу, и я их потом больше не видел. Как-то только встретил сына командира «нашего» летного полка – Володю с сыном лет двенадцати. Он Рижское высшее военное авиационное инженерное училище имени Якова Алксниса окончил и приехал в отпуск к родителям. Поболтав о том о сем с Володей, я спросил его сына, кем он хочет стать. Он, не раздумывая, ответил: «Летчиком, как папа».
В республике было аж три военных училища, но латыши в них учиться шли очень неохотно. Русские – да, украинцы и белорусы – да. А латыши, литовцы и эстонцы – нет. Разве что совсем уж «красные» по убеждению. Видимо, в основной части семей прибалтийцев был подспудный негативный настрой к службе в Советской армии – не считали ее своей. Зато латыши и литовцы считались самыми лучшими солдатами срочной службы. Они отличались высокой дисциплиной и исполнительностью.
В нашей школе еще учились дети из семей железнодорожников. Железнодорожники были во многом схожи по духу с военными. Я всю свою последующую жизнь мог сразу отличить детей советских военных, да и железнодорожников по их внутреннему настрою и по ответственности за все происходящее вокруг.
Глава III. Выбор пути
Как я решил стать профессором
Ленинградский государственный университет им. А. Жданова
Как-то раз, будучи уже старшеклассником, я гостил во время зимних каникул у бабушки Натальи Ивановны в Ленинграде. На третий день моего лежания на диване с очередным томом «Детской энциклопедии» в руках (я читал все тома подряд с первой до последней страницы), она задала мне в лоб вполне уместный в данном случае вопрос. «Сашка, а ты кем в жизни стать хочешь – все книжки читаешь?» Бабушка Наташа была коммунисткой с дореволюционным стажем, работала заведующей кондитерской на 14-й линии Васильевского острова и любила в жизни ясность. Мне как раз только исполнилось шестнадцать лет. «Известное дело кем, бабушка, профессором!» – не раздумывая ответил я.
Образ жизни профессоров был мне знаком, потому что бабушка жила в коммунальной квартире на Васильевском острове и одну из комнат в ней занимал как раз профессор Ленинградского госуниверситета им. Андрея Жданова. Он был профессором в области геолого-минералогических наук, но на кухне обсуждал с Натальей Ивановной по большей части философские вопросы. Бабушка хотя и не имела даже полного среднего образования, была настоящей ленинградской интеллигенткой, очень начитанной, умела глубоко и правильно судить обо всех вещах на свете, разбиралась в музыке, театре, балете. Я иногда присутствовал во время этих философских диспутов на кухне и жадно впитывал то, что говорили взрослые. Постоянное чтение книг, работа над рукописями, широта кругозора, четкость суждений соседа-профессора мне очень импонировали, и я решил, что такая профессия как раз для меня.
Бабушка с уважением отнеслась к моему выбору будущей профессии, хотя и спросила: «А сможешь ли? Может, тебе какую-то более простую профессию освоить? Например, стать токарем высокого разряда? Они зарплату хорошую получают, и уважают их все». «Ясное дело, смогу бабушка!» – ответил я ей тогда.
Право на серьезные вопросы бабушка Наташа имела. Она пережила ленинградскую блокаду, работая в военном госпитале, потеряла на войне мужа, воспитала одна нескольких детей.
Помню, как бабушка возила меня с родной сестрой Татьяной, двоюродными сестрами Светой и Леной, да еще и с их подругами на юг отдыхать. Мы все от прибалтийского климата страдали зимой простудами, ангинами и гайморитами, так она везла нас на Черное море и проводила на нем с нами пару месяцев. Потом к нам приезжали родители, жили некоторое время вместе, тоже грелись на солнце и купались, а к осени развозили всех по домам. Только сейчас я понимаю, какой это героический поступок – присматривать за полудюжиной ребят, да еще в чужом месте.
Наверное, желание не ударить в грязь лицом перед любимой бабушкой и заставило меня стремиться получить высшее образование, а не пойти учиться на токаря высокого разряда.
Однако сразу после школы поступить в Ленинградский госуниверситет на выбранное мною отделение политическая экономия не удалось. Оказалось, что уровень подготовки в рядовой рижской школе не соответствовал требованиям, которые предъявлял один из ведущих советских вузов, и необходимого для поступления количества баллов я не набрал.
Начало трудовой биографии
Собор свв. Петра и Павла в Риге
Вернувшись в Ригу после неудачной попытки поступить с наскока в ведущий университет страны, я устроился на работу техником в вычислительный центр при НИИ, который занимался разработкой автоматизированных систем управления для гражданской авиации. Хорошо помню, что ученые в этом институте разработали среди прочего автоматизированную систему бронирования и продажи билетов, которая называлась «Сирена». Она успешно применялась в Аэрофлоте и в авиакомпаниях ряда социалистических стран, была не хуже, чем аналогичные системы, функционировавшие в то время на Западе.
Все операции, необходимые для работы «Сирены», велись на отечественных электронных вычислительных машинах «Минск-32», периферийное оборудование которых мне как раз и приходилось обслуживать – чистить, смазывать, заменять перегоревшие блоки, тестировать. Это по поводу технологического отставания СССР от Запада, о котором так любят сейчас говорить могильщики социализма.
После развала СССР жулику Борису Березовскому удалось попасть в руководство Аэрофлота. Он не только украл всю валютную выручку этой крупнейшей в мире авиакомпании за несколько лет, но и заставил исполнительных директоров сменить систему «Сирена» на ее американский аналог. Наверняка за взятку от американских проектировщиков, а то и от самого Госдепа, который активно лоббировал Бориса Абрамовича в московских коридорах власти.
Березовский через несколько лет попал за свои преступления под уголовное преследование и бежал из России в Великобританию. Оттуда он злостно клеветал на новое российское руководство, вычищавшее страну от проходимцев. Закончил беглый олигарх плохо: соседи нашли его мертвым в огромном особняке под Лондоном. Как писали газеты, он жил один и покончил жизнь самоубийством – повесился.
Этот случай напомнил мне кончину евангельского Иуды, который предал за 30 сребреников своего Учителя, а потом повесился от душевных мук. Только Борис Абрамович предал не Учителя, а вырастивший его советский народ, предал в том числе меня, скромно поддерживавшего когда-то жизнь «Сирены» в вычислительной машине с поэтическим именем «Минск-32».
Помимо технического обслуживания перфораторов, устройств для считывания перфокарт и шкафов с магнитными лентами, в НИИ мне приходилось выполнять различные разовые поручения. Однажды руководство института направило меня вместе с двумя другими сотрудниками нашего отдела, инженерами, на необычные работы. Надо было демонтировать старую вычислительную машину. Машина эта располагалась в здании храма св. Петра и Павла в Цитадели. Храм построили в начале XVIII века, длительное время он был кафедральным собором Рижской епархии, служил усыпальницей епископов Вениамина и Филарета. В начале XX в. пришедшие к власти во Второй Латвийской республике латышские националисты отобрали храм у православных и передали его микроскопической эстонской лютеранской общине. Это была расплата за услуги прибывших из Эстонии отрядов эстонских националистов, помогавших оборонять Ригу от войск русских белогвардейцев и местных немцев-остзейцев под руководством П. Бермондта-Авалова в ноябре 1919 г. Эстонцы тогда сильно пограбили городские лавки и квартиры, вывезли всю захваченную добычу на автомашинах к себе на хутора. Латышские хутора за «услуги по освобождению» эстонские националисты тоже с собой прихватили. Вывезти на автомашинах целые хутора было трудно, так к Эстонии прирезали большой кусок территории в районе г. Валки, населенный почти исключительно латышам. Вроде бы там даже боевые столкновения между эстонцами и латышами были, но англичане их пресекли.