Страница 16 из 23
Поэтому нам не мешало бы поразмыслить, не лучше ли был бы мир из тысячи Лихтенштейнов. Большинство решений принималось бы на локальном уровне и децентрализованно, кардинальные ошибки имели бы ограниченные последствия, существовало бы множество наглядных примеров, что функционирует, а что нет. Уже в силу многочисленности сообществ существовала бы плодотворная конкурентная борьба за «клиента», а не картель государств, который, с одной стороны, старается максимально выдоить граждан, с другой же – отлучить их от всех решений. Рецептом успеха Европы всегда было как раз многообразие и связанная с ним конкуренция. Это отнюдь не обязательно слабость. Даже города-государства вроде Венеции и Генуи, а также скорее маргинальные по величине государства вроде Португалии и Нидерландов в пору своего расцвета сумели достичь огромной политической и экономической мощи.
Создание вышестоящих институтов, например общей зоны свободной торговли или экономики либо общей оборонительной системы, возможно всегда, а при сущностном родстве сообществ прямо-таки напрашивается. Вспомним, к примеру, Ганзейский союз или Германский союз, объединявший 39 суверенных государств и содержавший общие политические и военные институты. Чем меньше государства, тем меньше угроза, что одно-единственное государство или их группа будут слишком доминировать. Малые государства не ведут мировых войн. Только великие державы вызывают огромные катастрофы.
По сравнению с Германией маленький Лихтенштейн – яркий пример прочности, или антихрупкости, системы. Антихрупкая система отличается меньшей оперативностью, зато стабильна на значительно более долгий срок, а потому более успешна[112]. Ее противополжность – хрупкие системы, которые несколько времени выглядят хорошо, а затем через регулярные промежутки времени переживают катастрофы. До 1866 года Лихтенштейн и нынешняя Германия входили в упомянутый Германский союз. Подобно тому как ныне интеллектуальный мейнстрим стремится к европейскому союзному государству, в свое время мерилом всех вещей было создание единого германского государства. Когда после сражения при Кёниггреце стало ясно, что Пруссия, отклонившая дальнейшее существование Германского союза, станет центром этого нового государства, члены Германского союза решили его распустить. Против проголосовал только Лихтенштейн[113].
Что́ в результате произошло с Германией, общеизвестно: объединительные войны, колониализм, Первая мировая война, два миллиона собственных погибших, потеря четвертой части территории, революция, гиперинфляция, валютная реформа с потерей почти всех сбережений, нацистская диктатура, Вторая мировая война, Холокост с истреблением еврейских сограждан и их культуры, шесть с половиной миллионов собственных павших на фронтах, утрата еще трети территории, почти все города разбомблены, изгнание двенадцати миллионов немцев, раздел страны на оккупационные зоны, новая денежная реформа с потерей почти всех сбережений, социалистическая диктатура в Восточной части, тамошняя революция и новая денежная реформа. В совокупности ровно четыре краха системы с 1870 года. А в Лихтенштейне ни одного.
Ныне княжество Лихтенштейн имеет куда более высокий доход на душу населения, нежели Федеративная Республика Германия, представляет собой стабильную страну без сколько-нибудь заметной преступности и без государственного долга. Все это достигнуто без войн, без революций и без присоединения к крупному и мощному сообществу.
Конкуренция
Жизнь накажет того, кто не желает понять, что лучшие давно выбирают себе страны проживания как хороших работодателей.
Больше малости и многообразия означает больше конкуренции, даже когда среди устоявшихся крупных государств возникают лишь считаные новые системы. Уже сам этот факт действует как ограничение власти. Приведу пример, как на государственном уровне может функционировать контроль через конкуренцию.
Княжество Монако – конституционная монархия, не предусматривающая для немонегасков, составляющих ни много ни мало 80 % населения, никаких прав участия в управлении. Тем не менее людей, желающих жить в Монако, куда больше, чем может вместить маленький рынок жилья, так что новые территории отвоевываются у моря. Почему? Монако предоставляет безопасность от преступлений, широкую налоговую свободу, обозримые правила и хороший климат. Словом, Монако привлекательно и оставляет своих жителей в покое. В тот день, когда в Монако будут введены все предписания ЕС включая подоходные налоги, деловая модель Монако канет в Лету. Большинство тогда просто уедет. Князь это понимает, а потому этого не случится. Несмотря на его формально значительную властную позицию, свободу жителям обеспечивает исключительно конкуренция с другими местами, а не парламент, конституция или право на референдумы.
Вдобавок чем меньше государства, тем проще сменить систему. Общественный строй, с которым можно распрощаться, только преодолев тысячи километров, заметно отличается от государства, которое оставляешь позади, проехав всего лишь 50 километров. В первом случае придется начинать жизнь заново, порой даже менять континент и учить новый язык. И не все друзья и родные будут тебя сопровождать. Если же альтернатива у тебя в полусутках езды, понадобится куда меньше изменений в образе жизни. Готовность поменять систему увеличится. Возросший нажим конкуренции вынудит государства повышать качество услуг. Мир, состоящий из сотен, тысяч, а то и десятков тысяч государств (или сообществ самого разного типа) предоставил бы каждому человеку широкий выбор возможностей формировать свою жизнь согласно собственным предпочтениям и склонностям.
Напротив, дальнейшая централизация вплоть до создания мирового правительства означала бы, что возможности выбора для отдельного человека станут нулевыми. Мы имели бы монополию максимально всемогущего государства, идеального левиафана. Оно бы осуществляло тотальную властную и регламентирующую монополию по отношению к совокупному мировому населению. Иначе говоре, хваленый «единый мир» или «новый миропорядок» с единым мировым правительством означал бы, что тот, кто, к примеру, раскрыл правительственный скандал, уже никогда не сможет бежать в другую страну, как и тот, кто не желает платить назначенные налоги или соблюдать предписанные властями нормы поведения. С почти стопроцентной вероятностью мировое правительство будет использовать свою монополию власти и против воли людей, а в конечном счете злоупотреблять ею. Ведь ни разделение властей, ни правовое государство, ни права человека, ни демократия не оказались средствами, долгосрочно ограничивающими власть.
По сей день конкуренция – единственный известный человечеству постоянно действующий способ обуздать власть.
III. Как создается благосостояние?
За минувшие 50 лет бедные страны получили от богатых стран в виде помощи свыше двух триллионов долларов. Но нигде в мире эта модель не обеспечила экономического подъема. При этом нам известно, как все происходит. Мы видели, какие проекты уменьшили бедность в Китае, Индии, Южной Африке и Ботсване. Эти страны сделали ставку на рынок как двигатель экономического роста. Принцип западной помощи развитию, основанный на жалости и подачках, провалился.
Добровольная кооперация
Одна из главных предпосылок для создания благосостояния – возможность добровольной кооперации, которая имеет место, только если все партнеры что-то обещают себе от сотрудничества, – кооперации без своекорыстия не бывает. Но одно только своекорыстие еще не ведет к кооперации, ведь любое кооперирование есть сделка, основанная на взаимности, обмен: чтобы получить что-нибудь, нужно что-нибудь дать. Это принцип римского do ut des: даю, чтобы ты дал. Добровольность кооперации гарантирует, что каждой услуге соответствует ответная услуга, мало того, она гарантирует, что услуга и ответная услуга отвечают желаниям участников обмена. Тот, кто хочет произвести выгодный обмен, должен, стало быть, поинтересоваться, чего желают другие, и согласовать с этим свое предложение, иначе ему не найти партнера. Иными словами, главное здесь – только субъективная оценка участников, а не якобы объективная равноценность меновых товаров[114]. Добровольный обмен, таким образом, не игра с нулевой суммой, поскольку выигрыш одного не есть урон другого; уникальность добровольного обмена заключена скорее в том, что он обогащает всех участников согласно их представлениям. В ином случае обмен бы не состоялся.
112
Taleb 2013.
113
Ср. протоколы Собрания Германского союза за 1866 год:
https://books.google.de/books?id=s-NLAAAAcAAJ&printsec=frontcover&hl=de#v=onepage&q&f=false
114
Поэтому не бывает ни объективно «правильных», ни «честных» цен. Стоимость экономических продуктов заключена лишь в субъективной оценке их полезности со стороны потенциальных покупателей. Таков один из основных тезисов экономики. Тот, кто его игнорирует, будет неизменно приходить к неверным выводам.