Страница 19 из 31
Прежде чем спрашивать, неужели никто, кроме Лютера, этого не замечал – вспомним, что всего за пять лет до того Рим посетил Эразм Роттердамский и обнаружил в нем такие же ужасы. «Собственными ушами моими, – рассказывал Эразм, – я слышал самые отвратительные богохульства против Христа и Его апостолов. Многие мои знакомые слышали, как священники из курии провозглашали мерзости во всеуслышание, иной раз даже на мессах, где их слышали все вокруг»[58].
Любопытный случай Анны Ламинит
Наконец настало время для Лютера и его спутника отправиться домой – восемьсот миль пешим ходом до Эрфурта. Об их обратном пути мы знаем мало; но известно, что, вернувшись в пределы Германии, они остановились на пару дней в Аугсбурге, где Лютер посетил Анну (или Урсулу) Ламинит, женщину-аскета, прославленную своей невероятной историей. Слава об этой святой облетела всю Германию и сопредельные страны: уже четырнадцать лет подвижница почти не вкушала пищи! Говорили, что она поддерживает свои силы лишь Святым Причастием. К этому прибавляли и еще более поразительную подробность: будто бы все эти годы святая не нуждалась в естественном облегчении – не ходила ни «по-большому», ни даже «по-маленькому»! Прозвище «Ламинит» – это сокращение от Lass-mir-nicht («не оставь меня»); отчего подвижница получила такое прозвище, остается неясным. Лютер и сам был не чужд аскетизму – но, разумеется, от таких его крайностей был далек, как небо от земли. Отказаться не только от всех удовольствий жизни, но даже от еды и питья, вместе с теми телесными явлениями, что им сопутствуют – значило уже при жизни почти что переселиться на небеса; выходило, что заработать себе путь в рай «делами святости» все-таки возможно! Не есть, не пить, не мочиться и не испражняться – это ведь и значит, в самом буквальном смысле, победить мир, перейти в некое иное состояние, в котором теряют актуальность даже базовые физические потребности – стать, так сказать, равным ангелам. Такое достижение являло собой венец святой и монашеской жизни; и, разумеется, когда представилась возможность, Лютер не мог пройти мимо этой женщины, воплощающей в себе совершенство, к которому он стремился.
Лютер надеялся узнать от нее какую-то тайну, нечто такое, что осветит и направит его путь; и, когда они наконец встретились, молодой монах спросил, хочет ли она скорее умереть и попасть на небеса. Ведь, казалось, все, что она делает, направлено именно на это – можно сказать, она уже на полпути туда! Однако ответ Анны поразил Лютера. «О нет! – ответила она, а затем пояснила: – Здесь мне все знакомо, все понятно – а там кто знает, что может случиться!» Изумлению Лютера не было предела. Как может прославленная святая говорить такое?
Однако сейчас мы понимаем, почему она так ответила. Оказывается, так называемая Анна Ламинит, прославленная подвижница, на деле была отпетой мошенницей. Расскажем вкратце о ее жизни: это послужит хорошей иллюстрацией к тому, до каких нелепостей доходило в те времена превознесение «иномирного» аскетизма – того, к чему так стремился и сам Лютер, но в конце концов отверг.
Женщина, впоследствии принявшая имя Анна Ламинит, родилась в 1480 году в бедной аугсбургской семье. В этом городе она и выросла; однако еще в совсем юном возрасте за «беспутную жизнь» была бита кнутом у позорного столба и изгнана из Аугсбурга. Но в 1497 году она вернулась: ее приняли к себе некие христиане, содержавшие дом призрения. Здесь, по всей видимости, Анна заинтересовалась религией и нахваталась благочестивых словечек и манер. Вскоре она начала изображать из себя «голодающую мученицу» и рассказывать о своих видениях: тех, кто приходил к ней, встречала в мрачном черном одеянии и потчевала историями о том, как ей являются святая Анна и ангелы. Вскоре слава о «живой святой» начала распространяться: посетил ее даже император вместе со своей второй женой, наивной и ребячливой – и обоих супругов Анна положительно очаровала.
Разумеется, после этого слава Анны выросла до небес: богатые и знаменитые протоптали дорожку к ее двери, спрашивая у нее совета во всех делах, больших и малых. Влияние ее сделалось так велико, что не раз она возглавляла городские покаянные процессии, в которых участвовали все местные священники, монахи и монахини. А в июне 1503 года участие в такой процессии приняла супруга императора Максимилиана вместе со всеми своими придворными дамами! В черной власянице, со свечой в руках шла императрица посреди торжественного шествия. Богатые и влиятельные друзья Анны осыпали ее дарами, которые, вследствие их религиозного назначения, не облагались налогами – и богатство «бессребреницы» росло как на дрожжах.
Однако сестру императора Кунигунду, герцогиню Баварскую, было не так легко обмануть. Сама женщина глубокой веры и благочестия, она ощутила в этих «чудесах» какой-то подозрительный душок и решила разобраться. Ничего не говоря брату, она познакомилась с Анной и пригласила ее съездить вместе с ней в некий монастырь в Мюнхене – а там распорядилась, чтобы Анну поселили в особой комнате для гостей. В стене этой комнаты имелся глазок, через который герцогиня Кунигунда, ночующая в соседних покоях, могла наблюдать за всем, что делает Анна: так она надеялась ее разоблачить. Так и вышло: Анна приняла приглашение – и скоро попала в ловушку. Оказывается, оставшись в своих покоях одна, «голодающая» разворачивала свертки со всевозможными лакомствами и деликатесами – от сочных груш до густо наперченных пирожков – и наедалась до отвала. Что же до естественных испражнений – все, что выходило из ее тела, Анна заворачивала в тряпки и преспокойно выбрасывала за окно. Убедившись, что подозрения ее были справедливы, герцогиня вместе с еще несколькими видными людьми приступила к Анне, обвинила в обмане и, чтобы раз и навсегда положить конец притворству, заставила ее есть и пить перед всеми. После этого потребовала, чтобы Анна бросила свои фокусы и отныне жила честно – на что та нехотя согласилась, – и отпустила ее в Аугсбург. Однако, вернувшись домой, Анна тут же забыла о своем обещании и продолжила «голодать».
К этому времени широко распространились слухи, что она состоит в связи с несколькими видными мужчинами в городе, в том числе с викарием местной церкви, а также с очень богатым и влиятельным купцом по имени Антон Вельзер. В последнем сомневаться не приходилось, ибо от этого Вельзера Анна родила сына, на содержание которого тот выделил кругленькую сумму – тридцать гульденов в год. Ребенок вскоре умер, однако Анна много лет скрывала это от Вельзера, не желая терять ежегодный доход.
Когда герцогиня узнала, что в Аугсбурге Анна продолжает разыгрывать тот же спектакль, терпение ее лопнуло. Она рассказала обо всем императору, своему брату, и тот приказал изгнать Анну из Аугсбурга. Однако, поскольку она согласилась оставить свое состояние городу, ей разрешили покинуть Аугсбург с достоинством – в роскошной карете, купленной на деньги Вельзера.
Анна отправилась в женский монастырь в Кемптене, в шестидесяти милях к югу, и там продолжила практиковаться в актерском мастерстве; а затем, разоблаченная и там, бежала на север, в Кауфберген, и сошлась там с овдовевшим мастером-оружейником, изготовителем арбалетов, по имени Ганс Бахман. Пара вместе отправилась во Фрибур в Швейцарии и там в ноябре 1514 года обвенчалась. Однако несколькими годами позже, в 1518 году, Анну все-таки настигло возмездие за бесчестную жизнь. Вельзер решил отправить сына, которого никогда не видел, в школу – и написал Анне, прося прислать мальчика к нему. Однако сына Вельзера не было в живых уже много лет. В отчаянии Анна решила отправить вместо него своего пасынка, сына Бахмана: он был примерно того же возраста, что и сын Вельзера, останься тот в живых. Однако Вельзер каким-то образом раскрыл обман – и с гневом узнал, что уже много лет платит тридцать гульденов в год на содержание давно умершего ребенка. В ярости он потребовал правосудия; Анну арестовали во Фрибуре и судили. Без пыток призналась она во всем – и была приговорена судом к сожжению на костре, впрочем, затем «милостиво» замененному на утопление. Анну должны были зашить в мешок и опустить в воду в определенном месте реки Зане, «пока душа не покинет тело». Суровый приговор был приведен в исполнение в назначенный срок, 5 мая 1518 года.
58
Цит. по: Oberman, Luther, 149.