Страница 1 из 10
========== Глава 1. Скитания на стылых берегах ==========
3004 год Третьей эпохи
Форохель
В центре полутёмной круглой комнаты с низким потолком и потемневшими балками слабо мерцал огонь очага и нещадно чадили несколько плошек с маслом, кое-как разгоняя тьму. Чёрные пятна крошечных ледяных окошек среди увешавших стены шкур слепо пялились на бушующий снаружи жилища ураган, уже третий день гуляющий над притихшим посёлком. Собравшиеся у огня люди ели, дремали, что-то мастерили, чинили одежды, негромко переговаривались и прислушивались к звукам снаружи, в надежде разобрать несмолкающий бубен шамана сквозь голос пурги. В этих ледяных землях каждый ребёнок с рождения знал — посёлку ничего не грозит до той поры, пока мудрый говорит с мёртвыми. Потому-то в такие дни, как сейчас, когда на землю грозила опуститься долгая ночь, а снежные духи выбирались из своих жилищ в горах, каждый лоссот желал помочь шаману — обогреть, накормить, принести свет… Лишь бы не смолкал его голос, выплетая древние заклятья, лишь бы отступила вечная зима, лишь бы умолкли и успокоились беспокойные духи, в ярости бросающиеся на стены домов и уводящие неосторожных охотников за собой в снега.
Тяжело повернулась в покрытых инеем петлях массивная обтянутая шкурами дверь жилища и пропустила вместе с дыханием зимы несколько фигур, укутанных в тёплые одежды и меха. Их появление вызвало сначала удивлённое молчание, а затем всплеск перешёптываний. Если самых отважных и удачливых охотников, сына старейшины Янвэ и его друга Матуле, знали все, то возвышающийся над ними воин без привычного копья — а без него не выходили за стены дома зимой даже дети — сразу же приковал к себе все взгляды. Широкоплечий и очень высокий, незнакомец пригнулся в проёме двери, входя, и остановился позади охотников, сверкая настороженным ярким взглядом из-под капюшона мехового плаща.
Взмахом руки заставляя замолчать возбуждённые голоса, от огня поднялся сидевший на небольшом возвышении человек и сделал несколько шагов к двери.
— Кого привели вы к нашему огню в такой час? — быстро и требовательно спросил он охотников, недоверчиво косясь на незнакомца.
— Отец, этот вана-ваки желает говорить с тобой. Он не открыл нам, зачем пришёл к воротам Норсу-хаута, но шаман твердит, что снежные духи не властны над ним и не они приняли такой вид, чтобы войти сюда, — произнёс молодой темноволосый мужчина, первым вошедший в дом. Он отступил в сторону, давая возможность старейшине поближе рассмотреть незнакомца.
Немного успокоенный словами Янвэ и молчанием неподвижно стоящего рядом с ним высокого чужака, старейшина приподнял повыше светильник, всматриваясь в укрытое тенью меховой опушки лицо. Гость небрежно махнул рукой, стряхивая с головы залепленный снегом капюшон плаща, и вежливо поклонился. Старейшина никогда не был трусом, но и доводам осторожности следовал всегда — стремительность движений чужака и висящий у его пояса клинок заставили отступить на шаг назад. Хоть и сказал мудрый шаман, что не воющий за оградой селения дух явился к хижине огня, но и обычным вана-ваки непрошеный гость не был.
— Что привело тебя к нашим домам, этэльявиерас? — спросил старейшина, тщательно скрывая замешательство и разглядывая спокойное лицо чужака с ярко-зелёными глазами, сияющими не хуже светильника.
— Мне нужна помощь… помощь лоссот. Я пришёл за тем, что когда-то обещал мне старейшина Ланси-ма.
Новая волна шёпота пролетела по комнате, а старейшина нахмурился. Некоторое время он молчал, размышляя и всё больше мрачнея, наконец выпрямился и гордо вскинул голову.
— Уходи! — властно скомандовал он, всё больше убеждаясь в том, что впервые за много лет шаман ошибся. Значит все, кто собрались сегодня у огня, в опасности…
Рука старейшины потянулась к поясу с ножом — пусть и не одолеть явившегося духа без помощи заговорённого копья, что верно служило для таких же дел ещё прадеду и осталось на своём месте у огня, но отвлечь внимание от других ещё можно. Жизнь прожита не зря, Янвэ достоин… он лучший охотник и будет хорошим вождём…
— Убирайся отсюда, луми-хенген! Я никогда ничего не обещал вам! И не получишь ты никого из собравшихся в этих стенах! Уходи! — его голос взметнулся к куполу кровли вместе с языками огня, получившего новую порцию дров, а в руке блеснул нож. — Уходи! Прочь из этого дома!
Он одними губами зашептал защитные заклинания и попытался преодолеть внезапное оцепенение, не позволяющее взмахнуть рукой и нанести удар по незваному гостю. Чужак сверкнул глазами и улыбнулся — высокомерно и презрительно, словно имел полное право требовать чего-то в этом доме или же был уверен в том, что встретит более благосклонный приём.
— Иного ждал я от мудрого старейшины Ланси-ма, — процедил он сквозь зубы, и старейшина на мгновение ощутил укол совести, словно и впрямь был неправ в попытке защитить своих людей, выпроваживая явившегося вместе с бурей чужака. — И считал клятву луми-ваки нерушимой.
— Ты не ошибся… — раздался вдруг дребезжащий голос за спиной старейшины, и из полутьмы медленно вышел старик.
Жидкие пряди седых волос выбивались из-под сползшего на плечи капюшона тёплых одежд, расшитых теми же узорами, что и у старейшины, и у Янвэ. Ноги не слишком уверенно несли его сгорбленное тело, но руки, привыкшие долгие годы крепко сжимать древко копья, всё ещё уверенно управлялись с гладко отполированной клюкой. Приблизившись к месту вождей у очага, старик привычным движением подхватил тяжёлое заговорённое копьё и, не обращая внимания на испуганные перешёптывания лоссот, направился к входной двери.
При виде приближающегося старика вождь заметно обрадовался, сбросил оцепенение и потянулся к желанному оружию. Но старик плечом отодвинул вытянутую руку сородича и подал копьё незнакомцу.
— Ты не ошибся, друг, — повторил он громко и торжественно, как привык, как говорил перед народом долгие годы, пока были силы возглавлять совет старейшин Ланси-ма. — Наши клятвы нерушимы! Я знаю клятвы и слова моего отца! И готов исполнить всё, что было обещано тебе!
Он повернулся к старейшине и недовольно проворчал:
— Ты забыл, чему я учил тебя, Тельмэ? Забыл, что обещал, когда занял место своего отца? Или не желаешь помнить, чьи шкуры хранят тепло твоего дома и чьё копьё все эти годы сжимала твоя рука?! — С каждым словом голос старика креп, к последней сказанной фразе утратив обычную дрожь и слабость. Он даже почти распрямил спину, в росте и осанке мало уступая внуку и правнуку, а полыхнувший огнём взгляд вернул многих лоссот к давно минувшим временам, когда старик-вождь занимал место на возвышении у этого же огня.
— Я не… откуда мне знать… — забормотал в своё оправдание старейшина, но дед уже отвернулся от него, скользнув не менее сердитым взглядом и по Янвэ. Молодой охотник потупился и благоразумно промолчал, принимая упрёки старика.
Тот повернулся к народу:
— Этот этельявиерас — один из нас! Он луми-ваки, как могут подтвердить наши предки! И по обычаю должен занять место у нашего огня в час нужды и бедствия! Мой коти — твой коти. Возьми, оно хорошо послужило нам, — твёрдо выговорил старик гостю, настойчиво передавая копьё, что больше столетия хранило жителей этой земли, переходя от одного старейшины к другому в роду вождя. — Идём, расскажешь, что привело тебя сюда в такой час.
Гость снова усмехнулся — но уже удовлетворённо, без надменности и презрительного прищура ярких глаз — и отстранил от себя протянутое оружие.
— Не в обычаях моего народа забирать то, что однажды было подарено и что должно хранить других. — Он бросил на старейшину быстрый взгляд и добавил: — Благодарю, что нашёл для меня место у своего огня, мудрый отец великих охотников, и что готов выслушать мои слова. Пусть будут духи благосклонны к тебе и твоему народу, пусть сети ваши полнятся рыбой, а удар каждого охотника верно разит цель.
Древние слова благословений, уверенно произнесённые необычным гостем, сняли печать недоверчивого молчания с сидящих у огня лоссот. Они негромко заговорили, с любопытством присматриваясь к незнакомцу, которому оказал высокие почести старый вождь. Старейшина взял у деда заговорённое копьё и повёл рукой к очагу, у которого разом освободилось несколько мест поблизости от возвышения старейшин для охотников, старого вождя и гостя.