Страница 27 из 34
В 1956 году произошло восстание в Венгрии, которое ужесточило советскую внешнюю политику и вызвало аналогичную реакцию в США и вообще на Западе. Москва вновь продемонстрировала готовность на крайние меры, лишь бы не потерять контроль над Восточной Европой. Вашингтон показал, что не собирается с этим мириться, утвердился в неприятии советского коммунизма, подозрениях относительно намерений Москвы.
Тем не менее движение СССР и США к ослаблению напряженности вскоре возобновилось. Перед ними маячила угроза термоядерного конфликта, на них воздействовала усталость от дорогостоящих и психологически изнурительных конфронтаций, к этому подталкивали союзники, мировое общественное мнение.
В 1959 году состоялся первый в истории визит высшего советского руководителя в США. Он прошел успешно, и, казалось, наступила долгожданная эпоха разрядки. Приход к власти в Соединенных Штатах либерального и полного сил Дж. Кеннеди внушал дополнительный оптимизм при оценке перспектив советско-американских отношений. Однако на практике лишь начинавшийся детант был сорван двумя опасными кризисами – из-за Берлина и Кубы.
В обоих случаях Хрущев считал себя абсолютно правым – он отстаивал интересы союзников в ГДР и на Кубе, добивался равной безопасности с США. Советский лидер действовал в упомянутых кризисных ситуациях жестко, стремясь нейтрализовать критику со стороны «ястребов» в Политбюро ЦК КПСС и коммунистического Китая (который из верного союзника превратился в ярого оппонента «ревизионизма» Хрущева). Дж. Кеннеди, в свою очередь, должен был развеять сомнения американцев в способности молодого либерального президента постоять за интересы США.
Тем не менее ни Москва, ни Вашингтон не желали катастрофы и нашли в себе мудрость достичь компромисса.
Диалог на основе паритета
Дж. Кеннеди и Н. Хрущев ушли с политической арены почти одновременно. С появлением у штурвала власти в Вашингтоне и Москве других лиц открылся очередной этап советско-американских отношений.
Л. Брежнев в отличие от Н. Хрущева был человеком гораздо более сдержанным, осторожным, менее склонным к идеологическому экстремизму, экспромтам. Л. Джонсон же отличался от Дж. Кеннеди консерватизмом, жесткостью. Оба лидера имели гораздо большую поддержку в собственном истеблишменте, чем предшественники. Л. Брежнев был тесно связан с военно-промышленным комплексом, пользовался уважением со стороны партийно-государственной бюрократии. Л. Джонсон эффективно контролировал Конгресс.
Новый этап в советско-американских отношениях определялся, однако, не только и не столько личными чертами и убеждениями высших лидеров, сколько причинами более фундаментального характера. Прежде всего, стороны учли уроки Карибского кризиса. Они поняли, что прямых конфронтаций необходимо избегать при любых обстоятельствах, что две сверхдержавы должны постоянно поддерживать диалог. Москва и Вашингтон навсегда отказались от мысли о войне между собой. Была осознана обоюдная ответственность за сохранение мира во всем мире, нераспространение ядерного оружия. Одновременно было негласно признано наличие зон контроля у другой стороны, на которые не следует посягать.
Вместе с тем сверхдержавы не отказались от наращивания ракетно-ядерного потенциала, причем СССР всерьез вознамерился достичь в данной области паритета. Как выразился один из советских лидеров по горячим следам Карибского кризиса: «Американцам больше не удастся поймать нас со спущенными портками!»[108]. Точно так же Кремль и Белый дом оставались нацеленными на поддержку союзников и друзей в третьем мире. Не пропал и аппетит расширять сферу влияния за счет «ничейных» земель и стран.
Знакомство представителей новых администраций друг с другом состоялось на встрече Л. Джонсона с премьером А. Косыгиным. Стороны договорились о продолжении переговоров по проблемам ограничения стратегических вооружений, диалоге по другим проблемам.
Но планы перечеркнула вьетнамская эпопея. Это был как раз район, который две сверхдержавы не поделили со всей ясностью и определенностью. В Южном Вьетнаме, контролируемом Соединенными Штатами, развернулось партизанское движение. Повстанцы выступали против коррумпированного, непопулярного режима. Им симпатизировало население, и партизаны одерживали победы, тем более что прокоммунистических южан активно поддерживал Северный Вьетнам. Ханой действовал самостоятельно, отнюдь не по указке Кремля.
Вашингтон не мог оставаться в стороне и наблюдать, как избивают союзника. К тому же США усматривали во вьетнамских событиях «руку Пекина», который скатился к левацкому экстремизму и грозил «разжечь костер освободительной борьбы» во всемирном масштабе. Американские стратеги, опасаясь не только потери Вьетнама, но и падения затем, как в домино, других антикоммунистических правительств Юго-Восточной Азии, прибегли к крупномасштабной интервенции.
В Кремле искренне негодовали в связи с агрессией и столь же искренне помогали левым силам на Севере и Юге Вьетнама. При этом Москва эксплуатировала конфликт в пропагандистских целях, стремилась использовать его для «сковывания» сил Вашингтона. Тем не менее в СССР даже не помышляли о возможности прямого столкновения с США.
В этот же период осложнилась ситуация в Чехословакии. Новое руководство, отражая настрой общества, вознамерилось встать на путь реформ, строить социализм «с человеческим лицом». В Чехословакии открыто и все острее критиковали социализм советского образца, послышались призывы покинуть Варшавский договор.
При всей своей осторожности и инертности советское руководство не могло допустить потери Чехословакии. Это само по себе было бы чувствительным ударом по интересам СССР, но за ним последовали бы, как опасались в Кремле, другие удары. Ведь в СССР прекрасно понимали, что ситуация в Восточной Европе мало изменилась с 1940-х годов: дай восточноевропейским народом право выбора, они немедленно порвут с коммунистической Москвой. Кремль сделал то, что неминуемо должен был сделать, – подавил реформы в Чехословакии силой.
Соединенные Штаты, завязшие во Вьетнаме и уже смирившиеся с правом СССР доминировать в Восточной Европе, отреагировали на чехословацкие события весьма сдержанно. А вскоре следующий американский президент, Р. Никсон, решил возобновить диалог с Советским Союзом. Нового хозяина Белого дома подталкивала к этому патовая ситуация во Вьетнаме. Он надеялся выбраться из нее при помощи Москвы, одновременно играя на обострившихся противоречиях между СССР и КНР. Делая реверансы попеременно двум коммунистическим гигантам, Никсон побуждал их соревноваться за дружбу с Вашингтоном. Как уже отмечалось в томе 1, стратегия явно удалась. Москва, несмотря на вьетнамскую войну, недовольство политикой США на Ближнем Востоке и другими моментами, пошла на широкомасштабный детант со своим основным антагонистом.
Помимо китайского фактора, Москвой двигали стремление облегчить бремя гонки вооружений и уменьшить опасность термоядерного конфликта, экономические интересы, перегруженность проблемами в социалистическом содружестве. Заинтересованность в диалоге и вера в его хорошие перспективы подкреплялись позитивными сдвигами в Европе, урегулированием межгосударственных отношений ФРГ с ГДР, странами Восточной Европы и СССР, успешным развитием советско-французского сотрудничества и т. д.
Вашингтон же через Вьетнам и другие внешние, а также внутренние катаклизмы пришел к осознанию того, что мир изменился, силой всего не добьешься, тем более что в военной области между сверхдержавами уже фактически сложился паритет.
Таким образом, возникла солидная основа для детанта:
– в политической области стороны искали компромиссов по Индокитаю, на Ближнем Востоке, хотели дальнейшего оздоровления обстановки в Европе;
– в военной сфере Вашингтон смирился с наступившим паритетом и согласился всерьез вести переговоры об ограничении стратегических вооружений; Москва же, добившись паритета, в свою очередь, созрела для реальных действий;
108
Архив Президента РФ. Ф. 4. Оп. 17. Д. 29. Л. 162.