Страница 13 из 34
– Тебя я задержал, – сказал он, когда другие вышли, – чтобы разъяснить: исполнителю не следует умничать. Надо проводить в жизнь линию. А разрабатываем ее мы, члены ЦК.
Оказалось, что участники совещания в соответствии с устоявшейся традицией говорили только то, что хотел услышать шеф. Я же по неопытности выступил с отличных от заранее намеченных им позиций, чем и навлек на себя высочайший гнев. Впоследствии мне не раз напоминали, что рядовой сотрудник должен вести досье, копить информацию, а вот анализировать ее, делать выводы и высказывать суждения могло только начальство.
Непреложным принципом поведения партийного функционера была недоверчивость. В каждом человеке, встречавшемся на жизненном пути, он подозревал предателя, жулика, вора, проходимца. Вызывается в ЦК ученый по профессиональному вопросу. Перед визитом разворачивается доскональное изучение «объекта». Звонят на работу – директору НИИ, секретарю парткома, беседуют с коллегами, ну а главное, запрашивается мнение органов. Вот откуда проистекала беззаветная любовь партийцев к чекистам. Те защищали партию от народа, не щадя сил душили оппозицию, снабжали КПСС информацией о собственной стране и ее жителях.
Как-то меня направили в инспекционную поездку с опытным аппаратным «волком». Схема общения с «низами» была у него отточена до совершенства. Сначала происходила встреча с «первым» (распространенная «партийная кличка» первого секретаря обкома), который давал характеристику местному активу. Один ленив, второй трусоват, третий жуликоват, у четвертого идеологическая каша в черепке. Через час вельможа из центра беседовал со «вторым» и наводил у него справки о «первом». Далее следовал душеспасительный тет-а-тет с «третьим», который клепал на «первого» и «второго».
Опрашивались остальные ответственные работники обкома. Каждый докладывал о каждом. Следующими исповедовались шоферы, официантки, курьеры. Кому-то мой коллега задавал вопросы прямо в лоб, с другими проводил зондаж невзначай, в ходе дружеского обмена репликами.
– А что, Василий, – обращался он к подвозившему нас водителю «первого», – запарился небось на такой службе, жинка шефа, поди, на рынок тебя гоняет за покупками?
– Бывает, – нехотя признается Василий, – а то и дочь с мужем приходится за город вывозить. Так ведь жизнь есть жизнь.
– Это правильно, – поддакивает московский детектив.
Когда все обо всех были уже допрошены, ревизор пригласил в отведенный ему обкомовский кабинет главного местного чекиста. Крепкое мужское рукопожатие. Прямой и честный взгляд в глаза друг другу. Серьезное выражение лиц. Благодарность от имени ЦК за «добрую службу». И просьба предоставить объективочки на провинциальную номенклатуру. Существует, мол, такая необходимость.
Та же «необходимость» влекла аппаратчиков смыкаться в мафиозные группы взаимно доверяющих лиц. Назначение Николая Николаевича из, скажем, Забайкалья на крупный пост в центральный аппарат неизменно означало, что за ним потянется длинный шлейф. Смотришь, месяца два спустя вокруг выдвиженца запестрели земляки, однокурсники, свояки, друзья по рыбалке. Меняется технический состав – секретарши, курьеры, буфетчицы. Единственным критерием выдвижения была личная преданность боссу. Любые другие качества, таланты, навыки в расчет не принимались.
Даже самые демократичные лидеры следовали данному правилу. Один такой, будучи секретарем ЦК КПСС, при рассмотрении той или иной кандидатуры на работу в аппарат задавал кадровику только один вопрос:
– Наш человек или нет?
Аналогичный вопрос звучал и в других начальственных кабинетах на Старой площади. Товарищ в загранкадрах ЦК, курировавший МГИМО, конечно же, стремился иметь в элитарном учебном заведении преданную гвардию. Это было нетрудно. Во-первых, ЦК утверждал мгимовскую номенклатуру, а во-вторых, институтское начальство зависело от ЦК в повседневной деятельности и в любом случае почитало за честь дружить с куратором. Цековец помогал с поездками за границу, в ответ от него принимали списки молодых людей, которых надлежало зачислить в студенческие ряды.
Точно так же куратор советской науки использовал подотчетные ему НИИ для получения научных степеней себе, близким, друзьям и знакомым. Инструктор по торговле энергично шарил начальственной рукой по закромам складов с импортной одеждой. В общем-то в подобных операциях по принципу «ты – мне, я – тебе» не было ничего экстраординарного. Все наше общество тотального дефицита и бюрократических структур функционировало таким образом. Но смею предположить, что ЦК принадлежала главенствующая роль в процессах загнивания. Штаб партии выступал рулевым, задающим тон нижестоящим звеньям. Недаром ведь говорят, что рыба с головы гниет! Если секретарь ЦК расставлял людей, руководствуясь личными выгодами, и требовал от осчастливленных мелких услуг, а то и крупных нарушений закона, то возникал, естественно, эффект цепной реакции. Беззаконие, кумовство, коррупция кругами расходились по державе.
Стремление к надежному окружению свойственно и иностранным политикам. Американский президент или премьер-министр Англии предпочитают видеть рядом проверенных людей и единомышленников. Беда только в том, что в ЦК и в СССР в целом игра никогда не шла по цивилизованным правилам. Мафия, бравшая верх, ничем не лимитировалась (ни временем, ни полномочиями) и творила все, что желала, в том числе всячески «топила» другие группировки.
Рекорды недоверчивости, как и во многих других вопросах, ставил секретарь ЦК Борис Николаевич Пономарев. Советский посол в одной стране попросил секретаря ЦК презентовать его очередной труд. Пономарев начертил на титульном листе: «На память». Кому и от кого – решил на всякий случай не упоминать. А вдруг посол проштрафится, будет у него обыск, найдут книгу и ненужная тень падет на видного деятеля международного коммунистического и рабочего движения. Осторожность, в общем-то, нелишняя. Ведь так оно и бывало не только в далекие годы пономаревской молодости, но и в более позднюю брежневскую эпоху.
Когда писатель Кузнецов из Тулы остался в Англии в 1970-х годах, главный идеолог ЦК КПСС М.А. Суслов вызвал на ковер первого секретаря Тульского обкома И.X. Юнака. Оконфузился, мол, снимать будем. А Юнак, не будь дураком, отвечает:
– Характеристику на выезд я предателю не подписывал и не подписал бы ни за что на свете. Уехал Кузнецов, воспользовавшись моим отпуском, добро получил от заместителя, второго секретаря.
Резонно, подумал справедливый Суслов и убрал «второго» с должности.
Перейдем теперь к заповеди № 8. Она требовала от аппаратчика неукоснительного чинопочитания к старшим по должности и позволяла ему допускать откровенное хамство в отношении нижестоящих. Один секретарь ЦК КПСС при звонке М.С. Горбачева или Е.К. Лигачева полностью терялся. Однажды принимал он венгерского посла, и вдруг взвыл спецтелефон. Секретарь схватил трубку и услышал спецголос с самого верха. И что, вы думаете, сделал секретарь, бывший посол СССР, искуснейший дипломат? Он выпроводил венгра в коридор и заставил его ждать до окончания телефонного разговора. Лишь сорок минут спустя послу дружественного государства позволили вернуться в кабинет «перестроечного» секретаря ЦК КПСС.
Если так можно было поступить в отношении венгерского посла, то что же говорить об обращении с отдельской «мелкой рыбешкой», консультантами и референтами! Один заместитель заведующего отделом проделывал трюк «а-ля секретарь ЦК» практически ежедневно, а то и несколько раз в день. Соберет совещание, а тут звонок. Ну хорошо еще от жены, с ней можно и при людях посудачить. А то любовница или приятель по скользкому делу. Заместитель заведующего небрежным взмахом руки повелевал участникам совещания убраться вон. Дюжина мужей стремглав, словно стая воробьев, вспугнутая ястребом, вспархивала со стульев и улетучивалась из кабинета. Стояли, сгрудившись у стола секретарши, и ждали, когда погаснет красная лампочка. Это означало, что телефонная трубка в кабинете положена на место и можно предстать пред начальственные очи.