Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 34

В то время как высокопоставленные папы лобызались с партизанами из африканских саванн и грозили увесистым кулаком империализму, их детки десятилетиями представляли Советский Союз в Париже и Нью-Йорке, Бонне и Риме. И оторвать их от капиталистической «соски» невозможно было никакими ухищрениями. Один такой начальник, всю сознательную жизнь раздувавший меха холодной войны, умудрился пристроить на загнивающий Запад всех детей, а также племянника и брата с семьями. Да и сами пролетарские вожди предпочитали наведываться в разлагающиеся, а не революционные земли.

Ранее (т. 1, ч. 2) я уже рассказывал о визитах в США в 1970-х годах высших руководителей КПСС (Л.И. Брежнева, Б.Н. Пономарева, П.Н. Демичева). Не отставали от них и провинциальные партработники. Так, в те же 1970-е годы залетал в Америку (еще будучи партийным лидером моего родного города Сочи) и член ЦК КПСС, первый секретарь Краснодарского крайкома КПСС С.Ф. Медунов. Как и его соратники, он ужасался линчеванием за океаном негров, страданиями трудового народа под гнетом капитала, о чем и поведал в путевых заметках, опубликованных в краевых газетах. Правда, партийный вожак не упомянул в них, к сожалению, о том, что возил с собой мешочек с металлическими рублями. Перед прыжком через океан он собрал городской актив, чтобы поговорить об Америке.

– В США, – проинформировал Сергей Федорович, – очень ценят наши металлические рубли, особенно юбилейные. За каждый, говорят, дают по 15 долларов.

Поведав эту волнительную новость, любимец Л.И. Брежнева предложил присутствующим раскошелиться и сдать имеющиеся в наличии рублевые монеты. Начальник КГБ пожертвовал 3 рубля, подсобил парочкой монет и главный милиционер города. Некоторые обещали донести экспортный товар позднее. История на первый взгляд тривиальная, но на самом деле весьма показательная. Представьте себе, политический лидер города, затем края, чуть-чуть не угодивший в Политбюро, во-первых, намеривался спекулировать валютой и не скрывал противозаконных планов даже от правоохранительных органов, а во-вторых, наивно верил, что за наш рубль американцы выложат ему 15 долларов.

Медунов, кстати, явил миру много других образцов глупости, прежде всего ханжества. Распоряжаясь в Сочи, он любил, например, стыдить неаккуратных курильщиков. Восседая в черном лимузине, вдруг замечает, что едущий впереди на мотоцикле милиционер бросил окурок на мостовую. Вождь сочинского пролетариата молниеносно дает команду блокировать нарушителя чистоты. Останавливает, отчитывает, а на следующий день вызывает несчастного сержанта с начальником сочинской милиции к себе в кабинет. Там уже собраны «сливки» города.

В присутствии «хурала» С.Ф. до хрипоты ораторствует. Требует не только неукоснительного соблюдения чистоты в городе-курорте, но и избавления сочинцев от вредной привычки курить. Когда все пристыженные, понурив головы, расходятся, борец за коммунистические идеалы мчит на гору Ахун на прием в честь иностранной делегации.

Гости – из капиталистической страны, и Медунов, сверкая очами, убеждает их, что все советские граждане как один беззаветно любят КПСС, готовы лечь за ее дело под танк. В войне с гитлеровцами, утверждает партийный глава, народ выстоял только благодаря партии, вере в нее. По окончании приема в зале задерживаются советские товарищи. Кто-то из журналистов, бахвалясь напряженным графиком работы, заявляет:

– У меня и «Правду» прочесть времени не хватает. Просматриваю по диагонали.

Медунов в ярости вскакивает, стучит по густосервированному столу тяжелым кулаком и орет:

– «Правду» по диагонали?! Вы кто, подлец или предатель?! Читать «Правду» от корки до корки – священный долг всех советских патриотов!

Медунов производит глубокое впечатление. Вожак! Кристально чистый коммунист! Но вот закончен изнурительный марафонский рабочий день. С.Ф. возвращается домой, где, как у А.И. Корейко из «Золотого теленка», начинается его вторая, настоящая, жизнь.

Секретарь погружается в аферы, от больших до микроскопических, не брезгуя ничем. Кто-то приносит крупную взятку (в виде материальных благ) в обмен на сочинскую прописку. Молодой партработник Мерзлый с женой, руководящим торговым работником, докладывают о планах перестановки кадров в местных масштабах (надо убрать чужих людей, поставить верных).





Спустя минуту коммунист без страха и упрека требует от своего бывшего водителя, а ныне директора винного магазина, обменять ящик дорогого коньяка (подарок из Армении) на два ящика более дешевого. Обсуждает предстоящую поездку за рубеж и, услышав вопрос оформляющего о том, как передать деньги членам делегации, складывает пальцы в увесистую фигу.

– Вот им что, а не суточные! – с этими словами Медунов сгребает валюту в карман.

Ханжеский почерк и в центре, и на местах идентичен по всем вертикалям и горизонталям власти. Бесчисленны были и формы проявления двуличия. Маститый аппаратчик, брызжа слюной на трибуне, требовал покончить с непристойностью и моральным разложением, поразившими молодежь. А после собрания блюститель нравов с жадностью смотрел в закрытом для простых смертных зале похотливый импортный фильм. С утра до вечера поносили партийцы последними словами «желтую газетенку» «Московские новости» и антисоветчика Солженицына. Но когда в цековских книжных киосках продавали упомянутую газету или повести Солженицына, марксисты-ленинцы выстраивались в жаждущую очередь. Готовы были битый час томиться в ней, чтобы ухватить ревизионистскую литературу. Рядом же на полках сверкали глянцевыми суперами бессмертные труды Маркса и Ленина, но их очередь даже не замечала.

Пора, однако, переходить к еще одной (пятой), не менее важной, чем предыдущие, заповеди. Аппаратчик должен был изображать скромность. На всех дверях были повешены идентичные таблички. Фамилия и инициалы. Никаких должностей и рангов, все одинаковы. У «шишек» покрупнее за стандартной дверью в прихожей сидела, правда, секретарша, но в отличие от других учреждений она, как правило, не мешала доступу сотрудников к телу шефа. Не было должностей в списках сотрудников: все по алфавиту, члены Политбюро и стенографистки.

Отсутствовала спецстоловая для начальства. Действовала одна большая спецстоловая для всех. Участки земли под дачи аппаратчикам не раздавались, выездных продаж дефицитных товаров почти никогда не устраивалось. В кабинетах стояла довольно примитивная мебель, на столах – допотопные лампы. Канцпринадлежности закупались в основном отечественные, и весьма прескверные. Бумага для справок использовалась желтая, низкой категории.

За «простым как правда» фасадом скрывались, однако, другие реалии. Члены Политбюро и Секретариата ЦК имели, в общем, все, что пожелает душа. Перепадало и деятелям рангом пониже – спец-столовая, пайки, пансионаты, персональная машина, санаторий, «зеленая улица» деткам, увлеченным карьерой.

При этом многие в ЦК считали, что никаких таких привилегий у аппаратчиков нет. Один из родственников Пономарева любил причитать:

– Какие это привилегии, посмотрели бы, как в США правящий класс живет!

Жил тамошний правящий класс в самом деле лучше, но и другим давал. Советский строй создал абсолютно неэффективную систему, лишил людей элементарного, но в спровоцированной им же разрухе себе обеспечил неплохой минимум. В Соединенных Штатах бедняк имел такое же право купить особняк или «мерседес», как и миллионер. Заработай деньги и валяй, приобретай. В СССР путь даже к элементарным удобствам, более или менее качественным товарам открывала должность и только должность. Лучше всего – партийная.

С очередной (шестой по счету) заповедью я познакомился буквально на следующий день после перехода в ЦК. Заместитель заведующего отделом созвал совещание и попросил подчиненных высказать суждения по актуальному вопросу международной политики. Коллеги один за другим брали слово, но, к моему удивлению, говорили примерно одно и то же. Причем их аргументы звучали не очень убедительно. Когда пришла очередь выступать мне, я изложил специфическую точку зрения. Начальник не стал подводить итоги совещания и распустил всех, кроме меня.