Практическая евгеника

Чуть более трезвый — и трезвомыслящий — Бьякуя постучал кончиками пальцев по столешнице, потер подбородок, поискал ответ на потолке… и, как ни странно, нашел.

— Укитаке-сэнсей, а вы с Кёраку об этом говорили? — спросил он. — И с самим Ниджуро? Может быть, капитан вовсе не хочет детей, и если вы усыновите вашего Джуро-тяна, его все устроит? Или, возможно, юноша не так уж нуждается в родителях — он ведь уже не ребенок, а был бы не против получить… двоих любящих супругов?

Укитаке несколько раз моргнул, глядя перед собой, и взгляд его стал осмысленным. Бьякуя следил за переменой эмоций на лице сэнсея и втихомолку изумлялся тому, что происходит с его собеседником. Неужто перемена места жительства так сказывается на умственных способностях?! Не может быть!

— Думаешь, нужно поговорить с Шун-тяном и Джиро-тяном? — просветленно воскликнул Укитаке, враз забывая о своей печали.

— Конечно, поговорить, — Бьякуя почти споткнулся на последнем слове, но увлеченный открывшимися перспективами Укитаке этого не заметил. Убегая, он от души расцеловал Бьякую в щеки, ввергнув того в полное недоумение, и исчез со счастливой улыбкой на лице.

Кучики проводил маленько поехавшего коллегу оторопелым взглядом и всерьез задумался. Не о работе, и даже не о странном поведении Укитаке — о совете, который ему дал. Поговорить. Легко советовать то, на что сам не можешь решиться!

Ичиго выслушал Бьякую внимательно, ни разу не перебил, но все время смотрел так пристально, что под конец у бравого капитана Готей-13 сел голос. Бьякуя устало вздохнул, опустил глаза и мысленно попрощался с этим рыжим недоразумением, без которого уже не представлял себе жизни.

— А в чем проблема-то? — Ичиго пожал плечами, присел перед Бьякуей на корточки и заглянул в глаза. — Сходи да поговори. По всему выходит, что эта барышня тебе… нам не чужая. Может, ей помощь нужна!

Бьякуя слабо улыбнулся и погладил Ичиго по щеке. К вечеру кожа на лице Куросаки становилась слегка колючей, и Бьякуе нравилось проводить по ней ладонью — было щекотно.

— Ты… боишься, что ли? — шепотом спросил Куросаки, прижимая пальцы Бьякуи к своему лицу. — Да ну!

— Я не знаю, — со вздохом признался Кучики. — Я чувствую, что надо поговорить с ней, но не понимаю, что именно сказать — и зачем. И к чему это приведет, я тоже не знаю.

Они помолчали. За тонкими стенами временного жилья вовсю кипела работа: слышно было, как перекрикиваются строители, как скрипят блоки, поднимая термопластовые листы для крыши будущего дома, как носится между мастерами Рукия, взволнованно излагая специалистам свое ви́дение процесса.

— Послушай, — тихо и серьезно проговорил Ичиго, — все будет хорошо. Если чувствуешь, что надо — сходи. Я с тобой, понимаешь? Я навсегда с тобой.

— А если я?.. — начал Бьякуя и умолк. Он хотел сказать: «А если я предам тебя? А если старые чувства вспыхнут снова, и эта незнакомка окажется мне ближе и нужнее, чем ты? А если я сделаю тебе больно?» — но слова застряли в горле.

Ичиго понял его по одному лишь взгляду. Рыжик мягко улыбнулся, ловко усадил Бьякую к себе на колени и крепко обнял.

— Это просто невозможно, — горячо и уверенно зашептал он на ухо преисполненному сомнений омеге. — Ты мой истинный, а я — твой истинный, и что бы ни произошло, кто бы ни встретился мне или тебе, нам с тобой никуда друг от друга не деться. Мы с тобой связаны навсегда, в болезни и в радости, или как там говорили древние? Называй это как хочешь: судьбой, зависимостью, чем угодно, но наша любовь — это константа, на которой теперь держится наш с тобой мир…

Ичиго говорил еще что-то утешительное и ласковое, гладил Бьякую по спине, словно малого ребенка, а тот просто грелся в сердечном тепле, которого так долго не хватало в его жизни, и удивлялся, за что мироздание преподнесло ему такой подарок. Ведь не заслужил, ничуть и ни разу. Прошло достаточно много времени, прежде чем Бьякуя осознал, что Ичиго молчит, а собственным щекам горячо и мокро. Уже не стесняясь, он вытер слезы тыльной стороной ладони и пристроил голову на плечо своего альфы.

— Что-то меня развезло, — с легкой насмешкой над самим собой сказал Бьякуя. — Странно…

— Чего ж тут странного? — хмыкнул Куросаки. — Я еще два дня назад учуял, что у тебя эти самые дни скоро начнутся.

— К…какие дни?

— Ну как — какие? Те самые, после которых случаются дети.

Бьякуя выпрямился и с некоторой паникой уставился на Ичиго.

— Течка? — выдавил он, вглядываясь в ореховые глаза. Куросаки кивнул. — И что м-мы будем делать?

— Трахаться, — уверенно ответил Ичиго. Пригляделся к побледневшему Бьякуе и успокаивающе погладил по плечу. — Нажремся контрацептивов, чтоб в первый же раз не залететь, и весело проведем несколько дней, не выходя из дома. Переживет твой Готей это время без тебя, никуда не денется.

— Чхать я хотел на Готей, — дрожащими губами прошептал Бьякуя. — Мне-то как быть? Я ж никогда… — он смутился, покраснел до корней волос, чего не случалось с ним с раннего детства, и прильнул к Ичиго, прячась от слишком понимающего взгляда.

— Давай решать проблемы по мере их поступления? — предложил Куросаки, едва касаясь губами алеющего уха. — Я, знаешь ли, тоже не слишком в этом понимаю, ты у меня первый и единственный омега. Начнем с простого: сходим в этот дурацкий бордель, чтоб над тобой ничего не висело, а там посмотрим, а?

И Бьякуя сходил в бордель. Он нервничал, запинался и краснел как мальчишка, и единственное, что не давало ему стушеваться и сбежать, это осознание того, что у входа на скамейке сидит Куросаки Ичиго, который потеряет всякое уважение к нему, Кучики Бьякуе, если он не доведет дело до конца. Девушка-рейгай с лицом Хисаны приняла его доброжелательно, внимательно выслушала и с почти материнской улыбкой поблагодарила за внимание к своей персоне. Бьякуя молча смотрел на нее, ожидая продолжения, но для самой девушки, казалось, вопрос был исчерпан. Заметив его растерянность и, видимо, сжалившись над ним, юная дама пояснила, что ее будущее уже расписано на много лет вперед: как только в силу вступит закон о равноправии, она подаст заявление об уходе, стребует с владельца публичного дома оплату за пятнадцать лет безупречной службы и сразу же выйдет замуж за Хисаги Шухея, с которым они занимались делами подполья и с которым собираются провести всю оставшуюся жизнь.

— Вы ничего мне не должны, — мягким голосом Хисаны произнесла эта чужая, незнакомая женщина, — что бы ни было в прошлом. Я с радостью приму вашу дружбу, как и Шухей, ведь он всегда считал вас одним из достойнейших нихонцев. Но лично вы лично мне не обязаны ничем, как и я вам.

Бьякуя вгляделся в ласковые прекрасные глаза, отливающие сиреневым, в поисках своей первой любви, но увидел лишь вежливую, хотя и дружелюбную, отчужденность. Он поцеловал тонкие пальчики, от души поблагодарил эту постороннюю женщину и ушел. На пороге молодой человек остановился, закрыл глаза и глубоко вдохнул. Мозаика складывалась, и в новой картине мира больше не было тягостного долга и горьких сожалений. Первая любовь осталась в прошлом, о ней сохранится добрая память — Хисана всегда будет жить в его сердце теплыми воспоминаниями, — но горечь потерь больше не будет отравлять его душу.

— Ну что? — Куросаки высунулся из-под скамейки, где что-то рассматривал. — Все нормально?

— Да. Что ты там делаешь? — Бьякуя подошел, с любопытством присматриваясь.

— Я подарок для Рукии нашел!

— Под лавкой?!

— Ага, — Ичиго встал на четвереньки, почти полностью залез под сиденье и вытащил на свет грязный комок. Комок пищал, разевая розовую пасть, жмурил слезящиеся глаза и дрожал в сильной человеческой руке. — Блохастый, конечно, — поворачивая ладонь, критично заметил рыжик, — но ничего — отмоем, вылечим, откормим — и будет котяра хоть куда! Рукия обрадуется…

Бьякуя фыркнул. Кролики его драгоценной дочери в самом деле оказались саблезубыми — строители то и дело отлавливали этих ушастых тварей среди инструментов и изощренно матерились, пытаясь не растоптать вездесущих вредителей. В саду, к ужасу недавно вернувшегося Шимару-сана, несколько кустарников были безвозвратно сожраны. Ко всему этому великолепию не хватало только котенка!