Страница 50 из 57
Немного тревожат стычки со Стариком, вон как он сказал как то про меня: ''Голые восклицания, напыщенные слова, надменные выходки по адресу не называемых автором про-тивников, внушительно-важные уверения, - вот весь багаж Троцкого'.
Хотя услышав мое определение о ом, что разница между светской львицей и проституткой заключается в одном слове - дисциплина!', долго хохотал.
Как-то вот так сразу я стал председателем Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, а потом и Военно-революционного комитета, который, в принципе, я и создал. И Октябрьский переворот делал я, а не Ульянов и уж тем более не Гуталин, и став потом Наркоминделом, я легко заключил Брестское Перемирие с Вильгельмом, и как его только не называли неокрепшие умы, и похабным, и странным, одного не понимали эти примитивы, подписывать можно было с германцами все, что угодно, ведь Империи Вильгельма оставалось жить считаные месяцы, диалектика Мировой Революции неотвратима.
1918 год. Гражданская война
И вот началась та самая Революционная война, которая должна была стать фитилем для Мирового Революционного пожара. Я, как Председатель Революционного военного совета и Народный комиссар по военным делам РСФСР, лично поджог этот фитиль. Оппоненты меня часто обвиняли в излишней жестокости и в каких-то нарушениях общественной морали, но это не верно. Чем острее и напряжённее классовая борьба, чем глубже социальный кризис, - тем более напряжённый характер получает политика, тем концентрированнее и беспощаднее становится государственная власть и тем откровеннее она сбрасывает с себя покровы морали.
И как можно было поступать без жестокости, без трибуналов и расстрелов. Ведь Армии практически не было, были разрозненные отряды, подчинявшиеся только своим вожакам, непонятные подразделения и толпы фактических дезертиров. Помню заснеженное поле, передо мной толпа дезертиров и сотни стволов смотрят на меня, и только тень бронепоезда, падающая на снег из-за моей спины, придает какую-то уверенность. И ведь разагитировал мерзавцев, сказав, что для пользы дела Революции надо выбить белых с ближнего полустанка, где Деникин прячет от революционных масс состав цистерн со спиртом. Зачинщиков красноармейцы выдали потом сами, их расстреляли перед строем мои лейбгвардейцы в красных кожанках и свастиками на пряжках и пуговицах. А 10 августа 1918 года в Свияжске, когда 2-й Петроградский полк бежал с поля боя, я приказал провести древнеримский ритуал децимации, тогда был казнен каждый десятый из дезертиров. Позже, 31 августа наводили порядок среди самовольно отступивших частей 5-й армии, и я там лично расстрелял 20 человек нарушивших революционную присягу.
Ну, и с грамотным командным составом решили вопрос. Мобилизовывали семейных офицеров, а семьи оставались в нашем тылу под присмотром. Так что гарантия лояльности была полная. Правда, потом бывший бундовец Леплевский, пролезший в НКВД, убедил Кобу и этого дурака Ворошилова в необходимости уничтожения бывших царских офицеров, оставшихся еще на службе еще в РККА. И загремела расстрельными зарницами Операция "Весна". Дело, конечно, нужное, но ведь смену они себе не подготовили.
Главное, это результат, ведущий к победе, а остальное не существенно. Самое вредное для правильной войны это романтики, всевозможные Махно, Котовские, Щорсы. Их конечно надо использовать, но и успевать вовремя убирать с шахматной доски истории. Я создал Красную Армию, я выиграл Гражданскую Войну, но Гуталин меня переиграл. Сначала аппаратно, а потом и политически. Идеологически я всегда был сильнее его, но что толку от идеологии, если между ней и массами стоит стальная стена. А грамотная и неправедная пропаганда иной раз сильнее любой правильной идеологии. Один финт Кобы с поговоркой "Врешь, как Троцкий", многого стоит. Гораздо больше шутливого Ленинского Иудушки. И с деньгами, что на черный для Революции день я пристроил в банке у своего дядюшки Абрама Животовского, он четко все сделал, а ведь почти миллиард долларов был, но пришлось отдать, иначе бы из страны не выпустили. А ведь деньги были не на роскошную жизнь, а на Революцию.
ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЯМ III
1919 год. Гатчина. 7-я Красная армия
Меня зовут Иван Михайлов, я комбат 18-й дивизии Иеронима Уборевич, и сейчас я путем различных пертурбаций, переведен в штаб 7-й красной армии, чтобы выполнить свою главную задачу, убить кровавого демона революции Лейбу Троцкого, Монстра, без которого большевики падут. И на самом деле, я лейб-гвардии Кавалергардского Ея Величества Государыни Императрицы Марии Феодоровны полка, ротмистр, князь Оболенский и я не боялся принести себя в жертву спасению России. Сегодня в Гатчине, должен был состоятся митинг, и я как порученец, должен был с автомобилем находится у бронепоезда Председателя Реввоенсовета, который и был главной этуалью, этого совдеповского шабаша. И тут я пущу в дело трофейный Люгер, и на край, такой же браунинг, с выстрела которого началась Мировая война. Я был в новой штабной форме РВС из красной кожи, и был практически невидимкой. Взгляды патрулей и часовых с меня попросту соскальзывали.
И вот начался митинг. До этого я общался с Троцким всего три раза, получая пакеты для срочной передачи в дивизии, тогда стрелять не представлялось возможным, слишком много народу было в вагон. И его выступление на митинге я слушал первый раз...
В какой-то момент, я понял, что уже не сжимаю рукоятку револьвера, а жадно слушаю околдовавший всех вокруг голос Председателя РВС. Первую часть речи он посвятил, так называемой танкобоязни. Он в таких живых выражениях объяснил, что танки у генерала Юденича сделаны из деревяшек, которые можно легко прострелить из трехлинейки и напугать этим белые экипажи, до медвежьей болезни, что хохочущие красноармейцы, готовы были хоть сейчас пойти в атаку на танки Северо-Западной армии. А потом он заговорил о других фронтах и рассказал о том, что все белые армии держаться только на штыках интервентов, а вот когда скажем, немцы ушли с Украины, их холуй Скоропадский, сразу сбежал из Киева, не имея дать отпор не только Красной армии, но и даже Петлюровцам. А ведь Скоропадский был моим командиров во время Мировой войны. После митинга. Я явился к нему в штаб и рассказал всю правду о себе. Он целую вечность смотрел мне в глаза, магнетически поблескивая своими пенсне, а потом сказал: 'Продолжайте служить товарищ Михайлов'.
Через месяц, я узнал, что моя настоящая семья отправлена на принудительные работы, до конца гражданской войны, это была обычная практика Троцкого, по отношению к семьям бывших офицеров царской армии, хотя при голоде, который был в тылу, это была возможность выжить.
Меня расстреляли в 1930 году, во время первой стадии операции «Весна».
1928 год. Алма-Ата
18 января 1928 года я был силой доставлен на Ярославский вокзал и отправлен в Алма-Ату. Все мои оставшиеся сторонники были тоже сосланы в различные отдалённые районы СССР. Я пытался вести с ними переписку, но 18 января 1929 года Особое совещание при коллегии ОГПУ постановляет выслать меня за пределы СССР. Это был финал борьбы с триумвиратом - Зиновьев-Каменев-Сталин, который я проиграл, и сейчас Коба уничтожал своих бывших товарищей, хотя они пока этого не чувствовали. Но Бонапарт, всегда сильнее Жиронды. Свинцовый зад бюрократии перевесил голову революции, причем при помощи мелкой буржуазии, бюрократии удалось связать по рукам и по ногам пролетарский авангард и раздавить большевистскую оппозицию. Были уничтожены героические попытки Революции разрушить такое архаическое, затхлое и косное учреждение, как так называемый 'семейный очаг'. Вместо Революционной системы общественного ухода и обслуживания, Россия вернулась к буржуазному институту Семьи.