Страница 7 из 24
Наконец, где бы это дно ни находилось, они туда прилетели. С кряхтением поднимались гномы, тонкими голосами вскрикивали гоблины, чтобы тут же получить от суровых воителей чем-нибудь тяжелым. Немного в стороне лежали только хоббит и панночка, которые тоже порывались шевелиться.
Вдруг среди стонов и охов раздался придушенный незнакомый голос:
- Прелес-с-с-сть!!.. Они раз-с-сдавили нас-с-с-с, моя Прелес-с-с-сть!.. - реплика прозвучала откуда-то из-под спины Ганны.
Девушка привстала, охнула и ухватила за шиворот какое-то небольшое бледное создание, костлявое, поменьше хоббита, злобно щерившееся и лупающее на них огромными глазами:
- Прелес-с-с-сть! Они поймали нас-с-с!
Ганна встряхнула существо, широко улыбнулась и уточнила:
- Ты это меня, рыбёшка, прелестью что ль кличешь?
- Нет-с-с!.. - существо разъярилось ещё больше. - Огромная с-с-страш-ш-ная, неуклюж-ш-шая ш-швабра!
Зря оно это сказало. Торин понял сразу, да и остальные гномы, расправившиеся с гоблинами, тут же подобрались, чтобы вступиться за честь их дамы. Впрочем, дама сама не планировала давать себя в обиду:
- Ух ты и грубиян, рыбёшка! - панночка нахмурилась. - А чтобы не ругался, так средство специальное есть! - гномы заинтересованно переглянулись. - Вымыть рот с мылом! Тут и озеро, я смотрю, близко!
Пока панночка отошла осуществлять свое воспитательное намерение, гномы и наконец присоединившийся к ним хоббит, стали осматриваться и строить планы, как отсюда выбраться. По всем прикидкам выходило, что они оказались у самых корней гор, плутать тут можно было до бесконечности и неизвестно ещё, есть ли отсюда вообще выход на поверхность. Хорошую идею подал Ори:
- То существо выглядит жителем подземелья, - со стороны озера донеслось особенно громкое бульканье и надрывное “Прелес-с-сть, с-с-спас-с-си меня, Прелес-с-с-сть!”, а также суровое Ганнино “А ну гэть!” - Мы можем уточнить дорогу у него!
- Молодец, Ори, - Торин вздохнул и зажмурился от очередной душераздирающей “Прелести”, похоже, существо наговорило себе на очень серьёзную помывку. - Вот только согласится ли оно нам помогать?..
***
После воспитательной помывки гораздо более вежливое (и чистое) существо представилось Голлумом, и - Торин готов был поклясться, что видел именно это своими глазами - попыталось шаркнуть ножкой. Просьбу гномов проводить их до выхода Голлум попытался было проигнорировать и рвануть в сторону озера, но осуществить сей манёвр ему помешала стоящая позади Ганна, вновь перехватившая подземного жителя за шкварник и весьма сурово на него взглянувшая. Любые возражения и ругательные выражения сразу пропали.
Так и получилось, что Компания двинулась к выходу в сопровождении любопытного Голлума, всё твердившего о своей непонятной Прелести. Торина тревожили злобные интонации и коварные взгляды, которые подземный житель бросал на гномов, но чаще всего достающиеся почему-то хоббиту. Пару раз, когда существо пыталось отправить их в очередной, ничем не примечательный поворот на пути, панночка внезапно вмешивалась и советовала “рыбёшке” хорошо подумать, тогда Голлум извинялся, покаянно вздыхал и менял направление. Торин, ни на секунду не выпускающий подозрительного типа из виду, не мог уловить перемены, которая свидетельствовала бы об обмане, но девушка смогла. Это заставило Подгорного короля пристальнее всмотреться в неё саму - и точно, вторая нитка бус, малахитовая, уже смутившая как-то раз сына Трайна своей инородностью в костюме панночки, слабо и мягко светилась зелёным. Ореол не бросался в глаза, потому что сияние совпадало по цвету с камнем, но если приглядеться, то можно было уловить небольшую пульсацию.
Уже когда в другом конце очередного туннеля забелел дневной свет, а Голлум, шипя и плюясь, бросил им пару неласковых слов в спину напоследок, был показательно отловлен, отшлепан на весу и отпущен, наконец, с миром, Торин ещё раз взглянул на Ганну, довольно отряхивавшую руки и поправлявшую на плече коромысло, и подумал, что панночка гораздо более непроста, чем кажется на первый взгляд.
========== У черта на куличках ==========
Компания вышла из пещер и зажмурилась - солнце по эту сторону горного кряжа светило во всю, вечерело, но до заката было ещё далеко. Торин пригляделся к загадочным малахитовым бусам, однако они снова стали совершенно обычными - ничего не пульсировало и не светилось, камни как камни, пусть и красивые. Гномы оглядывались, проходили по склону дальше, похоже, они изрядно сократили себе дорогу, единственное, что не давало Торину покоя - как их теперь найдет волшебник?
Остальных, это, по всей видимости, не волновало: Бофур уже начал приглядывать место для лагеря, хоббит с крайне сосредоточенным и озадаченным видом ощупывал что-то в кармане, Ганна затянула песню, отчетливо наслаждаясь видом, открывавшимся отсюда. Так или иначе, а передохнуть им и впрямь следовало, решил Торин, поправил золотистую косу, тяжко вздохнул - ну, за гоблинами и подгорными тропами хоть этот повод для пересудов позабылся - и пошел организовывать стоянку.
***
Волшебник нашел их у костра ближе к вечеру, громогласно поприветствовал, поздравил с преодолением Мглистых гор так скоро, пообещал, что со стороны эльфов преследования не будет, и осекся на полуслове, стоило ему разглядеть Торина целиком: всё же слишком радикально поменялся облик сурового короля, чтобы даже не очень-то обращающий внимание на внешность маг не воспринял это близко к сердцу. Но того, что выскажет первым предположением почтенный старец, сын Трайна не ожидал.
- Отчего ты поседел, Торин Дубощит?..
***
Когда выяснилось, что Торин не поседел, гоблинов они всё же повстречали, но по счастливому стечению обстоятельств обошли (вернее, облетели) перспективу более тесного с ними общения, а на поверхность их вывел некто Голлум, Гэндальф наконец перестал задавать вопросы. Теперь он задумчиво обозревал окрестности, и по всему видно было, что шарахаться по скалам магу не хочется - он и так только что прошел Мглистые горы насквозь, а впереди был трудоемкий спуск… Впрочем, вскоре маг повеселел, Торин решил, что какой-то выход Таркун углядел, и спокойно устроился на ночлег.
Ганна отошла от костра, двинулась к обрыву, привалилась к могучей сосне, залюбовалась ночным небом и тихонько замурлыкала очередную песню:
- Он живё-от не зна-ает, ничего-о о то-ом, что-о одна-а дивчи-ина ду-умает о-о нё-ом… - голос негромко и легко выводил мелодию.
Балин, вызвавшийся нести дозор, решил присоединиться к панночке, но по дороге замер и заслушался - песня будила в душе что-то на диво радостное, светлое. Закончив куплет, девушка примолкла, потом произнесла не оглядываясь:
- Что, по нраву песня пришлась, чертеняка?
- Очень хорошо поёшь, Ганна, всякий раз заслушиваюсь! - Балин подошел ближе и подумал, что панночка сама похожа на ту сосну, к которой привалилась: высокая, прямая, гибкая и упругая - гнётся, да не ломается. - И песни такие необычные, ни на наши, ни на человеческие не похожи!
Ганна весело рассмеялась:
- Ну, ты загнул, чертеняка Балин! А что ж я за песни по-твоему пою, коли не человечьи? - фыркнула ещё раз, подхватила гнома на руки и заявила: - Ну, чертеняка, отдувайся теперь! Про звёзды мне расскажи, я слыхала, что ты про них много знаешь!
Следующий час прошел в беседах и обсуждениях, впрочем, Балин не забывал и о роли дозорного - он просил панночку опустить его, чтобы он мог обойти лагерь, но вместо этого девушка обошла лагерь с сыном Фундина на руках. Балин блаженствовал.
За разговорами прошёл почти весь его дозор, но перед сменой, когда Балин всё-таки обрел почву под ногами, панночка вдруг нахмурилась и спросила:
- Чертеняка, ты же его величество чертеняку сызмальства знаешь, ящера этого огнедышащего тоже, поди, своими глазьми видел? - когда Балин осторожно это подтвердил, Ганна понизила голос ещё на полтона и уточнила: - А какого тот ящер цвета? До зарезу знать нужно, чертеняка!
- Смауг, называемый также Великим и Ужасным, а кое-где - Золотым, на самом деле такого цвета, какого и положено быть драконам: цвет пламени и смерти, багрово-красный.