Страница 92 из 94
- Гимли дочь Глоина, - гномка, в отличие от самого Леголаса, рассматривала его, совершенно не стесняясь.
- Очень рад познакомиться, - продолжил беседу Леголас.
- Угу, - небрежно кивнула в ответ Гимли. - А что, все эльфы такие страшные? - вдруг спросила она.
- …страшные? - несколько опешил Леголас.
- Ну да, - вновь беспечно пожала плечами Гимли и сунула руки в карманы бархатного сюртука. - Длинные, как жердь, такие тощие, что без слез не взглянешь, да и патлы эти ваши белобрысые, - не моргнув глазом пояснила Гимли.
Леголас удивленно оглядел кончики своих светлых волос и впервые задумался, что свободно летящие пряди могли тоже вызывать в гномах неприятие: каждый гном щеголял какой-нибудь изысканной прической или хоть парой-тройкой косичек! Не говоря уж о том, что существовала традиция богатого украшения и причесок, и бороды-усов!
Странная гномка воспользовалась паузой по-своему - тряханула гривой огненных волос, тоже, кстати, непереплетенных, только накрытых сеткой, зыркнула строго, отчего сердце принца сделало кульбит, глаза у нее оказались дивно красивы. Гимли решительно выговорила “до скорого, жердь!” - и сделала ручкой. Ручка у гномки тоже была ого-го какая, но удивительно очаровательная: с короткими крепкими пальцами, ухоженными длинными ногтями и при звенящих браслетах.
Куда именно скрылась изумительная гномка, Леголас заметить не успел, слишком уж билось сердце, да и перевести дыхание было сложно. Надежду внушало только то, что Гимли назвалась дочерью Глоина, а это обещало ещё немало новых встреч. При желании, конечно. Леголас вернулся взглядом к тому месту, где только что стояла девушка, и поправился: при обоюдном желании, конечно.
Через неделю, во время которой Леголас обдумывал вопрос, отчего перед его внутренним взором рисуется огненно-рыжая грива волос, принадлежащая вовсе не Тауриэль, ему посчастливилось наткнуться на свою новую знакомую опять. Ну, как наткнуться. Эльфийский слух уловил мощное эхо, разошедшееся от одной из южных галерей, и любопытный обладатель этого слуха отправился выяснять, что случилось.
Череда коридоров привела его к пересечению жилых галерей и широких “улиц”, там, на оживленном пятачке, выясняли отношения отец и дочь:
- Да сколько можно, Гимли! Уйми свою гордость и хотя бы ногти на руках подстриги! - Глоин тряс бородой и хмурил такие же рыжие, как у дочери, брови. - Позволяешь себе невесть что! Скоро скрести ими по вышивке будешь! Вся позолота облетит!
- Но батя! - прекрасная рыжая дева трясла бородой не хуже родителя, пусть борода была и не такой впечатляющей. - Мне так удобнее! И не смей говорить мне о бороде, женщинам пора избавляться от ежедневного ига!
- Гимли, ты подрываешь все традиции и устои! - эхо опять пошло гулять по коридорам.
- Батя, это ты загнул! - звук дробился, наверное, до самого широкого перекрестка.
- Гимли! - Глоин оскорбленно вскинул голову, раздувая ноздри и мечтая воспитать, наконец, свою дочь.
- Батя! - вторая рыжая борода вскинулась к потолку, гномка не желала отступать.
- Гимли-и-и!..
- Батя-а!..
- Леголас! - окликнул кто-то из толпы выделяющегося эльфа, и все взоры оборотились на него.
Леголас улыбнулся и помахал рукой.
Яростные глаза гномки смотрели, кажется, в саму душу, она его узнала, прищурилась, бросила “наше вам с кисточкой!”, развернулась и ушла. Что именно с кисточкой, от кого и кому, Леголас не понял, но понял очень отчетливо другое - любовь зла.
Не зря, ой не зря ему виделась совершенно другая огненная грива.
Принц Лихолесья успел за всего-то один день передумать многие думы, воспарить, отчаяться, решить, что все кончено, задолго до какого бы то ни было начала, твердо запланировать на грядущее утро отъезд из Эребора в направлении “куда глаза глядят” и уснуть только перед восходом. А проснуться оттого, что кто-то немилосердно колотил кулаком (а может, и сапогом) в дверь. Помятый и сонный Леголас, задремавший накануне прямо за столом, поковылял открывать утреннему визитеру и узрел на пороге яростную, как рассвет, и энергичную, как Тауриэль в патруле, Гимли.
- Вот это другое дело, Жердь, вот это хоть куда-то годится, - взгляд гномки прошелся по вставшим дыбом волосам, видимо, похожим на прическу. На ее вкус, похожим. - Шевели копытами! Нам надо успеть!
- К-куда? - вчерашние думы были напрочь забыты, Гимли умела озадачивать.
- Туда! - короткий палец с длинным ногтем (“так и не обрезала!” - мельком восхитился Леголас) указал вниз. - В кузни! А то ты тут без дела шатаешься! Надо хоть кольчужку справить! Заодно мне поможешь, а то батя прав, с когтями не все удобно!
Вот так и вышло, что все свободное время Леголаса отныне обещало проходить в кузнях - бок о бок с прекрасной и яростной гномкой. Отвязаться от Гимли было невозможно, а главное - не хотелось, тем более что она после рабочей смены отвела и показала, где находятся купальни и горячие источники, куда ходили все, работавшие в кузне. Поначалу Леголас не желал приобщаться к этому в культуре гномов, и дело было не в культуре, а в гномах, которые тоже эти купальни посещали, однако стоило Гимли пригрозить запихнуть его в женские купальни, аргументы против мужских очень быстро испарились. Гномка напутствовала его бодрящим: “Я-то уж испугаться успела, что ты девка”.
И против всех разумных доводов, вопреки манере общения и изложения мыслей, Леголас испытал ощущение полета: она успела испугаться! Испугаться! Значит, он нравится ей!
В купальнях оказалось вовсе не так страшно, как успел напридумывать принц, а когда ему становилось особенно неловко - можно было нырнуть надолго, благо, дыхание он задерживать умел очень хорошо! Вдобавок, как и всякая постройка гномов, купальня предусматривала и посещение народами более высокими, так что особенных неудобств Леголас не испытывал. Зато промыл волосы во всю длину, согрелся от макушки до пяток, а на выходе, наткнувшись на задремавшую в ожидании его Гимли, отчетливо осознал, что уже эту гномку любит. Яростная и искренняя девушка, не желавшая считаться с какими-либо условностями и ограничениями, ковала себе топор (с которым явно уже умела обращаться), кольчугу и шлем. Но чтобы сделать это в тайне от сурового и крутого нравом родителя, ей нужен был надежный напарник, которым рад был оказаться Леголас.
Эльфийский принц тихо-тихо приблизился к девушке своей мечты, переставил корзинку, стоящую возле, и сел туда сам, боясь побеспокоить, аккуратно поправил распушившиеся и выбившиеся из-под сетки локоны, ненароком погладив по щеке. Бородка у Гимли оказалась мягкой и приятной на ощупь, правда, сама Гимли от этого проснулась, зевнула широко, покосилась недовольно и подняла корзинку на колени. А потом из корзинки показались ароматные пирожки, хотя и оказавшиеся с мясом, а не щавелем, как Леголас больше всего любил, но тоже очень вкусные. После первого пирожка вежливости и приятного удивления, написанного у него на лице огромными буквами, Гимли впервые улыбнулась и подвинула корзинку ближе:
- Да не стесняйся, налетай, дурила, а то худющий, тяжелее киянки тебе молот и не выдашь! - вопреки сердитым словам, смотрела гномка на него очень по-доброму. - И лохмы твои как-то заплести надо, а то ходишь, как неродной! - глаза девушки блеснули озарением. - Лохмы! Хотя это не к спеху, успеем еще разобраться, пока - кольчуга!
Так и повелось, что Леголас теперь сопровождал Гимли с самого утра: сначала в кузни, потом на обед, потом опять в кузни, потом на ужин, потом снова в кузни, а дальше они медленно гуляли до купален и регулярно получавший нагоняй за то, что заставляет себя ждать “будто все же девка!”, Леголас, провожал Гимли домой. Они очень живо обсуждали технику ковки, Гимли делилась планами: боевая гномка собиралась выковать себе доспех и подписаться на какую-нибудь авантюру, а может, пойти в стражники, ей претило заниматься только домоводством и вышиванием. Особенно вышиванием.
- И даже на свадьбу я хочу без портретов! - выкрикивала в запале пока еще даже не невеста. - А чтобы совсем быстро! И никаких балроговых иголок! И булавок под платьем, колющих прям в!..