Страница 93 из 94
Где именно её тревожили возможные булавки, Леголас не разобрал, а когда переспросил, Гимли впервые зарумянилась и заявила, очевидно, привирая, что это совершенно непереводимая игра слов.
Так и шло время, дни складывались в недели, Рубин подрастал, теперь он мог унести на своей спине не трех балиновых внучек, а четырех, к вящему ужасу Двалина. Фили щеголял ухаживательной косичкой и по вечерам прогуливался по коридорам под ручку с Тианой. Бильбо и Торин правили, периодически, однако, запираясь во всяких недоступных местах, вроде королевского кабинета, а иногда исчезая прямо на глазах. К Оину выстраивалась очередь на проверку зрения после каждого такого исчезновения. Кили и Тауриэль уже очевидно ждали ребенка, посему младший принц ласково называл округлившуюся фигурку жены кровавой луной, на что сама Тауриэль смеялась всякий раз до упаду и манила мужа аппетитным боком обследовать очередную кладовку, заявляя, что она опять хочет его запереть и обыскать. Леголас, к большому собственному удивлению, смеялся и умилялся наравне со всеми, кто был в курсе начала их отношений, абсолютно не ревнуя эти рыжие локоны и с упоением представляя, как будет выглядеть замужняя и счастливая Гимли.
Недели через три, когда готовы были только две половины кольчуги - его и её, Гимли изъявила желание позаботиться, наконец, о прическе Леголаса. Плетение чистых после купален волос руками Гимли проходило быстро, Леголас наслаждался ощущением нужности и сопричастности, а сама Гимли взволнованно сопела и периодически ругалась на него то жердью, то дурилой, что было истинной музыкой для чуткого эльфийского слуха - когда Гимли сердилась, она называла его как-то более вежливо. Правда, после плетения косы ему, Гимли потребовала заплести косичку себе, и тут уже ласково журил её Леголас: неукротимая и безголовая, шебутная и непочтительная, возмутительница и бунтарка - все эпитеты, которые изобретало его сознание, шли в дело. Гимли сопела все равно взволнованно, огрызаясь довольно вяло и больше для проформы. Стоило, однако, Леголасу доплести косичку, смутно о чем-то напомнившую, к Гимли опять вернулась привычная бодрость духа. А принц вздохнул с облегчением.
Странности начались, когда он препоручал Гимли заботам отца на пороге их дома, Глоин уважительно крякнул, хлопнул Леголаса куда-то в район поясницы со всей силы, назвал “сынок” и посетовал, что принц худоват. Гимли зарделась и пообещала его, Леголаса, кормить лучше. Как и почему его питание зависело от Гимли, уставший эльф понимать отказывался, но очень обрадовался самому факту. На ночь он расплетать ничего не стал, и потому, наверное, утром ловил на себе восхищенные, недоуменные и любопытные взгляды, особенно после того, как встретился с Гимли. Его косичка ужасно напоминала её косичку… Но мысль успешно ускользала второй день подряд, и Леголас решил, что раз так, значит, мысль неважная. Гораздо важнее было то, что Гимли теперь улыбалась ему гораздо чаще: раз в день-то точно!
Еще через пару дней их стал приветствовать с многозначительной ухмылкой каждый встречный, друзья Глоина поздравляли счастливого отца, Торин залихватски подмигивал, а Кили отводил Гимли на разговоры, однажды прислушавшись к которым, Леголас уловил “ну до чего же эти эльфы, а?”
Что именно “до чего же” сам эльф не уловил, спрашивать у Тауриэль было как-то неловко, но бывший капитан стражи Лихолесья и будущая мама, подошла к нему сама, тоже с разговором, сводившимся, как ни странно, к восхищению гномами. И Кили с Гимли в частности. Тауриэль рассказывала про мужа, расспрашивала про Гимли, отчего-то радовалась за Леголаса бурно и даже хлопала в ладоши.
Леголаса преследовало чувство, что он не понимает какой-то основополагающей вещи.
В Эреборе опять царило радостное оживление, в обеденный зал вернулось торжественное убранство, Гимли уговорила Леголаса под это дело - в рамках подготовки к празднику - пошить новый костюм, выполненный на гномский манер, пока сам Леголас не знал, как намекнуть, что он тоже хочет свадьбу и невесту, более того, чтобы этой невестой была сама Гимли! Но эльф молчал: раз Глоина поздравляли в качестве отца будущей невесты, значит, все было уже решено. История повторялась, теперь ему оставалось, как и чуть раньше, с Тауриэль, наблюдать за полным счастьем любимой без него… Леголас даже думал сочинить письмо папе, пожаловаться, что быть влюбчивым эльфом - ужасная судьба, а возможно, сочинить на эту тему балладу, он даже имена героям придумывать начал, однако, дни в кузне пролетали незаметно, он не только спаивал кольца, но и сам как будто спаивался с Гимли и впаивался в раскаленную атмосферу кузни. Баллада все откладывалась, день торжества все приближался…
Грустный с утра Леголас, запиханный в купальни своей трудолюбивой и активной подругой, радеющей за праздник, как за свой собственный (впрочем, он таким и являлся), вздыхал, умывался, уныло слушал причитания Гимли, что если бы она не затолкала его купаться на рассвете, ко времени церемонии он, копуша, так бы и не управился, хотя что там намывать - решительно непонятно! Гимли зарделась на этой фразе, отвернулась и плечи её дрогнули. Эльфу показалось, что любимая плачет, однако стоило положить ладонь ей на плечо, казаться перестало: Гимли смущенно хмыкнула и перестала хихикать. В новый костюм, пошитый специально для этого случая, Гимли, правда, кроме самого Леголаса, упаковала ещё плотную подушку так, чтобы создать видимость у эльфа объемного брюшка. На все недоуменные вопросы, вроде “зачем это?”, “кому это надо?” и “что ты делаешь, женщина?” - Гимли ответила в присущем себе стиле, что надо и все, а кто задает лишние вопросы невесте, тот дурак.
Вдобавок дураком Леголасу быть не хотелось, поэтому он стерпел и этот выверт женской логики, а потом отправился за сегодняшней невестой в пиршественно убранную обеденную залу. Однако их путь, похоже, обязательно должен был проходить и через тронный зал - Гимли упорно тащила Леголаса именно туда. Встретившийся у ворот запыхавшийся и запыленный Митрандир окинул их орлиным взором, проворчал “фух, успел!” и припустил почти сразу за ними, на ближайшем повороте лихо их обогнав.
По пути Леголас имел возможность разглядеть платье самой гномки, очень подчеркивающее все прелести фигурки, и хотя пошитое из тяжелых тканей, из бархата и атласа, но явно удобное: ни на какие булавки она не жаловалась, иголки тоже недобрым словом не поминала. И вообще была как-то молчалива. Глаза прятала. Уголки губ опустила. Перед створчатыми дверями в тронную залу остановилась, вгляделась в его глаза с каким-то вопросом, посветлела лицом и упорхнула под руку с Глоином на церемонию. Леголас уже подумывал покинуть праздник и уйти романтично грустить на дозорную площадку, когда его перехватил за руку Фили - и тоже повел в залу!
Эльф вышагивал, стараясь сохранить лицо, не показать, насколько ему мучительно быть на свадьбе Гимли… Кстати, а с кем? Впервые озадачившийся этим вопросом Леголас задумался глубоко и очнулся только тогда, когда его спросили, когда его спросили… Что?!
Вся картина внезапно нарисовалась перед глазами в полноте и целостности: тронная зала, множество лиц, улыбающиеся Торин и Бильбо, держащие венчальные амулеты, Митрандир, улыбающийся из-за трона, подмигивающий Фили, радостная Тауриэль с мужем; стоящая чуть выше по лестнице, явно волнующаяся Гимли в платье невесты и он сам! В костюме жениха!
Посему на повторный вопрос, желает ли он взять Гимли, дочь Глоина в законные жены и произнести по этому поводу речь, Леголас ответил бурным и неистовым согласием, презрев, как и его невеста, всяческие уклады и традиции, и попросту расцеловав любимую девушку на глазах у всего королевства!
Королевство шумело почти на грани слуха, гудели праздничные трубы, улыбались и кричали от радости окружающие, а Леголас все целовал свою законную жену - и не мог остановиться. Гимли отвечала ему жарко и бурно, успевала набирать воздуха и обзываться, что звучало совершенной музыкой для тонкого эльфийского слуха.
С новой ясностью Леголас осознал, что Трандуила поджидает-таки сюрприз.