Страница 59 из 94
Однако упасть он не успел: две пары сильных рук подхватили его и потащили куда-то вперед. Торин смутно, как будто сквозь туман различал знакомую пшеничную шевелюру старшего племянника и черные татуировки на блестящей от пота лысине — Двалин. Балин шел впереди, расчищая дорогу — сильными, меткими ударами расшвыривая в стороны визжащих и орущих гоблинов, рычащих и мечтающих поквитаться за убийство Азога орков. Завершала процессию Бильбо. Серый туман, плывущий перед глазами Торина, мешал четко видеть. Но ему почему-то казалось, что Бильбо бледная, как полотно. Торин чувствовал, как от страха сжимается сердце — неужели ранена? Насколько серьезна рана? Он постарался приподняться, игнорируя боль и слабость, но Фили и Двалин не пустили его. Единственное, что заметил Торин, что Бильбо по-прежнему двигалась очень быстро и четко — ни одного лишнего движения, но при этом Торину казалось, будто вместо былой легкости и игривости, в каждом ее взмахе мечом — холодная, обжигающая ярость. Торин еще успел подумать, что, судя по тому как сражается его прекрасная Взломщица, она, слава Махалу, не ранена, а потом он просто с головой провалился в ставший уже совсем густым и вязким серый туман.
Бильбо шла за процессией, несущей раненого короля к палаткам, и искренне надеялась, что Гэндальф сможет помочь, не допустит, чтобы Торин превратился в призрака, подвластного воле Саурона.
Когда Торин вновь открыл глаза, то увидел прямо над собой обеспокоенное и будто разом постаревшее лицо Гэндальфа. Рядом стояла Бильбо — бледная, на щеке были брызги черной орочьей крови, а обычно полные, нежно-розовые губы так плотно сомкнулись, что тоже побелели. Нога ужасно болела, что было странно, потому что обломок стрелы явно вынули, а рану обработали и перетянули. Торин поднял вопросительный взгляд на Гэндальфа и скорее прочел по губам, чем услышал — слишком уж громко бухала в ушах кровь — «моргульская стрела».
Торин перевел недоуменный взгляд на Бильбо, которая нахмурилась и едва заметно кивнула. Неужели правда? Оружие Назгулов из старинных легенд здесь, у порога Эребора? Но ведь его ранил орк… При воспоминании об орке, выпустившем злополучную стрелу, Торин едва не вскочил со своей лежанки — даже силы откуда-то разом взялись: Кили.
Торин помнил, как его младший племянник в одиночку кинулся на огромного орка, не позволив тому закончить начатое — выстрелить в раненого Торина и убить его. Страх за Кили сковал сердце ледяными тисками, даже боль вдруг отступила. Он хотел бежать назад, на поле боя, убедиться, что с Кили все в порядке, но едва схватился за меч и вырвался из рук пытающихся удержать его Балина и Двалина, как услышал испуганный вскрик Фили:
— Кили!
Торин обернулся в ту сторону, куда бросился его старший племянник, и почувствовал, как ледяные тиски на сердце сжимаются еще сильнее. Тауриэль держала Кили на руках, а на землю капала кровь. Не черная. Красная. Голова Кили безжизненно свесилась набок, а глаза были закрыты. Чумазое лицо Тауриэль расчертили дорожки слез. За ее плечом стоял такой же чумазый и потрепанный Леголас с двумя длинными кинжалами в руках — не оставалось сомнений в том, кто расчищал дорогу сквозь поле боя для идущей с Кили на руках Тауриэль.
Фили подбежал к эльфийке и замер. Сердце Торина замерло вместе с ним. А потом Кили открыл глаза, улыбнулся разбитыми губами и просипел:
— Я убил Больга. Ты бы видел! Разделал его под орех!
И сердце Торина снова забилось. Он тяжело оперся о руку Двалина и уселся на свою лежанку, чувствуя, как опять ломит от боли раненую ногу, а в голове вновь появляется серый туман.
— Кто такой Больг? — имя казалось Торину знакомым, но он никак не мог вспомнить, где слышал его раньше.
— Отродье Азога, — неожиданно ответил голос Леголаса.
Торин распахнул глаза, удивляясь, когда успел их закрыть. Они с эльфом встретились взглядами, и Торин кивнул, выражая сыну Трандуила свою бесконечную благодарность за все. Леголас серьезно кивнул в ответ, а затем чуть улыбнулся краешком губ — похоже, не только Торин испытывал дружескую симпатию. Потом Леголас бросил быстрый взгляд на Тауриэль и, скользнув мимо Оина, несущего большую лекарскую сумку, ушел, исчезнув в ночном сумраке, возвращаясь на поле боя.
— Тебе нужно лечь, — раздался над самым ухом голос Гэндальфа, но Торин не спешил последовать его совету.
— Не упрямься, — поддержал мага Балин, но Торин так и продолжал сидеть.
— Ну же, Торин, пожалуйста? — обеспокоенно обратилась к нему Бильбо, и Торин позволил недовольно ворчащему Двалину уложить себя на лежанку.
Пока Балин напряженно переговаривался с Гэндальфом, Торин смотрел на Кили и помогающего ему снять военную амуницию бледного, сосредоточенного Фили. Вопреки улыбкам и отчаянным попыткам Кили храбриться, Торин видел, что его рана явно была очень серьезной. Король с тревогой наблюдал, как сочится алая кровь между пальцев Тауриэль, которая, по указке Оина, старательно зажимала располосованный, несмотря на кольчугу, бок Кили.
В голове Торина снова плавал серый туман. Голоса Бильбо, Двалина и Гэндальфа, переговаривающихся у его лежанки, доносились будто бы издалека. А голоса Балина и Оина, стоящих чуть в стороне, у лежанки Кили, так же, как и голос Тауриэль, взволнованно спрашивающей лекаря о чем-то, и вовсе были похожи на бессмысленный и очень далекий гул. Торин устало размышлял о том, что очень гордится своими племянниками, о том, что Кили сейчас в надежных руках, Оин обязательно позаботится о нем.
А еще Торин вяло думал о том, что, наверняка, многие воины видели, как эльфийка несла Кили на руках. Конечно, у Кили достойное оправдание — он был ранен и без сознания, но все же. Торин вздохнул. А хотя, чего он вообще переживает за это? Серьезно: после того поцелуя, свидетелями которого стали едва ли не все участники битвы, когда Тауриэль подняла Кили и поцеловала взасос прямо посреди сражения? О, Махал, какой позор для любого гнома — быть оторванным от земли, поднятым в воздух так, чтобы ноги совсем не касались твердой поверхности! Ну, не жениться же им теперь, чтобы смыть позор! Хотя, если учесть, что Кили против того поцелуя не только не возражал, а даже наоборот… Конечно, брак гнома с эльфийкой — это нонсенс, да и косички друг другу они не плели…
И тут Торин почувствовал, как Бильбо взяла его за руку — он лежал с закрытыми глазами и не видел, но сразу узнал, понял, что это она. Совсем как тогда в Лихолесье. Торину не обязательно было видеть, чтобы знать. «А и пускай женятся, — решил он. — Подумаешь, эльфийка. Подумаешь, косички не плели. Благословляю.»
========== Глава тридцать третья, или Маленькое большое подкрепление ==========
Леголас покинул палатку временного госпиталя со смешанным чувством: с одной стороны, он был очень рад, что сумел сопроводить Тауриэль до входа так, что ни один рыжий волосок не упал с её очаровательной головы. И ни один тёмно-русый волос не упал (кроме тех, что упали до этого) с головы её возлюбленного, которого Тауриэль донесла до лекарей на руках. С другой стороны, эльфийского принца беспокоило и расстраивало, что два смертных гнома находятся на пороге этой самой смерти. В Лихолесье не было принято особенно расстраиваться о гибели короткоживущих народов, тем более – только возможной пока гибели, однако сейчас Леголас испытывал острое чувство противоречия: и Торина, и Кили, как бы странно это ни звучало даже в форме мысли, было очень жаль.
Принц отряхнул короткие клинки от орочьей крови, спрятал их в ножны, достал лук, огляделся, определяя, куда бы ему отправиться с подмогой, увидел заметного на своем любимом ездовом животном отца и легко побежал в ту сторону, поначалу выбивая орков стрелами, а потом прореживая их массу опять с помощью клинков. Однако мысли сына Трандуила пока не поспели за его легкими ногами и оставались там, на закрытой площадке за отрогом, где были спешно поставлены палатки временного госпиталя. И оставались они там, потому что Леголасу очень хотелось разобраться в причинах происходящего.