Страница 3 из 9
Я не знала, что ей ответить. Мне это было нужно. И я была готова час шарашить по лесу ради любимого хорошего кофе.
А недавно я поняла важное… В тот день я утром вышла из дома, где пила кофе. Вкусный, хороший, из кофемашины. Потом выбежала в морозное утро, прыгнула в машину, поехала на встречу и на заправке снова купила кофе. Я не уверена, что хотела его, я и сделала только пару глотков, но стаканчик в руке меня успокаивает. «Все хорошо, Оль», – как бы говорит он мне на языке кофе.
Потом я добралась до центра, мой кофе остыл, и мне нужны были две руки, чтобы подписать договор, в общем, я выкинула тот недопитый кофе. А после подписания выбежала на Садовое кольцо и увидела любимую кофейню. Они делают нежный кофе навынос. И я, не задумываясь, купила себе очередной стаканчик кофе.
И вот я бегу по тротуару со стаканчиком кофе, делаю пару глотков, и он стремительно остывает – на улице мороз. И вдруг меня осеняет.
Мне важно не покупать именно кофе, а просто что-то покупать. Потому что я могу купить!
Все мое детство я не могла купить то, что хочу. В психологии это называется фрустрацией, когда желаемое недоступно. А теперь я получаю то, что хочу. Когда хочу. Хочу «Баунти» – получаю «Баунти». Ну, вместо супа.
И сейчас я, уже взрослая, покупаю каждый стакан кофе со встроенной опцией контроля над ситуацией. Все хорошо, Оля, ты можешь себе позволить.
Этот кофе – собирательный образ. Это мои «Сникерсы», не съеденные в детстве, мои не сжеванные «Love is». Через этот кофе я покупаю себе «Alpen Gold» из детства, хочу накормить ту маленькую себя досыта.
Но, мать, тебе 37. Все под контролем. Вот твой кофе. Ты на самом деле не хочешь его, ты хочешь стабильности. И это продуманная жизненная акция. Со стороны может показаться, что транжирство, но нет. Я покупаю гораздо больше, чем кофе.
Я рассказываю сыну про свое детство. Он любит эти рассказы, слушает внимательно, про дефицит даже переспрашивает.
Его детство досыта утрамбовано шоколадом, а ограничения действуют только на большое количество вредной еды. Нельзя столько «Баунти», зубы испортишь. Нельзя столько гамбургеров, желудок испортишь.
Я смотрю на сына, который не умеет сильно хотеть, и не знаю, хорошо это или плохо. Нужно ли лишать чего-то, чтобы научить мечтать и хотеть?
– Дась, – спрашиваю у сына, который склонился над тетрадкой и делает уроки. – Вот прямо сегодня, сейчас, чего ты очень-очень хочешь?
– Я очень-очень хочу каникулы, – не задумываясь, отвечает сын.
– Ооо, у меня по этому поводу для тебя сюрприз. Акция! Напиши завтрашние контрольные на пятерки, и твои каникулы начнутся на два дня раньше!
– Как это?
– Ну, все учатся до пятницы, а у тебя последний учебный день – среда. А в четверг ты едешь в лагерь.
– Уррра! – с радостными воплями сын скачет по комнате. Обожаю радовать его. Вся наша жизнь – одна сплошная акция.
В – Взятка
Я много лет была чиновником. Слово «чиновник» вызывает у людей негативные ассоциации, прежде всего в общественном сознании это бездельник и взяточник. Я видела чиновников, которые и правда были бездельниками и взяточниками и этим дискредитировали остальных.
Я часто даю интервью и рассказываю, что мне обидно за профессию: за 12 лет чиновничества я ни разу не брала взятку. «Правда, объективности ради стоит добавить, что и не давал никто», – говорю я в конце, и в этом месте все смеются.
Однажды журналист решил развить тему и спросил:
– То есть если бы вам дали, вы бы взяли?
Это такой простой вопрос, и ответ на него очевидный. Просто скажи «нет, ни за что». Так и есть, на 99,9 %. Но мне важно быть честной, важнее, чем хорошей. И я на секунду задумалась. Бывают разные ситуации.
Меня, например, спросили однажды, могу ли я убить птицу. Я даже на поняла вопроса, возмутилась. Как вы вообще могли подумать, что за вопрос! Конечно, нет!
А если это большая птица нападет на моего ребенка? Или если мы на необитаемом острове умираем от голода и… Понятно, что такие ситуации не могут произойти у нас, в спальном районе столицы. Но гипотетически они существуют, и говорить категорическое «нет» опрометчиво.
Однажды в молодежном лагере я была свидетелем того, как один парень присвоил себе результаты чужого труда. Сказал, что это он художник, нарисовавший картину. Я знала, что автор той картины – совсем другой человек, который раньше уехал из лагеря по семейным обстоятельствам, а хвалили – его, обманщика. И вот он улыбался, принимал незаслуженные аплодисменты, смущенно кланялся, и все его смущение принимали за скромность, а я думала: «Интересно, что у него внутри? Каково это – чувствовать незаслуженное признание, омраченное страхом внезапного разоблачения?»
Взятка – это то же самое. Это способ запачкать душу. Никто не заметит, что душа запачкана, но я-то буду знать, и мне от этого будет плохо.
Однажды до меня дошли слухи, что господин N берет взятки. Тот самый N, который регулярно и без шумихи помогал одному детскому дому. Оборудовал там спортзал, сделал косметический ремонт в классах за свой счет, купил технику. Я привыкла думать о нем с восхищением как о человеке широкой души. Информация про взятки меняла ситуацию в корне. Получалось, что счет не такой уж и свой. Я растерялась: не умею судить людей.
А вдруг у него были основания взять те деньги? Это, конечно, не оправдание преступлению, но…
Однажды моя дочь сильно заболела, чуть не умерла и потеряла слух. Я очень страдала и была не в себе: готова была перечислить (и практически сделала это) приличную сумму шарлатану, который обещал проникнуть в мою дочь «через ауру» и вернуть ей слух без операции. Я настолько ничего не соображала, что верила в любую чушь.
Потом я узнала про кохлеарную имплантацию. Это как раз возможность сделать операцию и восстановить слух. Делать ее нужно срочно, пока не закостенела ушная улитка после менингита. Операция стоила три миллиона рублей. Для нас это огромные деньги. Я никогда столько в руках не держала. При этом время играет не в нашей команде, стремительно утекает сквозь пальцы: у нас было всего несколько дней, чтобы найти эту сумму.
Позже мы узнали, что операцию можно сделать по квоте, то есть бесплатно. Но несколько дней мы, не зная про квоты, искали деньги. Мы готовы были продать активы, но за неделю это сделать проблематично.
Я не могла думать ни о чем, кроме спасения дочери. Я сутками была в панике. Мне кажется, именно в том состоянии, в котором я была, люди грабят банки. Потому что о рисках не думаешь.
Мне кажется, если бы в тот момент мне предложили взятку, я бы взяла. Я бы не думала о деньгах, я бы думала о дочери. Потом, после операции, завтра, я пойду и сдамся. И пусть меня посадят. Но сегодня я спасу ребенка.
Я стараюсь исключить категоричность из своего мышления и всем ищу оправдания. Я не знаю, что там, на колокольне этого человека. Просто с моей колокольни очевидно, что пойти на сделку с совестью только ради денег – очень сомнительный профит.
Можно сойти с ума от тревожности и осознания черты, которую ты переступил, от того, что ты сам поцарапал свою карму.
Однажды у нас с дочкой украли… коляску. Я вышла из магазина – а коляски нет. Я ошалело заметалась на крыльце, как домовенок Кузя, у которого украли сундучок со сказками. Ой, беда-беда, огорчение! Нафаняяя! Вот кем нужно быть, чтоб украсть коляску? Каким-то предводителем дураков со дна колодца беспринципности? Вот какой у этого вора следующий шаг? Выхватить «Агушу» из ладошек заснувшего годовасика? Сдернуть с седой головы бабушки павлопосадский платок?
Смеркалось. Я растерянно стояла на крыльце: в одной руке две большие упаковки подгузников, в другой дочка. Катюня, кстати, весила тогда уже почти 7 кило и скользила своим комбезиком по моему пуховику. Из дверей магазина вывалился пьяный толстый мужик с бутылкой пива и, не рассчитав траекторию движения, больно толкнул меня локтем. «Так, – внутри меня проснулся Шерлок. – Значит, во-первых, это не сон. А во-вторых, еще нет 21:00, раз мужику пивас продали! Это для протокола пригодится». Дедукция…