Страница 26 из 37
Алексей даже не заметил моего отсутствия — когда я вошел в гостиную, он все так же сидел за компьютером. Он уже ничего не печатал, а просто сидел на каком-то юридическом сайте. Я не стал его отвлекать и ушел в спальню. Лег на кровать и скоро не заметил, как уснул.
========== Суд ==========
Суббота наступила так быстро, что я даже не успел осознать этот факт. После того, как мы рассчитали, сколько лет получит наша преступная троица, время летело со страшной силой. На следующий день после расчета срока я, придя в следственный изолятор, почему-то решил наведаться к Сергею. Сообщу ему, что нашел того, кто подбросил ему героин — пусть радуется. Недолго ему радоваться-то осталось. Явно больше десяти лет сидеть ему на нарах.
— И кто же он такой? — поинтересовался он. А ведь действительно обрадовался, узнав, что я все выяснил: расплылся в довольной улыбке — мне сразу же захотелось стереть ее с его лица. Но не надо показывать свои истинные чувства. Это пока лишнее.
— Твой коллега. Максим Горский, — его тоже привезли ко мне, но я его посещать не собирался. И говорить об этом Шевченко — тоже.
При этих словах он явно изумился.
— Что я ему такого сделал, чтобы он подкинул мне наркотики? Он мне казался нормальным парнем.
Сказал бы я тебе, что ты сделал тогда, около двадцати трех лет назад… Ведь у тебя всю жизнь была и есть мания величия. Как только я мог подумать, что ты по-настоящему скромный? Я, разумеется, не психолог, но почему я так жестоко ошибался? Ой, правду говорят, что чужая душа — потемки!
А он сам виноват, что сидит в моем следственном изоляторе… Сам ведь рассказал по пьяни об изнасиловании Виктории, и кому? Племяннику своей жертвы. А Максим всего лишь оказался не в том месте и не в то время — вот и поплатился своей свободой. Не знаю, сколько лет ему сидеть.
— В субботу узнаешь. Конвой приведет тебя в наш районный суд. Судье тоже есть о чем с тобой поговорить. Прощай.
Во время этой речи я с трудом сдерживался, чтобы не ударить его или вообще — чтобы не убить. Но каким-то чудом мне удалось взять себя в руки. А я-то хотел взять с собой кого-нибудь из своих приятелей, чтобы те удержали меня от вероятного убийства…
Вернувшись вечером в Люберцы, я не стал говорить Крохину о своей короткой беседе с Сергеем, а отделался нейтральными фразами. Дескать, все нормально. Он же в свою очередь не стал расспрашивать меня ни о чем. Спасибо ему за это.
А прошлым вечером, ближе к ночи, когда мы уже почти спали, я вдруг услышал, что Алексей плачет. Я понял, что он представил себе, как будет в десять часов смотреть в глаза всем членам заседания. Больше недели назад осудил явно невиновного Сергея за наркоторговлю… Хотя мы же восстановили справедливость, так что непонятно, почему он принимает это так близко к сердцу. Я сказал ему об этом, и он со мной согласился. Скоро он успокоился, и ему наконец удалось заснуть. Но ненадолго — сквозь сон я слышал, как он опять встал и долго ходил по квартире. Однако у меня уже не было сил, чтобы сказать ему, что на дворе глубокая ночь и надо ложиться спать. Меня непреодолимо потянуло в сон.
Утром, когда мы уже приехали на Казанский вокзал (в электричке я почти все полчаса спал из-за того, что было ночью), я спросил у него:
— Неужели ты так переживаешь из-за того, что посадил Шевченко за торговлю наркотиками?
— Не совсем. Просто это ведь уже второе мое незаконное деяние такого рода… Ты же помнишь, что я отправил Павлова далеко отсюда? — я закивал. — Ведь, если подумать, то это и довело его до смерти… Я, конечно, даже не предполагал, что Крестовский согласится его устранить. Все-таки он же его бывший начальник.
— Чего уж теперь думать об этом? Нет ни Павлова, ни Вадима… — тут я вспомнил о своем желании сходить в церковь. — Знаешь, я хочу поставить свечку за упокой его души. Пойдешь со мной? — он согласился, чего я и ожидал.
Скоро мы подошли к зданию суда. Крохин задержался у входной двери и вдруг перекрестился.
— Господи, дай мне силы выдержать это заседание… — тихо сказал он, но я его услышал.
Мы вошли внутрь и направились к залу суда, правда, до того Алексей ненадолго зашел в свой кабинет и вскоре вернулся уже одетым в черную судейскую мантию. После этого мы пришли в зал суда. Слава богу, заседание будет проходить без коллегии присяжных.
Зал оказался небольшим: комната с двумя столами, где лежали какие-то бумаги, местом для судьи и отделенным решеткой пространством со скамьей подсудимых. Пока там находился только знакомый нам обоим прокурор Евдокимов, выглядевший совершенно так же, как и в нашу встречу, когда я просил Николая изучить записи с камер видеонаблюдения, что навело нас сначала на Павла Горского, а потом уже на его сына. Евдокимов хмуро посмотрел на меня, явно узнав и вспомнив о том разговоре возле кабинета технического специалиста, но ничего не сказал и только кивнул нам обоим в знак приветствия. Я тоже вспомнил, что обошелся тогда с ним довольно недружелюбно, и опустил глаза от стыда. Еще в зале сидел незнакомый человек средних лет в черном костюме. Адвокат, что ли? И кто из нашей троицы нанял его?
Однако через некоторое время конвой привел Максима, Сергея и того следователя Лукьянова. Пришла также и девушка-секретарь. Крохин занял свое место, а я сел возле адвоката. Тот удивленно посмотрел на меня:
— Вы здесь в качестве свидетеля, что ли? — я кивнул и объяснил ему, что мы на пару с судьей раскрыли это дело. Его эта история явно заинтересовала. Но мы не успели даже познакомиться, как Алексей начал говорить:
— Прошу всех садиться. Судебное разбирательство объявляю открытым. Рассматривается уголовное дело по обвинению Лукьянова Антона Михайловича в совершении преступления, предусмотренного частью третьей статьи 290; также по обвинению Горского Максима Павловича в совершении преступлений, предусмотренных статьей 296, частью третьей статьи 291, пунктом «в» части второй статьи 229 и частью пятой статьи 128.1; и по обвинению Шевченко Сергея Владимировича в совершении преступлений, предусмотренных статьями 117, 131 и 307 Уголовного кодекса Российской Федерации, — услышав это, наш третий подсудимый широко открыл глаза от изумления. Может быть, он и помнил, что совершил двадцать три года назад, а, может, и нет. Наверное, думал, как судья об этом узнал… — Секретарь, доложите о явке в судебное заседание.
Девушка встала и сообщила:
— В судебное заседание явились подсудимый Лукьянов, подсудимый Горский и подсудимый Шевченко. Государственный обвинитель — прокурор Евдокимов Дмитрий Александрович, защитник — Северский Николай Алексеевич. Явился свидетель Мартынов. Не явился свидетель, пожелавший сохранить анонимность — приложил заявление о рассмотрении дела в его отсутствие.
Здесь я заметил на лице Сергея какое-то странное выражение: то ли изумление, то ли ненависть. Скорее всего, догадался, кто этот анонимный свидетель.
Алексей стал разъяснять всем присутствующим в зале регламент судебного заседания: что при входе судьи все, кто здесь есть, встают, дают показания и делают заявления стоя, обращаются к судье «Ваша честь» и так далее. Затем он опять представил всех работников суда: девушку-секретаря, оказывается, зовут Маргарита. Остальных: прокурора и адвоката — я уже знаю. После этого он начал расспрашивать Лукьянова о нем. Оказалось, что он учился в московской академии МВД и имеет жену и маленького сына. Тут я понял, почему он согласился принять от Максима двадцать пять тысяч рублей… Наверно, его оправдают, но, если учесть, что Алексей, услышав от него самого, что он из-за денег отказался расследовать дело Шевченко (всю работу за него сделали мы), даже выматерился, чего я совершенно не ожидал от него — интеллигентного человека, скорее всего, этого не будет.
— Государственный обвинитель, огласите, пожалуйста, обвинение.
Евдокимов встал и, держа в руках лист бумаги, начал читать:
— Десятого июля 2017 года подсудимый Лукьянов, занимавший должность следователя отдела полиции по Басманному району города Москвы, получил от своего коллеги, подсудимого Горского, взятку в размере двадцати пяти тысяч рублей за то, чтобы он не расследовал дело их общего коллеги, подсудимого Шевченко, которого тот же подсудимый Горский обвинил в желании продать четырнадцать килограммов героина за границу. Вы согласны с предъявленным вам обвинением? — обратился он к Лукьянову. Он ответил утвердительно. — Вы себя виновным признаете? — он так же ответил.