Новизна хуже старины

— Да. Мне всего лишь надо было отдохнуть. Ну что, подумаем о нашем с вами расследовании?

— Не надо. Я позвонил начальнику нашего РОВД, и он обещал задержать Смолина. Завтра я с ним поговорю.

— А если это не он подбросил вашему другу героин? Что нам тогда делать?

— Может быть, его допрос наведет нас на какие-нибудь новые мысли?

***

С тех пор, как я получил записку с угрозой убийством неизвестно от кого (я искренне надеюсь, что этим проклятым анонимом окажется-таки Смолин — другому-то некому ведь!), я твердо решил, что останусь в Люберцах на время расследования. Пусть удивляется этот бывший мент: дескать, куда это он подевался? Может, он и знает о моем переезде — за мной ведь слежка… Но кто следит? За все время — ни в метро, ни на Казанском вокзале, ни в Кратово, ни еще где мне не встречался совершенно никто — обычных прохожих я в счет не беру. Бог весть, может, люди, нанятые «серьезными лицами» для слежки, так хорошо прятались… Но я же служил в спецназе и понимаю, когда рядом происходит что-то подозрительное. Однако ничего такого не было.

Оставшееся время до конца дня мы провели, не думая о нашем деле. Да и, честно говоря, мне было не до этого. Я боялся, как бы у Алексея снова не разболелась голова, поэтому, едва он проснулся, снова отправил его спать, предварительно вручив ему стакан воды и таблетку «цитрамона». Он настаивал на том, чтобы мы опять поразмышляли над делом, но я был непреклонен. Мне просто хотелось отдохнуть от всего пережитого. Так что он уснул, а я без цели бродил по его квартире, не зная, чем бы себя занять.

Я нашел лежавшую на подоконнике книгу и решил хотя бы почитать. Но, к сожалению, она оказалась на французском — а я его не знаю от слова «совсем». Знаю только популярные выражения, которые известны и русским. Лично у меня представление о Франции довольно слабое и основано на стереотипах, так же, как, наверно, у большинства россиян: я знаю, что в Париже есть Эйфелева башня, что французы едят лягушек, что существует роскошный Лазурный берег, где отдыхал ныне покойный Вадим… Но сейчас к этому добавилось еще кое-что: это страна, где его вместе с Крохиным едва не убили и его-то самого — прости меня, господи, за мои слова… — лишили чести. Зная это, я дал сам себе обещание никогда не ездить туда. Я, конечно, не убийца, так что такое мне не светит, но все равно, если я когда-нибудь приеду в эту страну, в памяти всплывут страницы шестой части дневника покойного, и захочется скорее вернуться обратно.

Да, право, поездка во Францию мне и не по карману. Мне милее русские курорты — например, Адлер или Крым. К тому же это отличный вариант для людей среднего класса, каков я сам. У меня нет богатых родственников, я не женился на дочери бизнесмена, как мой погибший начальник… Я вообще не женат, поскольку живу работой. Честно говоря, никогда не желал серьезных отношений, поэтому заводил мимолетные романы с симпатичными девушками и был весьма этим доволен.

Пока я думал обо всем этом, наступил поздний вечер, почти ночь, и мне захотелось спать. Я пошел в нашу комнату и с порога был встречен раздраженным:

— Зачем вы меня тогда заставили лечь спать? Что же мне ночью делать? За весь день я уже выспался.

Да я же просто хотел, чтобы он отдохнул… Не спорю, неразумно получилось, но ведь я ради него это сделал… Так я ему и сказал.

— Саша, запомните: благими намерениями вымощена дорога в ад, — он усмехнулся и добавил: — Но я не сержусь на вас. Вы же не со зла… Ладно, попробую снова заснуть. Спокойной ночи, — и он отвернулся к стене. Я тоже лег рядом с ним и скоро уснул. Но тут же проснулся от того, что мой телефон зазвонил. Я посмотрел на экран — сообщение от Крутовского, который писал, чтобы мы подъехали к нему завтра утром. Где-то часов в восемь.

========== День пятый. Допрос и неудачный анекдот ==========

Когда на следующий день мы с Алексеем уже стояли в вестибюле станции «Курская»-кольцевая, он мне сказал:

— Мне нужно перейти на «Чкаловскую»: мне в суд. Так что дальше вы пойдете без меня.

— Неужели вы бросите меня? — растерянно спросил я его. — За нами слежка, а вы хотите идти в суд один, и чтобы я тоже шел один? Тем более Сергей просил нас подойти в его отдел в восемь, чтобы поговорить со Смолиным.

— Нас обоих? Но… — он хотел было что-то сказать, однако только махнул рукой. — Ай, ладно, пойдемте вместе. Надеюсь, наша беседа с этим опером не затянется надолго. Вот только… как бы в суд не опоздать? Неважно.

Мы вышли на улицу и направились в отдел полиции. Что нам расскажет Смолин? Об этом я думал всю дорогу; Алексей, вероятно, тоже.

***

Пришли мы почти в назначенное время: около восьми часов. Сергей Павлович уже ждал нас едва ли не на пороге здания ОВД. Заметив нас, он сам вышел навстречу, и мы, все трое, вошли внутрь. Молодой дежурный сразу же отдал честь (видел же, что все мы — не последние лица в госструктурах: меня здесь хорошо знали, а у Алексея была слишком запоминающаяся внешность, поэтому его тоже знали, хоть судье и ни к чему посещать отдел полиции) и хотел было нас проводить. Спросил, куда мы идем. Я хотел ему ответить, но начальник отдела замахал на меня руками и сказал молчать. Это показалось мне довольно странным, но он все объяснил, когда мы подошли к изолятору временного содержания.

— Ты что, с ума сошел, Мартынов? — шепнул он мне на ухо. — Не надо никому знать о том, что работник моего отдела, пусть и бывший, вероятный наркоторговец! Это же позор как для меня, так и для всех!

Ну, я уже и сам это понял и потому ничего не сказал. Он открыл дверь, и наша троица вошла в изолятор.

«Аноним», то есть Смолин, сидел на нарах. Лицо его не выражало абсолютно ничего — ни сожаления, ни злорадства — ничего. Как будто на нем была маска, или оно было словно высеченное из камня. Это сильно удивило меня: после всего, что переживает любой человек, впервые попавший в ИВС — вот хотя бы личного досмотра… — он становится испуганным и может даже совсем сломаться. А этот сидит сейчас на нарах с таким видом, как будто все это происходило вовсе не с ним, а с каким-нибудь другим человеком.

— Доигрался ты, братец, — обманчиво спокойно обратился к своему бывшему подчиненному Крутовской. — Случай в декабре тебя ничему не научил? От побоев перешел к наркоторговле и угрозам расправой над невинными людьми?

Бывший следователь надменно вскинул голову и ответил:

— Во-первых, товарищ полковник, тот мужик, которому я тогда врезал, был серийный убийца. А с ними церемониться не стоит. Простите меня, что я не знал о том, что он был вашим другом, — последнее слово он произнес с каким-то презрением, словно выплюнул его в лицо бывшему начальнику. Несчастным человеком был Вадим: даже после смерти его обсуждают все, кому не лень, да еще и в негативном ключе… — Во-вторых, я наркотиками никогда не торговал и не собираюсь. Не надо, пожалуйста, вешать на меня ваши подозрения.

Здесь уже я не выдержал. Столь наглая ложь просто разозлила меня. Не торговал он наркотиками, как же! А откуда он тогда знает о том, что я расследую дело, связанное с героином?!

— Ты хотя бы не станешь отрицать, что написал мне записку с угрозой убийством?

— Чем докажете? — спокойно поинтересовался тот.

— А хотя бы тем, что ты так быстро скрылся после того, как позвонил в мою дверь! Ты же живешь рядом со мной, значит, тебе легко вернуться в свою квартиру после того, как положил записку на мою табуретку в коридоре! Я сразу же выбежал искать тебя, но так и не нашел. Правда, эксперт нашла только следы резины, но никаких отпечатков пальцев.

Услышав мой ответ, Смолин вдруг рассмеялся, но вскоре улыбка сползла с его лица, и оно снова превратилось в каменную маску.

— Здесь вы угадали — анонимку вам написал я. Но я не угрожал вам никаким убийством: я, наоборот, хотел вас предупредить, чтобы вы не связывались с серьезными людьми. Ваше дело куда сложнее, чем вы думаете. Поэтому я и использовал резиновые перчатки, чтобы не оставить «пальчиков» на записке. Ведь меня тоже могут вычислить.