Страница 10 из 37
— В Люберцах, на квартире у Алексея. Буду там жить, пока мы не закончим расследование.
— А сейчас этим занят?
— Нет, у него недавно была сильная мигрень, и я с ним вожусь… Ночью у него припадок был. Он сейчас спит.
— Ну ладно… В понедельник приезжай к нам в отдел, поговоришь со Смолиным. Да, и извини меня за мой резкий ответ насчет этого опера из Басманного ОВД — Шевченко.
Я отключился и пошел обратно. Кинул беглый взгляд на Алексея — он спал сном праведника. До понедельника можно и отдохнуть, не думать о расследовании. Сергей все сделает. Кто такой этот аноним — я выясню завтра. А пока я решил почитать дневник Вадима — я помнил, что Алексей держал его на средней полке книжного шкафа. Я пошел в гостиную, быстро нашел там знакомую тетрадь в черном переплете и, вернувшись в спальню, сел на кровать рядом со спящим и стал читать.
В тот день, когда его заметки впервые попались мне на глаза, я прочел только часть, где Вадим писал об убийстве Лиановского. Начало следующей части описывало его болезнь, случившуюся с ним на нервной почве.
«Меня навещали только Павлов и мой заместитель. Первого я еще как-то мог выносить, но второго — никак, поскольку в бреду мог случайно проговориться о том, что я убил Лиановского и остальных. Саша, конечно, обижался на меня за это, но, понимая, что с больного спрос маленький, не выражал вслух свое недовольство. А я, оставшись один в палате, плакал в подушку, стараясь, чтобы это было незаметно».
А ведь я действительно тогда обижался на него. Вот представьте себя на моем месте: я приходил к нему в больницу, а он не смотрел на меня и старался скорее выпроводить… Но я же тогда не знал, что он убил троих человек! Я узнал об этом только тогда, когда в декабре за ним пришли опера и вели его в наручниках по нашим коридорам…
Затем он ездил в Адлер и привез оттуда молодую жену… Я помню, что на свою свадьбу он пригласил меня, Павлова, Наумова, Сергея (начальника нашего РОВД) и кого-то из знакомых своего тестя. А отец Анастасии был успешный бизнесмен. Свадьба прошла скромно — мы просто сидели в ресторане. Не напились допьяна (но не все) — у Вадима была какая-то странная реакция на алкоголь: он постоянно засыпал даже после одной рюмки.
А в следующей части объявился Маликов. Странный он все-таки человек: мало того, что он не отплатил убийцам своей семьи — ведь потерял отца, мать, жену, дочерей — и заставил Вадима отомстить за них (а тот ведь никакого отношения к ним не имел!), так еще и ушел с работы, как только всплыли факты его биографии. Как я узнал, что он был прокурором, то чуть не упал в обморок. Хорош прокурор! Слабый характер — разве это достойная такой должности черта личности? Дальше я прочитал о том, что Вадим предложил ему работать следователем. Вот, значит, как он в полицию попал! По блату! Разве это хорошо?
Следующая часть не была интересной: Вадим описывал три дня, проведенные им на его даче вместе с Анастасией и Маликовым. Но потом события завертелись, как в калейдоскопе: он отправился на исповедь, что ему посоветовал… Владимир. Никогда бы не поверил, что он в кои-то веки может дать кому-либо добрый совет. Однако, тем не менее, это было именно так.
Вот я и добрался до его поездки на Лазурный берег: последние строчки повествовали о том, что его, Владимира, Раису и Анастасию лишили сознания и его одного куда-то увезли. Сейчас я узнаю, что он пережил в плену — страшно это читать, но нужно…
Его поймал какой-то польский криминальный авторитет, Ян Радзинский — садист и гей. Об этом мне еще Алексей рассказывал, но в двух словах, а Вадим написал об этом самую большую главу из всех… Так вот, он его поймал, заставил раздеться донага и затем жестоко избил. А когда Вадим потерял сознание, то главарь этих польских бандитов привел его в чувство, вылив на свежие раны от прутьев соляной раствор. Да, вот это кошмарно… Этот садист точно так же поступил и с Алексеем. Я посмотрел на него — он все еще спал.
Продолжаю чтение — я пробежал глазами страницы, рассказывавшие о раскаянии Вадима. И вот я наткнулся на эпизод, когда к ним в подвал пришел Радзинский и затем увел его с собой. Я сразу понял, о чем там будет рассказано, и хотел бросить тетрадь, но собрался с духом и решил прочитать, несмотря на глубокое отвращение, которое наверняка испытаю.
Но Вадим сумел описать свое… нет, я не могу сказать это слово!.. так, что особого отвращения я не почувствовал. Конечно, я все-таки испытал его, но только по отношению к личности главаря мафии, а не к жертве насилия! Мне очень хотелось убить его самым жестоким способом! Крохин тогда то же самое сказал:
«— Да как он посмел? Я его за это убью голыми руками! — возмущенно кричит он».
Я бы тоже убил этого Радзинского, если бы был на его месте. Но именно эти слова Алексея привели тогда к тому, что он едва не принял столь ужасную смерть… Я не мог понять этих мафиози — как они только могли додуматься до того, чтобы вливать внутрь человека яд? По-видимому, все они были либо явными, либо латентными гомосексуалистами… Ну, главарь-то был явным. И казнь они выбрали с таким же извращенным оттенком! Странная какая-то психика у всех этих преступников — единственным из них, чьи мотивы я понимал, был Вадим. Да, в глазах простых обывателей он отъявленный рецидивист, хоть ни разу не сидел в тюрьме. Я назвал его преступником только потому, что хотел посмотреть на это дело с точки зрения обычного человека, а не его друга.
Вот они убежали из плена — но как… Я бы, наверно, постыдился ходить раздетым по территории чужой страны, но у них двоих не было выбора. Разумеется, в критической ситуации еще и не то сделаешь… Слава богу, что мне за свою жизнь не приходилось сталкиваться с подобным. И как только Вадим со своими друзьями смог продолжить свой отдых, как будто ничего не случилось? Но я знал, что он никогда не принимал близко к сердцу случившееся с ним — единственными исключениями были убийство Лиановского и заказное — Павлова, который (негодяй какой!) во время его дня рождения сказал ему, что пойдет в ментовку, чтобы ему дали пожизненное. И была первая попытка самоубийства, к счастью — неудавшаяся. А потом — арест…
В изоляторе временного содержания Смолин сначала обругал его матом, потом ударил… И, если бы не Маликов, жестокого избиения (обычное дело в нашей русской ментовке) было бы не миновать. Второй хороший поступок, которого я не ожидал от этого слабохарактерного человека.
Ну, а дальше было неинтересно — я не стал внимательно читать оставшиеся страницы. Смерть бизнесмена Цыганова, отца его жены, в ночь на второе января и последовавшее за ней решение Вадима покинуть свою шикарную квартиру — подарок на свадьбу… Решил прочесть только последнюю часть, в которой узнал о встрече Вадима с Павловым. Я увидел, что тот стыдился своего поступка, но сделать ничего со своим желанием восстановить так называемую «справедливость» не мог. Да и не успел.
А когда я читал о том, как душа убитого явилась Вадиму во сне, то даже не сдержал слез. Да, я, не стыдясь, рассказываю об этом. Чего стоят мои слезы по сравнению с угрызениями совести серийного убийцы? Вот они-то и привели к тому, что он выбросился с десятого этажа…
Я положил тетрадь куда-то в сторону и продолжал размышлять о том, что только что прочитал. А слезы так и шли из глаз…
— Вы чего плачете? — вдруг услышал я голос Алексея, резко дернулся и испуганно посмотрел на него — ему, казалось, было лучше.
— Господи, вы уже проснулись… Просто читал дневник Вадима, и это так тронуло мою душу, что вот — не сдержался.
Он понимающе кивнул.
— Ну, тогда все ясно. Шестую часть прочитали? — я ответил положительно. — И как она вам показалась?
— Спасибо, что со мной такого не произошло… — передернул я плечами, словно мне стало холодно. Вспоминать все пережитое ими во французском плену — себе дороже. Почему на свете существуют люди вроде этого Радзинского? Не знаю ответ на этот вопрос.
— Это верно.
— С вами все хорошо? — обеспокоенно спросил я его.