Кавалеристы

Слева – Василий Враков, справа – Александр Климов. 1943 год

– А какие отношения у вас были с комиссаром?

– У меня с комиссаром всегда были отличные отношения. Потому что я был художником, рисовать умел, стенгазету там, лозунги. Один раз большую картину нарисовал: новый Дворец советов, который должны были строить, а над ним портрет Ленина В.И. Картину увидел полковой комиссар, она ему понравилась, он меня вызвал и спросил: «Есть ли у тебя разрешение рисовать Ленина В.И. и других вождей?», я говорю: «Какое разрешение? Нет, конечно», – комиссар ответил: «Жаль, конечно, но картину придется снять, а то вдруг ты что-то неправильно нарисовал». Тогда я сказал: «Товарищ комиссар! Все будет сделано, Ленин будет не мной нарисован». Я перебрал кучу газет, вырезал лицо, все закрасил, затушевал, так что получилось, что Ленин не мной нарисован. Так что отношения были у меня с комиссаром отличные. Вот я комиссару про случай с ротным и рассказал. Ротный мне трое суток гауптвахты дал, якобы за то, что я шинель потерял, а ее сержанты ротного украли. Но я на гауптвахту с легкой душой шел, значит, дальше дело не пошло. Отсидел я, когда вернулся, шинель и буденновка моя на месте висели. Так эта история и закончилась. Но с ротным мы врагами стали, пообещали, что если вместе на фронт попадем, то или я его пристрелю, или он меня. А через какое-то время нас уже готовились отправлять.

– Сколько обучение длилось?

– Положено шесть месяцев, но нас учили только четыре, после экзаменов я получил все то же звание мл. сержанта, хотя должны были сержанта присвоить. Это ротный постарался.

– Какие экзамены вы сдавали?

– Знание устава, остальные по оружию: миномет, пулемет, автоматы, винтовки. Что изучали, по тому и экзамены сдавали.

– Во время обучения чаще были практические занятия или больше теории давали?

– На полигон ходили часто, каждый день, но стреляли мало. Я учился на 50-мм миномете, мы очень мало стреляли. В основном загонят в лес, команда «К бою!», снег начинаешь раскидывать, а мороз градусов 35–40. Зарылся в снег и примерзаешь там, не дай бог. Нас взводный спасал, Морозов, он нашел баню в лесу, и когда сильные морозы были, по команде «К бою!» мы бежали в баню, и он там проводил теоретические занятия. Так нас гоняли весь день, пообедаешь, и снова в лес. Когда морозы стали поменьше, он нас тоже гонял, специальные окопы для минометов учились рыть в снегу. Когда в поле выгоняли, там окопы рыли с удовольствием. Можно было рапс найти, он длинный, как морковка, мы его отогревали и ели, кормили-то нас очень плохо.

– Всегда плохо кормили во время обучения?

– У нас считался «Ворошиловский паек», но, видно, воровали много. Так что этот учебный лагерь был для меня концлагерем.

В общем, после сдачи экзаменов нас отделили от остальных и отправили в г. Молотов, сейчас г. Пермь, в Бершицкие лагеря. Когда нас, младших командиров, привели в эти лагеря, приехал командир полка: две красивые лошади, на нем белый полушубок и розвальни у него белые. Как барон сидел. Мы таких командиров еще не видели. Он поднялся в санях: «Старшина!» Тот подбегает: «Товарищ полковник, младший комсостав построен!» Полковник как зарычит: «Слушай, старшина, ты где этих оборванцев собрал, по подвалам, что ли? Немедленно убрать, а завтра, чтобы здесь стояли младшие командиры». Мы действительно грязные стояли, не помню даже, чтобы в учебном лагере мы мылись, так нас прямо в баню. Мылись долго, после бани выдают обмундирование новое, с иголочки, теплые бушлаты, шапки-ушанки, две пары теплого белья. В лагере даже белья теплого не выдавали. Месяц потом отъедались, рядового состава не было, только командирский и младший комсостав. Офицеры каждый день пьянствовали. Затем, в январе, прибыли добровольцы, которых направляли под Сталинград. Мне в отделение достались двенадцать кавказцев из Иркутска и Магадана, они там сидели по 10 лет за убийство, но не бандитское, а по кровной мести. Кормить стали хуже, макуху, траву такую, для приварки собирали мои кавказцы. Их в Сталинград отправили, а нас никого не пустили, только четыре младших командира их сопровождали. Еще к нам прибыли моряки Тихоокеанского флота. Они уже отслужили по пять-семь лет, их почему-то без офицеров прислали, так с ними мог разговаривать только командир полка, всех остальных посылали: «Закрой дверь с той стороны!» Отличные ребята были. Что запомнилось: когда их переобмундировывали, они долго отказывались форму менять, пока им не доказали, что в черной форме на снегу немцы будут их, как куропаток, расстреливать. Матросы сдались, но оставили себе тельняшки и бескозырки. Нас, младших командиров, снова не пустили, хотя мы все на фронт рвались. Нас человек 160 было, решили опять возвратить всех в г. Ялуторовск, учиться на старшин. Ну, мы по примеру моряков бунтовать начали, перестали подчиняться командирам взводов, рот. Потом, уже в мае, в Ялуторовске, когда нас собрали, все уже были уверены, что нас бросят на фронт. Командир полка уже новый был, Герой Советского Союза, и командиры в Ялуторовске были уже новые, фронтовики. По фамилиям вызывали, спрашивали каждого: «Учиться будешь?» Я ответил: «Нет, я уже тут учился, разжалуйте в рядовые и отправьте на фронт». Из всей роты только человек 10 остались учиться дальше. Привели в расположение, построили, праздничный обед организовали. Подошел командир полка: «А вы знаете, куда мы всех вас, разгильдяев, отправляем?» Мы отвечаем хором: «Никак нет!» – «Мы решили отправить вас в воздушно-десантные войска, там такие разгильдяи нужны». А я и самолета в глаза не видел.

Направили нас под Москву, в г. Ступино, там проходило формирование 17-й Гвардейской воздушно-десантной бригады особого назначения. Бригада находилась напрямую в подчинении Верховного главнокомандующего И.В. Сталина. Он держал нас для обороны Москвы, как последнюю защиту. Я попал во второй батальон, шестая рота, минометный взвод 50-мм минометов. Меня назначили помощником командира взвода. Начал поступать рядовой состав, в основном 1925 г. рождения, все с десятью классами образования, а у меня неоконченные шесть классов. Как закончилось формирование, меня «кинули через лычку» – присвоили звание ст. сержанта. В десанте я прослужил год и два месяца: с июня 1943 г. по август 1944 г.

– Как проходило обучение в десанте?

– У меня десять прыжков, четыре с учебного аэростата, шесть с десантного самолета «Дуглас». Постоянно боевые стрельбы, учения, кормили на убой. Гоняли так, что постоянно соль на спине была. Строго учили. Нас немцы называли «сталинские бандиты», задачи нам ставили такие: выброски в тыл, либо «языка» взять, причем брали не ниже майора, либо по тылам пройтись, склады и составы подорвать. Еще у нас был особый, десантный, закон: в плен не попадать. Если товарищ ранен, без сознания, и не можем к партизанам переправить, нужно его застрелить. Так вот и были мы «бандитами Сталина». У нас даже особая присяга была, десантная, на коленях каждый отдельно принимал перед знаменем бригады.

– Какое отношение было к Сталину как к вождю страны?

– Ты что! У нас всех портрет Сталина был, я в тетрадь себе вклеил. Нас после орловско-курской операции в леса, в тыл к немцам забросили, полторы недели в тылу у немцев провели, столько шороху наделали, в плен никого не брали. У нас ведь отличное оружие было.

– А как был вооружен десант?

– Как только нас формировать начали, в основном винтовки выдали, ППШ были. Потом выдали настоящие финки и десантный «кирзак» – на него все можно было повесить, кроме противогаза. Застегивались лямки, пояс – и на тебе все висит: и вещмешок, и толовые шашки. Выдали новые автоматы ППС, маленькие, удобные такие, компактные, с откидным прикладом. Минометы тоже с собой брали, но ими не пользовались, на случай, если бы обороняться пришлось, носили.